---

Высокое Возрождение – время прекрасное, но противоречивое. С одной стороны – время создания чудесных шедевров в живописи, скульптуре, архитектуре, созданий, облагораживающих и восславляющих физический и духовный облик свободного человека. С другой стороны – время гнусных преступлений, беспредельного распутства тех, кто, казалось бы, своим саном предназначен стоять на страже общественной морали и являть ее образец. Я уже упоминал папу Александра Шестого, который устраивал в своих покоях понтифика грандиозные оргии, сравнимые разве что с похотливыми бесчинствами Калигулы. В тех же местах, где жил и учился Коперник, проповедовал Пико делла Мирандола – философ-гуманист, знаток Каббалы, изучивший иврит, халдейский и арабский языки, написавший речь «О достоинстве человека»; ходил слух, что он был отравлен. На виселице, после жесточайших пыток, закончил жизнь суровый обличитель пороков неистовый Савонарола. Все это знал Коперник, и это не могло не отвращать его от духовной карьеры, несмотря на упорное настояние любящего и любимого дяди.

Несомненно, Коперник не мог не испытывать глубокого душевного потрясения у скульптуры «Пьета» – «Милосердие», созданной еще мало кому известным мастером Микеланджело Буонарроти и выставленной всего лишь в прошлом году в базилике Святого Петра. Трудно было поверить, что и скорбящая Богоматерь, воплотившая в себе светлую женственность, и обнаженное тело Христа на ее коленях изваяны из холодной глыбы мрамора. 

Пьета. Скульптура Микеланджело Буонарроти

Не мог Николай не думать и о том, что он уже старше замечательного ваятеля, а еще ничего не совершил такого, что хоть чуть бы приблизилось к совершенству его творений.

Что касается сведений о ближайшем последующем периоде жизни Коперника, то они подчас противоречивы. Одни источники утверждают, что после получения диплома доктора права Николай Коперник продолжал совершенствоваться в медицине в Падуанском университете, да так усердно, что не пропустил ни одной лекции вплоть до 1506-го года. А по другим данным, братья в 1503 году возвратились на родину, и Николай в 1504–1507 годах вместе с дядей принимает участие в дипломатических миссиях и в съездах сословий Королевской Пруссии в Мальборке, Эльблонге и Торуни. Как совместить эти сведения – не представляю: ведь не мог же Николай одновременно находиться и на лекциях в Падуе, и на съезде в Торуни!

Скорее всего, коперник окончательно возвратился в вармию в 1506 году и поселился в Лидзбарке, в резиденции епископа, своего дяди Лукаса Ватценроде.

…Неожиданно в разговор вмешался Игорь Викторович:

– Бывал я в Лидзбарке. епископский замок сохранился до наших дней, теперь это –туристическая достопримечательность: величественное сооружение из красного кирпича, в форме квадрата с башнями на углах – тремя маленькими, квадратными в сечении, и одной большой, восьмигранной. Внутренний дворик тоже квадратный, окруженный арочными галереями в два яруса. Маленькие окна нижних этажей похожи на бойницы, а верхние окна – высокие, стрельчатые. замок уходит еще на два этажа вниз. Внутри – обширная библиотека, дорогая мебель, прекрасные картины, портреты епископов. Неподалеку – хозяйственные постройки – кухня, и там все прочее. Сооружение, скажу я вам, действительно замечательное, неплохо там жилось епископам, ну и Копернику заодно.

Епикопский замок в Лидзбарке

…Семен Борисович продолжил:

Дядя-епископ вряд ли формально узаконил функции своего племянника, во всяком случае, ссылок на какой-нибудь документ мне найти не удалось. Все источники лишь констатируют, что Николай стал семейным врачом и фактическим секретарем своего дяди. Понятно, что влиятельному владыке не худо было иметь личным врачом близкого родственника, к тому же обязанного ему воспитанием и образованием. Возможно, у него были и более далеко идущие планы: подготовить из Николая своего преемника.

– Нет, позвольте, – снова вмешался Игорь Викторович. – Я был и во Фромборке, в музее Коперника, так вот там экскурсовод прочитал нам документ, в котором насчет обязанностей племянника епископа говорится с полной определенностью: «По назначению фромборского капитула выполняет функцию личного врача епископа».

