Проза Владимира Вейхмана
Главная | Регистрация | Вход
Пятница, 29.03.2024, 18:11
Меню сайта
!
Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0

Я – сэнсей

БГАРФ - Балтийская государственная академия рыбопромыслового флота (3)

Эрик Абиола, студент из Западной Африки, после окончания академии решил поступить в аспирантуру. Для приема вступительного экзамена по специальности была образована комиссия, под председательством Бондарева, в которую вошли также заведующий кафедрой Букатый и я.

Бондарев предложил мне как более искушенному в навигации сформулировать три вопроса по этой дисциплине. Я назвал традиционные вопросы, подобные тем, которые в свое время были заданы мне при поступлении в аспирантуру: меркаторская проекция, градиент горизонтального угла и один из способов определения места судна. Особых колебаний в выборе вопросов у меня не было, поскольку в приложении к диплому у Абиолы по навигации стояла оценка «отлично». Абиола сел готовиться, а Букатый ушел по каким-то своим делам, пообещав подойти, когда наш экзаменуемый начнет ответ. Спустя некоторое время ушел в свой деканат и Бондарев, и я остался с Абиолой один на один. Когда истекло отведенное на подготовку время, я попытался отыскать своих коллег, но безуспешно. Еще не видя подвоха, я предложил Абиоле начать ответ, в надежде, что Бондарев с Букатым еще подойдут.

Абиола начал с третьего вопроса; о рассматриваемом способе он имел определенное представление, но ни об условиях его применения, ни об оценке точности ничего сказать не мог. А от меркаторской проекции он уходил куда-то в сторону, не имевшую ничего общего с этой основной из используемых в навигации картографической проекции. Как я ни пытался расшевелить его память наводящими вопросами, решительно никаких, даже самых приблизительных представлений по поводу меркаторской проекции в памяти Абиолы не возникло. Не лучше было и с градиентом угла.

Как мне быть? Бондарев с Букатым, знавшие, в отличие от меня, Абиолу по годам учебы, исчезли, конечно, умышленно, переложив всю ответственность на меня. Не доверять оценке, поставленной государственной экзаменационной комиссией, да еще данной Абиоле кафедрой рекомендации на поступление в аспирантуру, грозило скандалом, который мне был вовсе ни к чему. И тут я смалодушничал. «Ну что, – думаю, – а все-таки симпатичный парень этот Абиола, стройный чернокожий красавец с таким интеллектуальным лбом и доверчивым взглядом. И из интеллигентной семьи: его родной дядя был даже избран президентом своей республики. Правда, попрезидентствовать ему не удалось, так как его тут же свергла военная хунта. Ну не знает Абиола проекции Меркатора, такие, видно, учителя были. Подзаймусь с ним, все это не такая уж премудрость, освоит он и проекции, и градиенты». И уже вслух говорю: «Оценка за экзамен – "удовлетворительно”». Абиола смотрел на меня серьезно и доверчиво: «А хотя бы "хорошо” поставить нельзя?» – «Нет, – говорю, – нельзя».

Так Эрик Абиола стал моим аспирантом.

*

Каждый четверг, к половине одиннадцатого, Абиола приезжал ко мне на кафедру. Я был не против встречаться и с утра пораньше, но Эрик попросил не делать этого, потому что ему было бы трудно рано вставать. Я в деталях объяснял ему очередную тему из курса навигации и называл страницы учебника с тем, чтобы он при следующей нашей встрече отчитался по этой теме. Вопросов у него не возникало. Через неделю наша беседа начиналась с того, что Абиола доставал толстую тетрадь, в которую был тщательно переписан материал из учебника, и начинал читать вслух – строчка за строчкой. Тут я каждый раз останавливал его, подвигал к нему чистый лист бумаги и предлагал своими словами пересказать пройденный раздел. Эрик повторял строку, только что прочитанную, и замолкал, ожидая, по-видимому, моей реакции. На мои вопросы Абиола в лучшем случае повторял прочитанную строчку еще раз, а чаще молчал, преданно глядя мне в глаза. У меня не было никаких оснований упрекать Абиолу в недобросовестности, он, по всей видимости, очень старался и всецело доверял мне, но вперед мы ни на шаг не продвигались.

Однажды вечером он позвонил мне домой и сообщил, что находится в отделении милиции и просит меня приехать. Всякие мысли приходили мне в голову, пока я вел машину, но никаких правдоподобных оснований для задержания своего аспиранта я так и не придумал.

