Море Бобровое

Глава четвертая

Далек Иркутск от Москвы, но с тех пор как в город на Ангаре была установлена от первопрестольной гоньба ямская и подводная (от слова «подвода»), словно ближе стал он к столицам. Хотя время от времени и захаживал в город медведь из окрестной тайги, а все же в Иркутске и каменный дом появился, и собор возведен, и воевода был посажен на правление, а потом был назначен вице-губернатор – глава Иркутской провинции, охватывавшей треть Сибирской губернии. Прошло через Иркутск первое посольство в Пекин, а вскоре побывал в городе царев крестник, гвардии бомбардир-поручик Абрам Петров – «арап Петра Великого». Господин капитан-командор Иван Иванович Беринг снаряжал здесь Камчатскую экспедицию. Караванные торговые пути в Монголию и Китай пролегли через Иркутск, а в другую сторону, через уездный город Якутск – к новым землям на востоке, к Великому океану. Оборотистые иркутяне умели воспользоваться выгодным положением своего города на торговых путях, по которым из Китая везли чай и шелк, фарфор и корень женьшеня, из Забайкалья и Якутии – золото, а с далекой Камчатки – ценные меха. Оптовая торговля в Восточной Сибири приносила хороший доход, росли купеческие состояния, рос и украшался родной город Никифора Трапезникова. Молодой иркутский посадский видел удачливых и сильных духом людей, капиталы которых быстро росли благодаря их предприимчивости и коммерческой сметке.

 Размышляя о своем будущем, Никифор все чаще связывал его с далекой и загадочной страной Камчаткой. Он отдавал себе отчет в том, насколько труден даже путь до нее, но верил, что он ему по силам, а уж там будет, где развернуться. С тем и добрался до далекой земли, где неподалеку от Большерецкого острога, на своей заимке, занялся пушной охотой, а затем все больше торговлей, скупая меха у промысловиков да коренных жителей.

 Дела свои Никифор Мокиевич вел аккуратно, в пример другим купцам-промышленникам исправно сдавал в царскую казну каждую десятую шкурку добытого зверя. расход с приходом всегда копеечка в копеечку сходился. Все прибыли и убытки записывал в амбарную книгу китайскими чернилами аккуратным почерком, буковку к буковке выводил тщательно, не торопясь. Потому и у коренных жителей – ительменов пользовался доверием, знали они – Никифор не обманет, но и лишнего за соболя не даст, не глядя, платить не станет. Другие торговые люди подсмеивались подчас над обстоятельностью и медлительностью Никифора, однако попрекнуть его ни в чем не могли.

 Никифор Трапезников любил называть себя иноземным словом «негоциант». Хорошее это слово ввел в обиход государь Петр Алексеевич: посадских-де, жителей посадов – городов, много, а негоциантов среди них раз-два и обчелся.

 Обстоятельный человек был Никифор Трапезников. Прежде чем взяться за какое-нибудь дело, обдумывал, прикидывал, взвешивал. никогда весь свой капитал в одно предприятие не вкладывал, поэтому и считал себя подлинным негоциантом. В купеческом деле главное – капитал сохранить, сберечь те деньги, которые будут делать новые деньги. А обмишулишься – и поминай тебя, как звали, кому ты без капитала нужен. Хотя, конечно, без риска в коммерции не обойтись, но риск – это не значит хвататься за что попало, зажмурив глаза. Он так понимал: рисковать – это принимать на себя ответственность за последствия как при успехе, так и при неуспехе своей затеи.

 Это поспешный в мыслях сержант Басов распинался, рассказывал о сокровищах отдаленных земель, о Апонском царстве да Земле да-Гамы, где реки молочные и берега кисельные, а сам-то он там бывал? Вот то-то и оно. Не дал ему денег Никифор, не таков он, чтобы свои кровные, горбом нажитые, на ветер выбрасывать. И когда сержант с Командорского острова с богатой добычей возвратился – нет, не попрекнул себя Никифор за скаредность, не пожалел, что не ссудил удачливого говоруна в его рискованном предприятии. Вот теперь, когда дорога разведана, можно и самому в это дело втянуться. Пусть не сразу, постепенно, да еще батюшка покойный говаривал: курочка по зернышку клюет.

 А риск надо разложить на несколько персон. Благо есть в Нижнекамчатском остроге торговые люди не то чтобы в дружбе надежные (какая меж купцами дружба?), но готовые поставить на кон свой рубль на алтын прибыли. И первый из них – Афанасий чебаевский, посадский из Лальска. Была у Афанасия мечта: достичь такой же силы, как у его земляка, ивана Савватеева, который водил в Китай караваны.  А в караване с ним шло человек по восемьсот и более, и привозил он из Китая редкостный товар: шелк, фарфор, жемчуг, лекарства и даже чернила. Водились у него деньжата, и, приняв Никифора в долю, он построил шитик «Святой Евдоким» и в 1745 году отправил его на восток с сорока пятью промышленниками на борту.