– Удалось все-таки расшевелить нашего олигарха! – съехидничал Василий Михайлович.

…Семен Борисович от комментариев воздержался, однако улыбнулся и кивнул головой:

– Коперника, по-видимому, больше увлекали не перспективы карьерного роста, а медицинская практика и увлечение астрономией. И уж вовсе неожиданно он удивил дядюшку переводом с греческого на латынь «нравственных сельских и любовных писем Феофилакта Симокатты, схоластика» – именно так называл себя этот византийский автор VI  или VII века. Примерно такие там были стишки:

«Вчера, Микон, я послал груши своей милой. Она же, получив подарки, встала, отложила в сторону уток и пряжу и начала раздавать груши поросятам, а посланца отослала прочь как нежеланного ей вестника. Горько плачу я. Жесток и несправедлив к нам Эрот, заставляя любить недостойную девицу».

Думаю, что дядя, которому переводчик посвятил свой труд, повертел в руках эту любовную дребедень, поморщился, но вслух своего неодобрения не высказал; ему были понятны не находившие выхода плотские терзания обреченного на безбрачие племянника. Кивком головы он дал согласие на просьбу разрешить напечатать перевод в краковской типографии.

Дядя-епископ умер в 1512 году, новому епископу держать при себе Коперника было ни к чему, и Николай отправился в закрепленный за ним приход, во Фромборк.

…Игорь Викторович снова вмешался:

–  здание Кафедрального собора во Фромборк  иначе, как величественным, я назвать не могу. Оно  находится на холме и обнесено каменной стеной с башнями. По углам высокой двухскатной крыши возвышаются стрельчатые башни, а еще одна башенка – на самом коньке. Готическое сооружение из красного кирпича иначе, чем «Сокровище Вармии», и не называют. Нам рассказывали, что Коперник поселился в одной из башен с выходом на стену, на площадку, где он выполнял свои астрономические наблюдения. Каноник занимался хозяйственными делами и врачеванием, любил смотреть на спокойную гладь Вислинского залива.

Кафедральный собор во Фроморке

– Ну, Коперник не только на залив смотрел да звездное небо по ночам разглядывал, – уточнил Семен Борисович. –  Он исполняет должность канцлера и инспектора капитула, а также ведает какой-то снабженческой кассой. Канцлер – это, как я понимаю, руководитель канцелярии капитула, ведавший подготовкой документов и решением разных организационных вопросов. Так что забот у Коперника по его основой должности было предостаточно. возможно, что астрономические наблюдения Коперник начал выполнять еще в Лидзбарке, но основную их часть он выполнял во Фромборке. он сетовал, что там ему мешают частые туманы с залива.

– Представляю себе, – вмешался Василий Михайлович, – пока залив не был покрыт льдом, туда каждое утро, а то и с вечера отправлялись рыбаки на своих лодках, а возвращались с богатым уловом: лещи и судаки, сельдь и салака, жирные угри, корюшка и налим. Эх, да что мы всё – Коперник да Коперник. Давайте лучше я расскажу, как судака ловил.

…Семен Борисович, по праву ведущего, возразил:

– не перебивайте, пожалуйста, так мы до цели нашего импровизированного семинара никогда не дойдем.

– Все-таки я расскажу, – настаивал Владимир Михайлович.

– А какое это имеет отношение к Копернику? – недоуменно вопросил Игорь Викторович.

– Самое прямое! Ведь ловил-то я где – в Калининградском заливе! А Калининградский залив географически составляет единое целое с Вислинским и во времена, когда там жил Коперник, носил единое немецкое название Фришгаф.

– Ах, вот вы откуда начали! А мы-то думали – причем тут Коперник. Ну ладно, раз начали, так уж и продолжайте – вас, Василий Михайлович, я вижу, все равно не остановить.

– Значит, так. Собрались мы с моим начальником на рыбалку. А ни лодки, ни снастей у нас не было, но нас пообещал взять с собой знакомый доцент. Пришли мы, как условились, на набережную и начали терпеливо ждать. А с собой, надо сказать, прихватили каждый по бутылке водки. Это, как мы слыхали, для рыбаков обязательнее удочки или каких других снастей для рыбалки. Час ждем, другой, а доцента нашего все нет и нет. Уйти бы нам, да не решаемся: мало ли почему он задержался, а подъедет – нас нет как нет. Неудобно, все-таки в первый раз он нас с собой пригласил.

