Проза Владимира Вейхмана
Главная | Регистрация | Вход
Пятница, 29.03.2024, 08:48
Меню сайта
!
Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0

Литке. Портрет в интерьере эпохи (продолжение 9)

В августе обследовали берега Анадырского залива. Погода то и дело портилась, поднимался ветер такой силы, что при стоянке на двух якорях пришлось прибегнуть к крайним мерам: приготовить третий якорь и изготовить к спуску реи и стеньги – верхние удлинения мачт. Буря сопровождалась морозом и густым мокрым снегом, сменявшимся холодным дождем. Осень оказалась гораздо ближе, чем того ожидали мореплаватели, и баркасы для описи побережья нельзя было направлять далеко. Пришлось поспешить с выполнением программы исследований. Отряд мичмана Ратманова был отправлен на баркасе для описи западного берега залива, а поручика Семенова – восточного берега. Семенов возвратился на третий день утром, а Ратманов – вечером того же дня.
 
Когда капитан соединил описи обоих отрядов, он обнаружил, что между ними получился разрыв примерно в 70 миль и, как он полагал, самых важных, поэтому решился войти глубже в залив, чтобы скорее закончить его опись. Сам Литке съехал на берег, чтобы выбрать подходящее место для маятниковых наблюдений. Предполагалось на следующий день отправить описные отряды, но ветер окреп до такой силы, что нечего было и пытаться вернуться на судно на шлюпке. Литке и его спутники, оказавшиеся на берегу, соорудили укрытие – нечто вроде палатки из тюленьих шкур, которые присыпали землей, а сверху накрыли парусом. Впрочем, это сооружение мало помогало от ветра и холода.
 
На следующий день ветер усилился, к вечеру – до жестокого шторма. Было видно, что на шлюпе спустили стеньги и реи. «Молодец, Аболешев!», – подумал капитан о своем старшем офицере.
 
Два дня бушевала буря; на третий ветер утих, и можно было готовить отряды для описи берегов. Утром следующего дня отправился со своим отрядом мичман Ратманов, а через два часа снова поднялся штормовой ветер. «Не случилось бы чего с его людьми», – осознавая свою беспомощность, переживал капитан.
 
Сочувствуя ему, чукчи сказали шаману, чтобы он заговорил бурю. Шаман, оборотившись лицом к ветру, стал кряхтеть и кричать, как будто бы у него сильно болел живот. Литке записал потом: «Выдержав этот фарс с полчаса, стал он кряхтеть легче и легче, умолк и объявил, что ветер стихнет; мы ему поверили и не ошиблись, а шаман за добрую весть получил нож».
 
Когда воротились описные отряды Ратманова и Семенова, выяснилось, что Ратманов со своими людьми действительно был в большой опасности. Крепкий ветер застал его на самой середине залива, где сталкивались встречные течения; вода кипела и выбрасывалась вверх высокими столбами. холод донимал до костей, и баркас, залитый чуть ли не до края бортов, с трудом достиг берега.
 
Опись северо-восточного берега Анадырского залива была закончена. Последним участком был залив Святого Креста, глубоко вдающийся в чукотский берег.
 
Здесь в горной тундре, в самой вершине залива Креста, теперь расположен морской порт Эгвекинот. Начальником порта какое-то время был Борис Федорович Абакумов. Борис Федорович, точнее, звали его тогда Борька Абакумов, учился со мной в Высшем арктическом морском училище. Когда мы строем топали по Малой Охте на вечерней прогулке, Борис неизменно запевал свою любимую песню:
 
Там море Черное, песок и пляж,
Там жизнь раздольная чарует нас,
Там море Черное, морская гладь,
Тебя я буду вспоминать!
 