В кабинете следователя, кроме Абиолы, находились еще два чернокожих молодых человека, как оказалось, его соотечественники. Дело оказалось вовсе не таким, каким я мог предполагать. Это сам Абиола обратился в милицию с жалобой на то, что эти молодые люди шантажируют его, требуя возвратить несуществующий долг. Следователь попросил меня охарактеризовать моего подопечного, который связно и убедительно доказывал несостоятельность претензий своих земляков, в то время как эта парочка совсем запуталась в своих показаниях. Когда со следователем, отпустившим Абиолу, мы обменялись несколькими фразами с глазу на глаз, тот сказал, что эти двое давно уже на примете у уголовного розыска по подозрению в контрабанде наркотиков.

Может быть, именно это происшествие породило у меня мысль не мучить бедного Абиолу насыщенными математикой науками, а попытаться подобрать ему тему будущей диссертации где-нибудь в области права.
Эрик как раз собрался на летних каникулах посетить свою родину, и я предложил ему ознакомиться с национальным законодательством, регулирующим морскую деятельность, получить, по возможности, соответствующие правовые акты и порасспросить специалистов, занимающихся этими вопросами.

Увы, и здесь мои ожидания не оправдались. Люди, к которым Эрик обращался, на его невразумительные вопросы ничего вразумительного ему не сказали. Две привезенные им книги также никакой полезной для нашего дела информации не содержали.

Отчаявшись, я предложил подумать над темой «Морское законодательство стран Гвинейского залива» и для начала дал совершенно конкретное задание: написать реферат об общей физико-географической характеристике Гвинейского залива.
Бедный Абиола не смог даже определить границы рассматриваемого района…

В чем Эрик был пунктуален, так это в отправлении религиозных обрядов. Он еженедельно посещал католический храм, а посреди учебного года показал мне приглашение на какое-то мероприятие молодых католиков, которое должно было состояться в Германии. Конечно, я не возражал против участия в нем Абиолы; это дело его убеждений, и непродолжительная поездка ничего не ухудшит в его аспирантской подготовке.

Более смутило меня, когда год спустя Абиола пришел ко мне уже с другим приглашением, в этот раз от методистской церкви, кажется, из Англии. Стараясь не задеть его религиозных чувств, я намекнул, что лучше бы все-таки заняться рефератом, который приблизит его к написанию диссертации. Абиола осторожно пытался убедить меня, что это паломничество ему очень необходимо, но я так же осторожно отстаивал противоположную точку зрения.

Та часть жизни Абиолы, с которой я сталкивался в академии, была, оказывается, лишь вершиной айсберга. А за ее пределами Эрик участвовал в какой-то предпринимательской деятельности, получил российское гражданство и женился на русской молодой особе, когда она была уже, как сказал Эрик, на восьмой неделе беременности. Венчание проходило в православном храме. Ребенка назвали совсем не православным именем – Ричард; однако при крещении ему дали еще и православное имя.

Не сдвинувшиеся за два года с места аспирантские дела подсказывали единственный разумный выход – взять академический отпуск, что я и посоветовал Абиоле, предложив придумать какую-нибудь причину.

Отпуск Эрику дали, не вдаваясь в выяснение причин.

*

С преподавателями морского права была вечная морока. Профессиональные юристы наотрез отказывались брать этот курс, ссылаясь на то, что морская специфика им совершенно незнакома, то ли дело трудовое, уголовное или гражданское право – тут-то у них и знания обширные, и богатый практический опыт. Лучшим вариантом было бы привлечь к этой работе капитана, имеющего, кроме судоводительского, еще и юридическое образование. Но, чтобы пересчитать таких специалистов, находящихся в поле зрения, даже пальцев одной руки было много, все они были при деле и не собирались оставлять места своей работы.

Еще в осеннем семестре профессор Каргополов, который много лет вел в академии курс морского права, перешел на работу в другой вуз. На его место с большим трудом удалось уговорить пойти опытного капитана Мойсеенко, кандидата экономических наук, который взялся за это дело неохотно, лишь в надежде, что ему присвоят ученое звание профессора.
В начавшемся семестре Мойсеенко в качестве преподавателя морского права не проработал и месяца. За это время он успел убедиться в том, что профессорское звание ему не светит, а тут подвернулось хорошее судно с выгодными рейсами, и он стремительно оставил академию. Часы, отведенные на его предмет в нескольких потоках, бесполезно пропадали, а Кулагин, заведующий кафедрой, картинно разводил руками: «Что я могу поделать? На моей кафедре больше специалистов этого профиля нет, пусть забирают морское право на какую-нибудь другую кафедру». Взоры руководства как-то непроизвольно обратились в сторону нашей кафедры и, персонально, на меня: морское право – все-таки близкая к безопасности мореплавания дисциплина, и кому, как не мне, взяться ее осваивать. Что с того, что я кандидат технических наук, ведь изучал же я когда-то эту науку, хоть и почти сорок лет назад.