Наконец, на реке ввше по течению затарахтел катер, и причалил наш доцент. Оправдываться он никак не стал, а нас оглядел скептически: одежонка наша не по погоде, хоть и лето, а по ночам-то холодно. Ладно, вышли в залив, и стали расставлять по воде пенопластовые поплавки с крючком на поводце (наш доцент называл их донками). Понятно, браконьерская снасть.

Расставили десятка два, а уж совсем стемнело. Высадились в темноте на насыпной остров, я пошел собирать хворост для костерка, а мой начальник с хозяином катера стали выбирать место для трапезы и, так сказать, накрывать стол. Сидим у огонька, доцент наливает нам по стакану, опрокинули (с долгого-то ожидания хорошо пошла!), закусь простецкую быстро умели, вроде бы и теплей стало, а доцент еще по стакану наливает. Чувствую, что лишку, а сробеть как-то неудобно, ну, еще опрокинули, а закуси уже никакой вовсе не оставалось. «Идемте спать на катер», – доцент говорит. Пристроились, где кому он указал, мне – на корме. сверху он накинул на меня какой-то кожушок, и так мне плохо стало с перепитого на пустой желудок, что я только перевесился головой через кормовой транец и отдал Нептуну все выпитое и съеденное. И тут же уснул.

С рассветом хозяин катера разбудил нас. Я еле головой ворочал, так тупо ломило в затылке, да и сердце как кулаком сжало. Обошли донки, у каждой второй на крючке трепыхалась большая рыбина. на мою долю пришлось два крупных, с локоть, судака и один поменьше. Жена даже растерялась – что с ними я буду делать? – Но я не рад был добыче; скинув сапоги да куртку, завалился на кровать, отсыпаться от головной боли.

Вот так-то, а вы говорите – Коперник. Хоть и святой он был человек, а, должно быть, так же с рыбаками в залив выходил, да и выпить ему церковный закон не запрещал. И голова у него, может быть, так же болела, ведь не все же время он думал – Солнце вращается вокруг Земли или Земля вокруг Солнца.

– Да, Василий Михайлович, ваша гипотеза заслуживает серьезного внимания. Только подтвердить ее нечем. А мы уже и к Вильнюсу подъезжаем. Так за разговорами время и проходит.

*     *     *

 

 Стоянка в Вильнюсе была недолгой, и вот уже снова запели колеса скорого поезда.

– Игорь Викторович, – обратился к «бизнесмену» Андрей, – вот вы во Фромборке побывали в музее Коперника. Расскажите, что вы там увидели, что вам больше всего запомнилось?

–Да вы знаете, я бы не сказал, чтобы что-то особенно мне запомнилось. Ну. хроника жизни Николая Коперника, ну, его портреты – что еще? Вот, пожалуй, что меня удивило, так это астрономические инструменты, которыми он пользовался. удивила их простота, примитивность, что ли, – какие-то палочки, дощечки. Ведь даже самого нехитрого телескопа – да что там телескопа, даже ничего, вроде бинокля или подзорной трубы, тогда еще вовсе не существовало! И еще что удивило даже не то, что эти, с позволения сказать, инструменты Коперник, как нам сказали, сделал своими руками, а то, что он сделал их по описаниям Птолемея, нарисованным за полторы тысячи лет до этого!

А что касается самих инструментов, то пусть лучше Семен Борисович расскажет: он специалист, ему и карты в руки.

– Да, игорь, вы, правильно схватили самую суть. Конечно, не следует считать, что в эпоху до изобретения телескопа астрономические наблюдения сводились к простому созерцанию звездного неба. Без инструментальных измерений невозможно создание какой бы то ни было астрономической теории. А какими инструментами располагал Коперник? 

Судя по вашим словам, вы видели в музее так называемый «трикветрум», для изготовления которого использовались высушенные еловые дощечки. Трикветрум (от латинского «треугольный»), или параллактический инструмент,  предназначен для измерения зенитных расстояний светил. Представьте себе деревянный циркуль больших размеров с ножками равной длины («самое меньшее четыре локтя», писал Коперник, то есть более двух метров). Одна ножка устанавливается по отвесу строго вертикально, так, чтобы шарнир, соединяющий ее с другой ножкой, находился вверху. На второй, подвижной ножке, закреплены у концов два диоптра, или визира, наподобие прицела и мушки на стволе ружья. Если подвижную ножку навести на светило, чтобы оно усматривалось точно на линии визирования, проходящей через диоптры, то угол раствора «ножек циркуля» как раз и будет равен искомому зенитному расстоянию светила.

