Коперник. 112-й элемент

Весной 1539 года по пыльным и ухабистым дорогам Австрии, Германии и Польши  в скрипучей повозке ехал молодой профессор математики и астрономии из саксонского Виттенберга Георг Иоахим фон Лаухен, известный под латинским именем Ретик. Собственно говоря, Георг Иоахим при рождении не был ни фон Лаухеном, ни, тем более, Ретиком. Отец его, Георг Изерин, был городским врачом в придунайском городе Фельдкирке. Но когда будущему профессору шел 14 год, отец был арестован, а вскоре вздернут на городской площади по обвинению в систематических кражах у своих пациентов, а заодно и в колдовстве. Как ни странно, заботу о сыне повешенного преступника взял на себя преемник его отца в должности городского врача Ахилл Гассер, который помог ему получить хорошее образование. Георг-младший стремился избавиться от позора, которое навлекло на него имя отца, и сам присвоил себе титул «фон Лаухен», что всего лишь было переводом на немецкий язык девичьей фамилии матери, а, став студентом, записался  Ретиком – по древнеримскому названию тех мест, откуда он был родом – провинции Ретия.

 В учении Ретик был усерден и в науках преуспел, став к двадцати двум годам магистром искусств. Старательного молодого человека заметил богослов и философ Филипп Меланхтон, самый выдающийся соратник Мартина Лютера, неполных два десятка лет назад прибившего к дверям Замковой церкви того же виттенбергского университета свои «95 тезисов», положивших начало реформации, направленной против злоупотреблений католической церкви. 

По протекции Меланхтона Ретик стал профессором математики и астрономии  того же университета и пользовался неограниченной поддержкой своего покровителя. После двух лет профессорства Ретик получил двухлетний отпуск, который он намеревался использовать для углубления познаний в своих науках у выдающихся ученых своего времени, среди которых он назвал и имя Николая Коперника, каноника из далекой северной епархии Эрмеланд, или Вармии. Поездка эта требовала от молодого профессора определенного мужества. Виттенбергский университет был оплотом протестантской церкви, и в те тревожные времена Реформации посещение Ретиком католической епархии было рискованным предприятием. Меланхтон, прослышавший о гипотезе Коперника, относился к ней резко отрицательно. К тому же, в памяти были и слова самого Лютера; ниспровергатель авторитетов, отец Реформации, обрушился на ученого: «Этот дурак хочет перевернуть вверх дном всё искусство астрономии. Но ведь в Священном писании сказано, что  Иисус Навин велел остановиться Солнцу, а не Земле».

Но что не сделаешь для любимого ученика. «Пусть едет», – решает Меланхтон, и вот трясется карета по дорогам европы, то утопая в грязи на проселках, то подпрыгивая, как на буграх, на булыжниках городских мостовых. Ретик встретился с видными астрономами Германии, побывал и родном городе Фельдкирке, где, прослезившись, принял его в свои объятия постаревший доктор Гассер, а вот теперь направляется на север Польши, в окраинную область, которую ученые-остряки именовали «Сарматией» – частью степей Великой Скифии, простиравшихся до Балтийского моря.

*     *     *

  По радио пропикало московский полдень, заиграл бравурный марш, и скорый поезд «Калининград – Москва» плавно отошел от Южного вокзала бывшего Кенигсберга.

  – Ну что же, давайте знакомиться, – обратился к своим спутникам бритоголовый крепыш, на вид лет пятидесяти. Зовут меня Василий Михайлович, по специальности механик, работал на судах, а вот теперь все больше в судоремонте. Механик, знаете, такая профессия – везде нужен: и на воде, и на суше. Ну, я свое отплавал, а теперь главное дело – сынка в люди вывести, он у меня в этом году школу заканчивает. А вас как нам называть? – обратился он к седоголовому спутнику, явно старшему по возрасту, с тонкими, как у музыканта, пальцами.

– Я – Семен Борисович, преподаю астрономию в мореходном училище. Калининград – такой город, где все так или иначе связаны с морем.

 – А вы? – Василий Михайлович повернул лицо к третьему пассажиру, полноватому господину, на котором несколько мешковато сидел джинсовый костюм. 

– Ну, я-то к морю имею отдаленное отношение, разве что летом на пляже люблю пожариться. Зовут меня Игорь Викторович, лучше – просто Игорь. Чем занимаюсь? Да так, то, сё, продаю, покупаю, словом, кручусь, как могу.

– То есть бизнесмен, олигарх? – скорее утвердительно, чем вопросительно, сказал механик.

  – Ну, какой я олигарх! Будь я олигархом, разве ехал бы поездом, да еще в купейном вагоне! Сам себе и бизнесмен, и менеджер, и экспедитор… 

– а я – студент-физик, меня зовут Андрей, – представился четвертый пассажир, уже успевший взобраться на верхнюю полку.