Этот аргумент, казавшийся руководству бесспорным, в действительности был в высшей степени сомнительным. В мое время морское право изучалось на пятом курсе, а именно на этом курсе я оба семестра отсутствовал в училище, отправившись с двумя товарищами в научную морскую экспедицию. Разумеется, все учебники за пятый курс у нас были с собой, и мы успешно, судя по высоким отметкам, освоили почти все дисциплины этого курса с помощью участвовавших в экспедиции высококлассных специалистов, а вот по морскому праву там ни одного специалиста не оказалось. Возвратившись из плавания, мы обратились к преподавателю морского права Владимиру Федоровичу Мешере с просьбой побеседовать с нами и проконсультировать. Но Владимир Федорович, занятый подготовкой к защите докторской диссертации, не стал вникать в наши проблемы: вот программа, вот учебник, а когда подготовитесь, узнайте на кафедре, когда я приеду, и приходите на экзамен.

Зубрежка по учебнику Кейлина «Международное морское право» показалась весьма скучноватой. То ли дело мореходная астрономия: вот вывод формулы, вот движение светил, вот анализ результатов. Или навигация: вот объекты наблюдений, вот измеренные параметры, вот широта и долгота. А в морском праве – ни одной формулы, никаких параметров, текст учебника какой-то вязкий, хоть десять раз перечитывай – все понятно, а закроешь книжку, и все из головы как будто вылетело.

Когда, наконец, мы с немалым трудом «отловили» Владимира Федоровича, чтобы попытаться сдать экзамен, он, явно недовольный нашей настырностью, раздраженно задал каждому по вопросу. Мне, помнится, достался приказ министра морского флота номер такой-то, моим друзьям – номер такой-то и такой-то. Естественно, об этих приказах мы никогда и не слыхали, поскольку в учебнике Кейлина о них не было ни слова. Второй вопрос был того же типа, и Мешера уже поднялся из-за стола, чтобы уйти, когда я от имени всех троих возмутился: «Ведь мы же просили нас проконсультировать, а вы нам отказали. А кроме вас, нам не к кому было обратиться; по тем же вопросам, которые изложены в учебнике, мы готовы отвечать, спрашивайте, пожалуйста». Помнится, Владимир Федорович мельком взглянул на часы и во всех трех зачетках проставил одинаковую оценку – «удовлетворительно». Прощай, значит, диплом с отличием…

*

Решение о передаче морского права на нашу кафедру было оформлено довольно быстро, несмотря на вялое противодействие заведующего кафедрой Букатого. Чтобы начать свою деятельность в качестве преподавателя морского права, следовало ознакомиться с программой и определить, на каком месте остановился мой предшественник. Программу, разработанную профессором Каргополовым, удалось отыскать в библиотеке, но даже моих небогатых познаний хватило, чтобы понять, что она, составленная полтора десятка лет назад, совершенно устарела – столько важнейших изменений произошло за это время и в стране, и в мире, в частности, и в том, что касалось законодательной базы использования моря.
От проведенных Мойсеенко занятий на кафедре не осталось никаких следов. Заведующий кафедрой Кулагин не вникал в такие мелочи учебного процесса, как календарные планы или журналы учета проведенных занятий. Попытки выяснить у курсантов, даже заведомых отличников, о чем же, все-таки, были прочитанные лекции, оказались столь же безрезультатными: ни один из них не смог даже приблизительно назвать их тематику, а курсантские конспекты сияли девственной белизной.

Дело было плохо. Время шло, нужно было выходить к аудитории, но с чем? Начинать курс с самого начала? Но ведь прошло уже полсеместра. Готовясь к лекциям, я засиживался далеко за полночь, обложившись учебниками и текстами законодательных актов и международных конвенций.

По какому-то наитию я решил начать с темы, которую, как мне казалось, я сам знал лучше других – «Правовой статус морских пространств». На первых порах подготовка к лекциям пошла легко: «открытое море», «внутренние морские воды», «территориальное море», «исключительная экономическая зона» – со всеми этими понятиями я так или иначе сталкивался на практике. Но дальше было позаковыристее: «континентальный шельф» с исключительно громоздким определением его внешних пределов, «архипелажные воды», «международный Район морского дна» (именно так, слово «Район» с большой буквы)… А чем «суверенитет» отличается от «суверенных прав», а оба этих понятия от «юрисдикции»?