Трикветрум

Для измерения величины раствора служит третья планка, которая одним концом планка соединена на шарнире с нижним концом вертикальной планки, а в проделанную по всей ее длине прорезь входит шпенек на нижнем конце поворотной планки, так что при изменении угла шпенек перемещается в прорези. Все три планки образуют равнобедренный треугольник с основанием переменной длины. мерой измеряемого угла является расстояние по прорези от шарнира до шпенька; отсчет снимается по шкале, деления которой нанесены на планку с прорезью.

– И с помощью этого шаткого сооружения можно было что-нибудь измерять? – изумился Василий Михайлович.

– Ну, не такое уж оно было и шаткое. Не зря же Коперник писал: «…устана­вливается и укрепляется гладко обструганный кол с правильным крестообразным сечением, к нему линейкой прикрепляется указанный инструмент; это делается при помощи каких-нибудь петель, в которых он мог бы вращаться наподобие двери, однако так, чтобы прямая линия, проходящая через центры отверстий, всегда стояла точно по отвесу и направлялась к полюсу горизонта, представляя как бы ось последнего».

– Петли? Наподобие двери? – не мог успокоиться механик. – Это же не сарай для дров, а астрономический инструмент!

…Семен Борисович продолжил:

– Другой применявшийся Коперником инструмент – это «гороскопий», или солнечный квадрант. он представлял собой прямоугольную доску («шириной в три или четыре локтя», замечает Коперник), которая устанавливается вертикально в плоскости меридиана, проще говоря, по направлению север – юг. В верхнем южном углу перпендикулярно плоскости доски закрепляется штырь, тень от которого падает на нанесенную на доску четверть круга с градусными и минутными делениями. С помощью гороскопия определялась полуденная высота Солнца, а по разности высот в дни летнего и зимнего солнцестояния – положение эклиптики.

Гороскопий

Для определения эклиптических координат светил и преобразования сферических координат из одной системы в другую коперник использовал армиллярную сферу, или армиллу, – еще один,  наиболее сложный астрономический инструмент, также изображенный и описанный в «Амальгесте» Птолемея. Армилла представляет собой модель небесной сферы ее кругами и точками. Она состоит из шести концентрически вложенных друг в друга колец. Наружное кольцо  с градусной оцифровкой изображает небесный меридиан наблюдателя. Оно фиксируется строго в плоскости географического меридиана наблюдателя, и так, чтобы отвесная линия проходила через отмеченные на нем точки зенита и надира.

Внутри наружного находится второе кольцо, на котором отмечены полюсы мира; оно устанавливается по географической широте места наблюдения.

Внутри второго находится третье кольцо, изображающее колюр солнцестояний. На нем отмечены точки,  обозначающие полюсы эклиптики. Проходящая через них ось эклиптики отстоит от оси мира на постоянный угол, равный наклону эклиптики к экватору.

следующее кольцо изображает эклиптику, или круг зодиака. На нем отмечены точки солнцестояний и равноденствий и нанесена предназначенная для отсчета значений долготы шкала с градусными делениями, за нуль которой принята точка весеннего равноденствия.

Армиллярная сфера

Внутри кольца, изображающего колюр солнцестояний, на оси, проходящей через полюсы эклиптики, закреплено кольцо, изображающее круг широты, которое может вращаться вокруг этой оси. На нем нанесены градусные деления для отсчета значений эклиптической широты.

Внутри круга широты находится еще одно кольцо, которое плотно прилегает к его внутренней стороне и может разворачиваться в одной плоскости с ним.

На этом внутреннем кольце закреплены два диоптра; прямая, проходящая через них и через центр сферы, представляет собой линию визирования.