 Мореходом был нанят посадский из Тобольска – Михаил Неводчиков, умелый мастер-серебряник, владевший искусством украшения своих изделий чернью. В поисках удачи Михаил оставил свое ремесло и отправился в Охотск. Он уже успел поучаствовать, хоть и «без выдачи жалования», в качестве рисовальщика карт в экспедиции Шпанберга, а потом – также «на одном провианте» в морской съемке камчатского берега, и на практике постиг навигацких хитростных наук учение.

 передовщиком послан Яков Чупров, обладавший железной волей и умевший держать в кулаке разношерстную и буйную артель. Промышленники, отправлявшиеся в плавание, были жесткими людьми, пришедшими из разных концов России в надежде сколотить какое-никакое богатство. Они привыкли стоять каждый за себя, не признавали никакого порядка, и чтобы руководить ими, нужна была еще более жесткая рука.

 Большерецкая канцелярия выдала инструкцию о благожелательном обхождении с коренными жителями, как предписывал указ императрицы Анны Иоанновны, и назначила казака Силу Шевырина следить за соблюдением инструкции и приводить в российское подданство народы новооткрытых земель, если таковые отыщутся.

 Чебаевский с Трапезниковым дали мореходу наказ: сразу направиться к тем островам, которые были видны Берингу и Чирикову во время их плавания, и в октябре 1745 года «Святой Евдоким» отправился в незнаемое.

 А Трапезников тут же начал готовить новое предприятие. На этот раз – в кумпанействе с известным твердостью характера и неколебимой настойчивостью в достижении целей Федотом Холодиловым и селенгинцем Андреяном Толстых – молодым, горячим, но уже получившим репутацию оборотистого и удачливого.

 Русский север не знал крепостного права, и жители его городов, составлявшие податное сословие посадских, промышляли  торговлей, ремеслами – делами, требующими сметки и инициативы. Они не были так привязаны к земле, как люди других сословий, и в поисках выхода своей энергии нередко отправлялись в далекие края, благо через их города-посады проходили великие торговые пути. Неудивительно, что именно посадские были в большинстве случаев участниками и организаторами экспедиций, отправлявшихся на поиски новых мест для пушного промысла. Через северный город Тотьму еще двести лет назад проходил торговый путь из Московского государства через белое море в страны западной Европы, а потом и путь в Западную сибирь. Тотьмичи торговали хлебом и солью, пушниной и льном, дёгтем, лесом и воском. К берегам Сухоны близ Тотьмы приставали не только российские, но и английские, голландские, персидские суда. Заморские гости завели в Тотьме свои фактории, амбары, магазины. через Тотьму, направляясь на Камчатку, прошли обозы экспедиции Беринга.

 Посадский из Тотьмы Федот Холодилов (некоторыми историками именуемый Федосом, а иными – Федором) был одним из первых, кто отправился в Иркутск, а потом и к Восточному океану за удачей и богатством. Сызмальства он запомнил: «Тотьмичи – люди семейственные. Городок наш небольшой. И все тут друг другу родня: то брат, то сват, то племянник. А на родного человека всегда положиться можно. Значит, и дела нам нужно делать по-родственному». Глядишь, Федот начнет, встанет на ноги, а там и другие родственные люди за ним потянутся. А счету им – тьма, то есть десять тысяч. Не зря тотьмичи любят шутейно рассказывать, как сам Великий петр их город посетил, и, взглянув окрест, сказал: "То – тьма!”».

 Твердого характера был Федот, да и силой не обделен. как-то ввечеру перегородили ему дорогу двое залетных: скидывай, мол, мужик, рубаху да портки. Одному он так отвесил, что тот, задыхаясь, на земле звериным воем взвыл, прежде чем стал отползать на карачках, а второй побежал с такой резвостью, что догнать его не было никакой возможности.

 бережлив, да что там – скуповат был Федот Холодилов. Трудолюбием и рачительностью сколотил он не очень большой, но все же основательный капитал и теперь не без колебаний душевных вступал в сообщество с ненадежными, как ему казалось, компаньонами.

 Он не понимал излишней, как ему казалось, открытости, даже простоватости Никифора Мокиевича. Сам Федот строгого порядка держался. придет к нему гость, он его не сразу примет, а сперва в сенях выдержит, чтобы тот уважение к нему поимел. а впускать к себе приказывал уж по одному, и когда с гостем ли беседовал, как и когда сам ли в гостях разговор имел, никому перебить себя, вставить слово – по делу, не по делу ли – не дозволял.

 У Никифора Трапезникова все было не так. С утра дверь в его избу не закрывалась, и будь то по копеечному делу пришедший камчадал, или пожилой ительмен, с трудом объясняющий, зачем пожаловал, или Большерецкой канцелярии чиновник, – всем говорил: «Заходи, садись на лавку» и вовлекал гостя в разговор. любил послушать других, рассказывал разные бывальщины и среди разговоров о том, о сем, изумлял собеседников неожиданными и простыми решениями даже самых сложных вопросов.