Это от него все пошло, от Гуго Гроция, автора знаменитого труда «Свободное море», который еще в XVII веке заявил, что открытое море не может быть предметом владения каких бы то ни было государств или частных лиц и что использование его одними государствами не должно препятствовать его использованию другими государствами.

На портрете основатель современного международного права, в камзоле с широким кружевным воротником, с бородкой-эспаньолкой и лихо закрученными вверх кончиками усов, больше походил на капитана мушкетеров, чем на знаменитого юриста,. Мне даже казалось, что он, ехидно улыбаясь, обращается ко мне: «Ну что, брат, теперь-то ты понял, что такое морское право? Эх ты, троечник…»

Конечно, Гуго Гроцию было все-таки полегче: в его время не было ни летательных аппаратов, ни подводных кабелей. А теперь в понятие «свободного моря» входит не только свобода судоходства или свобода рыболовства, но и свобода полетов летательных аппаратов, свобода прокладки подводных кабелей и трубопроводов, свобода возведения искусственных островов и других установок, свобода научных исследований… Нужно было не только самому вникнуть в суть понятий, мало знакомых мне до сей поры, но еще и продумать, как построить преподавание, чтобы, говоря казенным языком, активизировать работу курсантов. Казалось крайне важным приучить своих учеников к работе с подлинными текстами конвенций, чтобы они не только понимали дух документа, но и уважали его букву – право в этом отношении дисциплина строгая. Это, несомненно, пригодится им в будущей практической деятельности. Я начал уже сожалеть, что взялся за непосильное для меня дело, но отступать было уже некуда. Я вошел в аудиторию.

На лекции по морскому праву

Конечно, на первых порах выручал накопленный почти за сорок лет преподавательский опыт. Как шутили мои коллеги, опытному доценту все равно, что преподавать: хоть хирургию, хоть теорию паровоза. А материал, который я «излагал», был и вправду интересным.
Даже на последних партах, на «Камчатке», где традиционно скрываются от глаз лектора самые недобросовестные курсанты, они, вопреки привычке бездельничать, вслушивались, когда речь шла о преследовании по горячим следам или пресечении пиратства и работорговли. Курсантов радиотехнической специальности, конечно, заинтересовало пресечение несанкционированного вещания из открытого моря. Даже возникла дискуссия: ну, понятно, что нельзя допускать пропаганду, призывающую, например, к свержению законной власти. Но почему, например, нельзя передавать популярную музыку? Пришлось разъяснять, что подобные передачи, как правило, связаны с нарушением авторских прав, подобно распространению контрафактных компакт-дисков и аудиокассет, а при передаче рекламы, к тому же, имеет место уклонение от уплаты налогов.

*

Я еще не успел по-настоящему ощутить себя преподавателем морского права, как меня вызвал ректор и показал телеграмму за подписью одного из руководителей нашего ведомства. Государственная дума приняла в первом чтении проект нового Кодекса торгового мореплавания – основополагающего юридического документа, регламентирующего правоотношения, возникающие в связи с использованием морских судов для перевозки грузов и других целей. Руководство ведомства, осуществляющего функции государственного управления в области рыболовства, считало, что проект ущемляет его права по надзору и контролю за рыбопромысловым флотом и не учитывает специфику отрасли. Нас просили высказать свои предложения по проекту Кодекса и передать их в профильный комитет Госдумы, а также привлечь к ним внимание общественности.

Внимательно изучив проект, я нашел в нем, кроме очевидных достоинств, связанных с необходимостью привести морское законодательство на уровень современности, ряд сомнительных, а подчас и просто неверных положений. Подготовленный мною проект отзыва был одобрен советом академии и отправлен по назначению.

Тем временем в областную думу поступил отзыв, подписанный капитаном морского торгового порта, Василием Григорьевичем Беляевым, который по спорным положениям проекта стоял на противоположных нашему ведомству позициях. А в службе капитана морского рыбного порта, куда также был направлен проект Кодекса, к нему отнеслись формально, и направили за подписью капитана порта заключение, не содержащее никаких замечаний, то есть, по существу, поддержали положения, урезывающие собственную компетенцию.