Перед измерением координат светила необходимо установить армиллярную сферу по меридиану наблюдателя и широте места и выполнить ее настройку. Для настройки используется одна из так называемых опорных звезд, эклиптические координаты которой известны. Круг с диоптрами разворачивается так, чтобы визирная линия проходила через отсчет на круге широты, равный широте опорной звезды, а сам круг широты устанавливается на отсчет по шкале эклиптики, равный ее долготе. Затем визирная линия наводится на звезду разворотом колюра солнцестояний, который закрепляется в этом положении.

после настройки армиллы выполняется собственно измерение координат выбранного светила. Наведя линию визирования на звезду или планету на небе поворотом круга широты на его оси и круга с диоптрами, снимают по шкалам отсчеты эклиптических координат.

Понятно? – обратился астроном к слушателям, старавшимся следить за его объяснением.

– Да вроде бы понятно, – откликнулся Игорь Викторович. – Только одного не соображу: ну, настроил астроном свою армиллу по опорной звезде, а затем разворачивает этот самый колюр и круг с диоптрами, наводя визирную линию на светило, координаты которого намеревается определить. но ведь на это требуется какое-то время, за которое опорная звезда не остается на месте, а смещается из-за этого, как вы его назвали, видимого суточного движения светил?

– Правильно, вы все верно поняли, вот об этом-то я и собирался дальше сказать.

Промежуток времени между настройкой армиллы по опорной звезде и визированием выбранного светила должен быть возможно меньшим, чтобы уменьшить погрешность, вызванную видимым суточным вращением небесного свода. Так, при интервале в 20 секунд погрешность может достигать пяти градусных минут. Эта погрешность может быть существенно уменьшена, если измерить указанный промежуток времени по часам. Механических часов у Коперника, судя по всему, не было, но уже при Гиппархе и Птолемее существовали песочные часы, а в средние века временные интервалы могли оцениваться монотонным чтением псалмов. Начало чтения каждого псалма связывалось с определенным моментом; за каждую минуту времени долготу опорной звезды следовало увеличивать на пятнадцать градусных минут. Мог использоваться просто равномерный счет секунд «и–раз, и–два, и–три…», как это делалось при измерении высот светил в море, если под рукой не было секундомера.

А вот как определялись долготы самих опорных звезд, сначала мне найти не удалось. Встретилось только упоминание, что Птолемей определял координаты опорных звезд по Луне.

Вот, наконец, в одной статье я нашел внятное описание способа определения долгот опорных звезд, применявшегося еще Птолемеем: «Птолемей излагает теорию движения Солнца, основанную на наблюдениях равноденствий и солнцестояний, которую он в основном позаимствовал у Гиппарха. Таким образом Птолемей мог вычислить долготу Солнца в любой момент времени. Оставалось лишь измерить разность долгот между опорной звездой и Солнцем. Но днем не видны звезды, а ночью – Солнце. Птолемей находит изящное решение – и до и после захода может быть видна Луна. Измерив угол между Солнцем и Луной незадолго до захода, выставив при этом на армиллярной сфере кольцо эклиптики по Солнцу, а затем разность долгот между Луной и звездой через полчаса после наступления темноты, и, учтя несложным образом смещение Луны, Птолемей получал долготу. С помощью другого кольца с визирами можно было сразу же измерить широту. Хотя в процедуре и заложена оценка интервала времени между двумя измерениями относительно Луны, большая точность здесь не требуется».

А как это «несложным образом»  учесть еще увеличение долготы Луны за время между измерениями до и после захода Солнца? в принципе, это действительно нетрудно сделать, если помнить, что продолжительность сидерического месяца, за который луна возвращается в прежнее положение по долготе относительно неподвижных звезд, составляет 27,3 средних солнечных суток, что было известно еще Гиппарху. Несложный подсчет показывает, что за одну минуту времени долгота Луны увеличивается в среднем на 0,55 градусной минуты; следовательно, полученное рассматриваемым способом из непосредственных наблюдений значение долготы опорной звезды надо увеличить на это число, умноженное на количество минут времени между наблюдениями до и после захода Солнца. Коперник в своих наблюдениях руководствовался этим правилом в том виде, как оно было установлено еще Птолемеем: «В течение получаса Луна должна быть передвинута на четверть градуса, ибо часовое ее движение составляет чуть больше или чуть меньше полуградуса…» Четверть градуса – это 15 минут дуги. Умножаем 0,55 на тридцать (полчаса) и получаем 16,5 минуты, то есть те самые четверть градуса.

К продолжению