  – Вот и познакомились! Может, в картишки перекинемся? Дорога длинная, будет чем занять себя… 

– У меня вот картишки, – откликнулся Игорь Викторович. Он уже вытащил пачку бумаг и перебирал их, тыча пальцем в клавиши микрокалькулятора. – Тут тебе и подкидной, и преферанс, а все больше «двадцать одно»… С перебором…

– Ну ладно, – не настаивал Василий Михайлович. – Вот вы ученый человек, к тому же, астроном…

  – Астрономом меня можно назвать только с большой натяжкой. Я преподаю мореходную астрономию, а это штурманская наука, она занимается способами определения места судна в море по небесным светилам. 

–  Все-таки вы ученый человек, поди, кандидат наук, да и к астрономии, хоть и мореходной, не сбоку-припеку. Вот вы скажите мне, уважаемый Семен Борисович, что же это такое я вчера вечером наблюдал?

Вышел я подышать свежим воздухом, стою с соседом, смотрим на небо. А там такое красивое зрелище! Левее того места, где Солнце недавно село, полумесяц Луны, вроде буквы «Р», только палочку к рогам приставить. А пониже, по разные стороны от Луны, две звезды; одна яркая, ну прямо как прожектор, а вторая побледнее, но все равно ярче всех прочих звезд. Сосед мой и говорит: «А, может, это какие посланцы наблюдают за нами из космоса, может быть, инопланетяне?». В инопланетян я, конечно, не поверил, но все-таки интересно было бы узнать, что это такое мы наблюдали?

 …Семен Борисович оживился: 

– Я вчера вечером тоже обратил внимание на это красивое зрелище. Насчет инопланетян вы совершенно правы – они тут не при чем. Только видели вы не звезды, а планеты («планетес» – по-гречески «блуждающий»). Левее – это Венера, а правее – Юпитер. они только усматриваются по близким направлениям, а в действительности орбита Венеры находится внутри земной орбиты, а орбита Юпитера – снаружи. это еще со времен Коперника известно. Помните Коперника?

 – Как же, как же! Что я, Коперника не знаю? Да когда я был студентом, еще на младших курсах, что ни вечеринка, то пели:  

«Коперник много лет трудился,

Чтоб доказать Земли вращенье…» 

– Да, да, – согласился Семен Борисович. –  Вы обратите внимание, что если провести большой круг через точку, где за полчаса до ваших наблюдений закатилось Солнце, а дальше через Юпитер, Венеру и середину видимой части лунного диска, то получим приблизительное положение эклиптики – траектории годового движения Солнца. А Венера находилась около восточной элонгации – на наибольшем угловом расстоянии от Солнца.

– Ну, вы меня своими учеными терминами не пугайте – подумаешь, эклиптика, элонгация… Все-таки в школе мы все изучали астрономию по Воронцову-Вельяминову – до сих пор помню автора учебника с его чудной фамилией! Ладно, время у нас есть, вы бы что-нибудь нам о своей астрономии рассказали, да и о Копернике.

 … Игорь Викторович поднял голову от своих бумаг:

…И Игорь снова уткнулся в свои бумаги, предоставив спутникам продолжать свои рассуждения.

   Да не принимайте вы всерьез эти возражения, – вмешался Василий Михайлович. – Сами видите, человек занят, может, у него сальдо-бульдо не сходится, а мы тут его только отвлекаем. Бизнес – такое дело: «Время – деньги».  А мы продолжим потихонечку, и студент послушает, ему полезно. Прошу вас, Семен Борисович. 

– Ну что вам сказать? На Коперника в своих лекциях я мог потратить не так уж много времени, да и то, по правде говоря, толком мало что мог сказать. Упоминал, конечно, что Коперник отказался от птолемеевых деферентов и эпициклов, но когда вник поглубже, понял, что это не совсем так и что вообще не в деферентах и эпициклах дело.

  книг и статей о Копернике, действительно, много понаписано, я вряд ли прочитал хоть их малую часть. Но вот что я для себя отметил. Одни авторы идут, так сказать, по канве внешней стороны жизни великого астронома: где родился, где учился, где жил, с кем приятельствовал или враждовал, а о его научных открытиях сказано как бы между прочим, мимоходом. Видно, что авторы сами трудов Коперника не изучали, поэтому у них и представление о его научном подвиге самое поверхностное. А иные авторы ударились в противоположную крайность; однако, одолеть строгую научность далеко не всякому читателю по силам, и для него подвиг Коперника остается тайной за семью печатями.  

Хотелось бы избежать и той, и другой крайности, но уж как получится, – вы, Василий Михайлович, не обессудьте.

   К продолжению