Петр Григорьевич, капитан рыбного порта, был изрядно смущен, когда я указал ему на огрехи подписанного им документа. Он немедленно отозвал свой отзыв из областной думы, а я занялся с его заместителем, пожилым и скептически ко всему настроенным капитаном, постатейным разбором проекта Кодекса. По большинству пунктов мы с ним нашли общий язык.
Через несколько дней областная газета опубликовала мою статью «Мореплаванию – новый основной закон» обращенную к морской общественности. Поддержав проект нового Кодекса, я подробно остановился на его недостатках и обозначил позицию рыбного ведомства по спорным вопросам.

*

Как ни странно, именно эта статья вызвала ревность некоторых моих коллег. Собственно, не сама статья, а подпись под нею – «Профессор Балтийской государственной академии рыбопромыслового флота имярек». До сих пор я подписывался «и. о. профессора», пока на одном из совещаний в Санкт-Петербурге бывший мой заведующий кафедрой Дмитриев не заметил мне: «Нет такой должности – "и. о. профессора”, есть должность профессора». Мне вспомнился ответ персонажа повести И. Грековой «Кафедра» на вопрос завкафедрой: «Ваша должность, ученое звание?» – «Доцент, доцент». «Почему дважды "доцент”?» – спросил удивленный заведующий. «Первое "доцент” – должность, а второе – ученое звание». По аналогии, мне следовало бы под статьей в газете поставить «Профессор, доцент», но, конечно, ни редакция, ни читатель меня не поняли бы.

Зато Кулагин, с кафедры которого был передан курс морского права, встретил казус с моей подписью как личный против него, Кулагина, выпад. Встречая меня в коридоре, особенно когда поблизости оказывались невольные слушатели, он подчеркнуто громко провозглашал: «Здравствуйте, господин профессор! Ну, научили вы чему-нибудь курсантов? Говорят, что вы вдруг стали большим специалистом по морскому праву. Всё статейки пописываете, других учите жить?»
Моя активность и рвение курсантов в изучении моей дисциплины и так вызвала зависть и некоторых других преподавателей, наукам которых те же курсанты уделяли куда меньше внимания. Пополз слух, что я перегружаю курсантов – на самоподготовке они только морским правом и занимаются.

А тут еще Кулагин, истоки ревности которого было нетрудно объяснить. Много лет подряд морское право было отдано на откуп Каргополову, который когда-то пришел на кафедру доцентом, потом защитил докторскую диссертацию и стал профессором, единоличным хозяином в вотчине своей дисциплины. Что и как он там преподавал, Кулагину совершенно не интересовало, важно только, что никакого беспокойства работа Каргополова у него не вызывала, – это было спокойно и удобно. Когда же надежный Каргополов уволился, найдя в другом вузе лучшие условия, Кулагин впервые за много лет был поставлен в положение, когда от него потребовались некоторые усилия, чтобы заткнуть образовавшуюся дырку в учебном процессе. К этим усилиям заведующий кафедрой вовсе не был предрасположен, поэтому он ничего не сделал, чтобы удержать подвернувшегося под руку Мойсеенко, очень неохотно согласившегося вести курс морского права, а затем и вовсе ретировавшегося. Свою энергию Кулагин направил на то, чтобы доказать, что эту дисциплину с его кафедры вообще следует убрать, как непрофильную (что, вообще говоря, было правдой). Одновременно в подсознании он лелеял мысль: вот, мол, заберут морское право да другую кафедру, а там завалят его преподавание и, конечно, будут говорить: «Вот когда морское право было на кафедре у Кулагина, никаких проблем с ним не было, а теперь видите, что получилось». Глядишь, маленький, но плюс в пользу честолюбивого Кулагина, обладателя всяческих степеней и званий. А тут – на тебе – на другой кафедре дело пошло куда живее, чем во времена профессора Каргополова на кулагинской кафедре. Да еще эта подпись – «профессор», – прямо как красная тряпка быку.

Заглянувший на прежнее место работы Каргополов сходу предложил мне написать совместно новую программу по морскому праву, и учебник. Мне вспомнились слова той же Елены Сергеевны Вентцель – писательницы И. Грековой: «Когда я хочу изучить новую дисциплину, я пишу по ней учебник». За программу я взялся, а до учебника дело не дошло – Каргополов больше так и не появился.

*

У ректора возникла новая идея: получить финансирование на выполнение научно-исследовательской работы по правовому обоснованию удаления останков судов и другого бесхозного имущества, брошенного в акватории Калининградского морского канала и на его прибрежной полосе. Он предложил мне подготовить техническое задание и программу работ и согласовать документы с администрацией морского торгового порта, в чьем ведении находится канал, природоохранным ведомством, областными властями и другими заинтересованными организациями.