Интересно складывается жизнь. Борис учился у нас только на первом и втором курсе, а потом у него нашли какую-то болезнь, из-за чего для него оказалась закрытой профессия судоводителя, о которой он страстно мечтал. Он перевелся в Одесский институт инженеров морского флота и закончил его, должно быть, эксплуатационный факультет. А через годы встречалась его фамилия как начальника сначала Эгвекинотского, а потом Певекского морского порта – всё на Чукотке. Вот вам и «море Черное». Его парадные фотографии печатали важные журналы той эпохи, он получил золотую звезду Героя социалистического труда, стал почетным гражданином своего города... Где ты теперь, Борька?..
 
Литке так хотел еще успеть осмотреть устье реки Анадырь, положение которого было показано на картах с большими погрешностями. 5 сентября 1828 года под вечер подняли паруса, но долго не могли двинуться в путь из-за слабого ветра, к тому же, встречного. Когда, наконец, ветер изменился, видимость резко ухудшилась, пошел снег с дождем. В таких условиях нечего было и думать идти в Анадырский лиман и, скрепя сердце, капитан проложил курс на юг.
 
Когда подошли к мысу Олюторскому, случилось несчастье: упал с мачты и разбился матрос Павел Жеребчиков. Он долго страдал, но так и не поправился. это была единственная потеря за все три года экспедиции.
 
Из записок Литке: «В ночь на 16 сентября поднялась жестокая буря от востока с ужасным волнением и таким же ненастьем. Мы быстро бежали вперед. Беспрерывные бури с самого отплытия нашего из залива Св. Креста доказывали, что мы вовремя оставили высокие широты… мы, лавируя беспрестанно, только утром (23 сентября) достигли устья Авачинской губы и в тот же день положили якорь в Петропавловской гавани, где нашли шлюп "Моллер", ожидавший нас тут уже больше месяца».
 
XVII
 
29 октября 1828 года, после пяти недель стоянки в Петропавловской гавани, где уже наступила совершенная зима, «Сенявин» отправился в путь, который лежал к другому концу российской земли через три океана, вокруг Азии, Африки и Европы. Покидать гостеприимную Камчатку было грустно, а она словно не хотела отпускать путешественников. ветер совсем утих, так что пришлось на ночь стать на якорь в самом горле входа в Авачинскую губу, неподалеку от скалы Бабушкин Камень, напоминающей гигантский пасхальный кулич. Поутру поднялся свежий ветер, и шлюп вышел в неприветливое, холодное море.
 
Первые дни плавания не доставили путникам удовольствия. термометр упал до нуля, ветер надрывно свистел во всех снастях, длинные полосы пены тянулись по склонам волн и доходили до их гребней. Густой снег то и дело заслонял от «Сенявина» шлюп Станюковича, и скоро тот совсем скрылся из виду. По-видимому, отношения между двумя капитанами продолжали оставаться если не натянутыми, то прохладными; Литке в своих записках пишет не о назначенном старшим в экспедиции командиром месте встречи – рандеву – и даже не о согласованном решении по этому поводу, а сообщает, тщательно выбирая слова: «Я знал намерение капитана Станюковича зайти в Манилу». Но все-таки какой-то элемент координации действий имел место: «Не видя необходимости быть там прежде 1 января, условились мы пройти северной частью Каролинского архипелага для отыскания островов, которых мы прошедшей зимой не успели видеть».
 
Как всегда бывает в длительных плаваниях, к их концу у мореходов скапливается усталость. Литке, чуждый раздражительности, постоянно занятый полезным делом, умел занять экипаж так, что просто не оставалось времени для безделья, позволяющего предаться скуке и хандре. Все судовые работы и экспедиционные наблюдения выполнялись не с меньшей, а с большей точностью и тщательностью, чем в начале плавания, хотя команда и работала, как хорошо отлаженный механизм, но без прежнего молодечества и энтузиазма. новые открытия, которых было не меньше, чем раньше, стали делом обыденным, никто по их поводу не выказывал радости или удивления.
 
В двух плаваниях было определено положение и составлено описание 26 групп или отдельных островов, из которых 12 – новые открытия. Это позволило Литке заявить: «Открытие Каролинского архипелага можно считать оконченным». Впрочем, в Каролинском архипелаге достижения экспедиции по географической части новыми открытиями не исчерпывались. Сведения, получаемые в разных местах, и известия от прежних мореплавателей, приводили в недоумение географов, так как каждый капитан давал обнаруженным им островам и рифам свои названия, а их координаты были определены с погрешностями, подчас очень большими. Среди этой путаницы, сопоставляя сведения, приведенные мореплавателями разных времен, и известия, полученные от островитян, Литке выделил опорные точки, руководствуясь которыми, он располагал плавание так, чтобы оставить возможно меньше мест без определения. Экспедиция на «Сенявине» позволила расставить острова Каролинского архипелага на свои места.
 
Кроме чисто географических открытий и сведений, собранных естествоиспытателями, лично Литке собрал и обобщил бесценный этнографический материал об обитателях этих затерянных в океане кусочков суши, неведомых цивилизованной Европе.
 
Какие бы страны и места Литке ни посещал, он всегда обращал внимание на чистоту жилища местных жителей. Еще в первых своих плаваниях, к берегам Лапландии, он заметил, что около чумов лопарей – саамов царствует отвратительная нечистота и беспорядок: валяются внутренности рыб, груды костей, собаки, котлы, сани и нарты, везде удивительное зловоние.
 
Увы, и на другом конце света, в Чили, где он посетил один из домов, впечатления были те же: всюду отвратительнейшая нечистота, отверстие в стене задернуто грязной занавеской.
 
Зато сердце капитана возрадовалось на Алеутских островах: «…в деревянных юртах, снабженных, впрочем, окнами и трубами, находили мы, к удивлению, чистоту, которая сделала бы честь многим домам и не на Уналашке».
 
Но на Каролинских островах встретилась весьма своеобразная картина. О дамах острова Юалан Литке пишет: «К великой досаде, нашли мы их весьма неопрятными; пороком этим они невыгодно отличаются от других островитян этого моря, телесная чистота которых обыкновенно превосходит нравственную. Эти пригожие лица большей частью покрыты были грязью не менее ситкинских красавиц наших. Это довольно трудно согласовать с чистотой, которую они соблюдают в своих домах».
 
Зато в чукотских селениях на Камчатке все вернулось на свои места: «Нас ласково приглашали в юрты, которые мы все посетили, невзирая на отвратительную в них нечистоту».
 
Служившие под началом Федора Петровича офицеры и матросы знали о его требовательности по части идеальной чистоты на судне. В Новоархангельске он с удовольствием отметил, что суда Российско-американской компании, управляемые офицерами императорского флота, «содержатся весьма чисто, некоторые даже щеголевато и в воинской дисциплине, что делает равную честь как командирам, так и компании, доставляющей им к тому средства».
 
По запискам самого Литке трудно получить впечатление о взаимоотношениях с подчиненными ему членами экипажа. Только изредка прорывается несколько слов, но всегда выражающих его заботу о людях и добрые к ним чувства за хорошо выполненную работу. Вот несколько с трудом отысканных мест:
 
«…со стороны врача и моей обращено было строжайшее внимание на все, что могло служить к сохранению людей...»;
 
«После полуторачасовой работы, в продолжение которой мне оставалось только любоваться усердием людей наших, громкое, согласное ура, первое еще, может быть, огласившее пустынные места эти, возвестило наш успех»;
 
«В течение этого несчастного для нас дня все и каждый были одинаково утомлены. Маленькая команда наша работала почти целые сутки, но, поощряемая примером офицеров, переносила все тягости с тем весельем духа, которое отличает русского матроса. С особенной похвалой обязан я упомянуть о лейтенанте Лаврове, который отличился при этом случае всеми достоинствами морского офицера».
 