Чтобы на месте ознакомиться с обстановкой, я с Василием Григорьевичем, капитаном торгового порта, на его разъездном катере прошел весь канал. Отыскал законодательные акты, принятые по сходным вопросам администрациями других прибрежных городов, разработал весь комплект документации, необходимой для заключения хозяйственного договора. Пимошенко бегло просмотрел мои предложения, заметив, что сам он принимать участие в ее выполнении не будет, но согласен считаться руководителем работы.

У меня же возникли сомнения: выполнять-то работу не с кем. Доцент Данилов, которому я предложил войти в состав исполнителей, отнесся к моему предложению без энтузиазма. Почтенного возраста женщина, бывший прокурорский работник, преподававшая основы трудового права, напротив, немедленно согласилась поучаствовать в работе, однако из разговора с нею я понял, что рассчитывать на реальную пользу от нее не стоит. Своими сомнениями я поделился с ректором, но он на них не придал им значения: главное – добиться получения финансирование от заинтересованных организаций. А руководители всех этих организаций, кто сходу подписавшие протокол согласования, кто после скрупулезного изучения программы и внесения множества мелких поправок, как один, заявили, что денег на выполнение этой работы у них нет и вряд ли они скоро появятся.

Выступая на совещаниях, собранных по этому поводу в областном транспортном управлении, Пимошенко убеждал его участников в необходимости проведения такой работы. Никто не возражал, но денег так никто и не дал – думаю, потому, что их и на самом деле ни у кого не было.

Несмотря на неудачу, нельзя было не заметить той настойчивости, с которой ректор добивался получения финансовой поддержки, в общем-то, в довольно небольшом по масштабам академии размере. Он действительно стремился к повышению престижа возглавляемой им академии и не жалел ни усилий, ни оправданных затрат для получения дополнительных источников дохода. При нем были открыты новые специальности – и экономического профиля, и по организации перевозок, и даже по автомобильному транспорту. Региональный аттестационный центр, морской тренажерный центр, морской лицей, учебно-консультационный пункт дистанционного юридического образования – все это было создано либо по инициативе самого Пимошенко, либо при его деятельной поддержке. Он пробивал кругосветные плавания принадлежащего академии барка «Крузенштерн», которые даже приносили доход за счет организации в портах захода платных прогулок под его романтическими парусами.

У меня были случаи убедиться, что у ректора эта заботливость о доходах академии порой перерастала в мелочную скупость, а подчас, наоборот, выплескивалась в разбрасывание средств с неоправданной щедростью…

*

Я не люблю сентиментальные россказни, которые на встречах выпускников возникают после паузы, сопровождающей третий тост, всегда один и тот же: «За тех, кто в море!». 

Вот один из давних моих учеников вдохновенно рассказывает, как он на экзамене обманул преподавателя, воспользовавшись шпаргалкой. Чудак, он до сих пор не понял, что все его ухищрения были видны экзаменатору, а свою «тройку» он получил заслуженно, за те знания, к которым шпаргалка никакого отношения не имела.

Другой, бывший мой дипломник, на каждой встрече повествует, как он зашел в тупик при выполнении дипломной работы и как я подсказал ему выход, с его точки зрения, совершенно немыслимый. А мне-то этот выход был ясен с самого начала.

Третий вспоминает, что они все наблюдали за тем, как я, переступая порог училища, снимал головной убор. Странно, я делаю это уже сорок лет, но никогда не замечал, что за мной следили все эти годы.

Встреча с бывшими "ускоренниками": 20 лет после выпуска

Естественно, что жизненные пути выпускников сложились очень по-разному, и я никогда не преувеличивал свою роль в их карьерном росте, да и вообще в профессиональных успехах, хотя, наверное, все-таки что-то от меня в этом было. Вот молодой чиновник высокого ранга, только что сменивший капитанский мостик на начальственное кресло, – разве не у меня он на плавательной практике был одним из первых в группе, разве не я показал ему, как правильно держать в руке секстан, как учесть влияние течения на курс судна, да мало ли что еще? Впрочем, это для меня не повод задаваться – как, однако, и ему можно бы быть поскромнее…

 

К продолжению 

 

Вход на сайт
Поиск
Календарь
«  Март 2024  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
    123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
Друзья сайта
  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz
  • Copyright MyCorp © 2024
    Сайт создан в системе uCoz