Вообще «достоинства морского офицера» – высший критерий оценки личности в устах капитана Литке. В нем соединено всё, что он особенно ценил в людях: верность долгу, безукоризненная честность, не показная стойкость перед лицом опасностей, мужество без бравады, самоотдача без корысти.
 
1 января 1829 года «Сенявин» вошел в Манильскую бухту на острове Лусон Филиппин. «Моллер» уже ждал там. Пополнив снабжение и выполнив необходимый ремонт, шлюпы направились к Зондскому проливу, что между Явой и Суматрой, чтобы пройти в Индийский океан. Однако встречный ветер в течение пяти дней не позволял войти в пролив, так что собрался целый караван судов. Когда, наконец, «Сенявин» в самом хвосте каравана прошел проливом, Литке посетовал: «Никогда тяжелый ход нашего судна не досаждал нам столько, сколько в этом случае».
 
Пройдя с попутными юго-восточными пассатами Индийский океан, «Сенявин» обогнул мыс доброй Надежды и вышел в Атлантику, а «Моллер» зашел на несколько дней в Капштадт, нынешний Кейптаун.
 
«Сенявин» навестил остров Святой Елены, где Литке посетил могилу Наполеона и при содействии директора расположенной на острове обсерватории сделал ряд наблюдений над отвесом. Через два дня после того, как к острову подошел «Моллер», отправились в дальнейший путь.
 
Британский канал – пролив Ла-Манш встретил туманом и моросью, но это уже не могло огорчить мореплавателей, с нетерпением ожидающих встречи с родными берегами. Однако скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. 30 июня вошли в гавань французского порта Гавр, где надлежало привести суда в порядок. Три недели стоянки в Гавре тянулись удивительно долго. «Моллер» отправился оттуда прямо к Балтийским проливам. а «Сенявин» зашел в Англию, в реку Темзу, чтобы произвести сравнительные маятниковые наблюдения в Гринвичской обсерватории. 11 августа, наконец, вышли в море, на последний отрезок пути до Кронштадта, на рейде которого 25 августа 1829 года стали на якорь, пробыв в плавании три года и пять дней.
 
«Моллер» прибыл двумя днями раньше, но встретила его родина совсем не так, как этого ожидал капитан Станюкович. Поднявшиеся на борт шлюпа чиновники выразили крайнее неудовольствие отсутствием должного порядка на судне. К самому Станюковичу были предъявлены претензии по поводу его непомерно строгого обращения с членами своего экипажа – интересно, откуда было об этом знать встречавшим шлюп ревизорам? Кончилось тем, что корабль был поставлен на штрафную стоянку, откуда офицеры и команда с горечью наблюдали за торжествами по поводу прихода «Сенявина».
 
4 сентября «Сенявин» посетил сам император Николай Павлович. Он поблагодарил построенный на верхней палубе экипаж за отличную службу, осмотрел матросские кубрики и с удовольствием отобедал в офицерской кают-компании. Сопровождавший императора морской министр Антон Васильевич Моллер подмигнул капитану – дескать, жди наград. И награды не замедлили воспоследовать. Вскоре Федору Петровичу было объявлено, что за заслуги перед отечеством он награжден орденом Святой Анны 2-й степени – отличие, которое Литке мог предполагать. Но другое отличие было неожиданным: он через чин был произведен в капитаны 1 ранга, и плавание на «Сенявине» ему было засчитано в стаж, набираемый для награждения орденом Святого Георгия по выслуге лет, в двойном размере. Петербургская Академия наук избрала Федора Литке своим членом-корреспондентом.
 
Признание заслуг не вскружило голову триумфатору: он спешил представить Адмиралтейскому департаменту отчет по навигационной части плавания и сосредоточиться на обработке материалов, накопленных в трехлетнем плавании вокруг света.
 
Вход на сайт
Поиск
Календарь
«  Март 2024  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
    123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
Друзья сайта
  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz
  • Copyright MyCorp © 2024
    Сайт создан в системе uCoz