 Новые компаньоны в складчину начали строить шитик, получивший имя «Святой Иоанн». И уже были почти готовы отправить его в плавание, когда 20 июля 1747 года в Нижнекамчатск подошли две корякские байдары, а на них – участники плавания на «Святом Евдокиме». Рассказ их был невесел.

 Шести суток их плавания не прошло, как увидели они неизвестный остров, а вечером того же дня – еще один, на котором и высадились, встретив людей незнакомого рода-племени. на всех известных наречиях пытались объясниться, но так и не поняли друг друга. Потом Шевырин оправдывался, что не мог их в российское подданство обратить, поскольку объясниться с ними было никак невозможно.

 На первом из найденных островов, который местные называли Атту, решено было остановиться для промысла на зимовку. Передовщик яков Чупров приказал неводчикову и Шевырину, взяв несколько человек в помощь, отловить какого-нибудь местного жителя и доставить его на шитик, чтобы со временем обучить его русскому языку и использовать в качестве толмача. Но посланные были встречены пиками с костяными наконечниками и отступились. Обозлившийся Чупров попрекнул их в робости и сам отправился на сопку вместе с сыном Николаем да Родионом Зотовым, всегда до драки охочим. Чупров с Зотовым костяные пики поломали, супротивников наземь повалили да ногами потоптали, а одного парнишку скрутили и забрали в полон. Мальчика этого, который называл себя «Темнак», взял под свою опеку Неводчиков. Парнишка оказался смышленый, русские слова ловил на лету, и спустя недолгое время можно было понять, что люди местные называют себя алеутами. Стало быть, и зваться островам Алеутскими.

 Хотя промысел шел неплохо и число добытых шкур морского бобра росло, самовластному и ненасытному Чупрову все было мало, и он то и дело срывал злость на не полюбившемся ему мореходе, который склонен был мирно разрешать все возникающие с местными недоразумения. взаимоотношения с алеутами налаживались с большим трудом. Захваченные на Камчатке скудные припасы – несколько сум ржаной муки, вяленая рыба – юкола да черемша, верное средство от скорбута – цинги, – закончились, и оголодавшие промысловики не считали зазорным разжиться продовольствием из запасов местных жителей.

 После очередной мелкой стычки с аборигенами мстительный Чупров отправил в их селение самого преданного ему и соперничающего с ним в жесткости Лариона Беляева, а с ним еще девять человек. беляев приказал убивать всех алеутов, которые повстречаются. А кто ослушается – с того само голову долой. Пятнадцать человек положили. Никого не щадили – ни старых, ни малых, ни баб, только молодых девок оставляли, чтобы взять их в наложницы.

 Узнав о расправе, Неводчиков высказал передовщику свое возмущение и напомнил, что в указе императрицы Анны Иоанновны сказано: новых землиц людей приводить под государеву царскую высокую руку лаской и уговорами, а виновных в разорениях и обидах смертью казнить. Чупров посулил сбросить упрямого морехода за борт, но другие промышленники, которые в самоуправстве передовщика видели угрозу и себе самим, заступились за Неводчикова.

 Несмотря на раздор в артели, промысел был удачным, и в сентябре 1746 года отправились на поиски новых земель, но жестокий шторм две недели носил шитик по водяным горам, а потом выбросил на камни большого острова, и от местных жителей – коряков они узнали, что это остров Карагинский близ камчатского берега. Шитик спасти не удалось, и на берег стащили всего 320 шкур, а остальная добыча исчезла в валах прибоя вместе со всем артельным имуществом.

Мирные карагинские коряки по-доброму встретили потерпевших кораблекрушение путешественников, помогли им устроиться на зимовку. А тут новая напасть: на остров пришли с войной враги – северные коряки – олюторы. Промышленники помогли отразить нападение, за что получили в подарок две большие байдары, на которых и вернулись, недосчитавшись двенадцати сопутников.

 Первая пролитая на Алеутах кровь без отплаты не осталась. Ларион беляев и другие участники бесчинства были взяты под стражу по обвинению в убийствах «незнаемого тамошнего вновь обысканного народа без всякой от него провинности». Семь лет длилось следствие, пока не был объявлен указ Сибирского приказа «о учинении подлежащим к натуральной смерти города Архангельска крестьянскому сыну Лариону Беляеву с товарищи за самовольное ими на незнаемых морских островах людей без нужды смертное убивство».

 Чебаевский потерей «Святого Евдокима» сильно огорчился и даже почувствовал сердечную болезнь, а Трапезников воспринял утрату, как учили древние философы – стоически. Что ж тут такого, торговое дело такое: вчера не повезло – завтра повезет. Никифор Мокиевич неизменно стремился следовать незыблемому купеческому правилу: там, где есть два выхода, всегда ищи третий. Сговариваясь с Холодиловым и Толстых, он уже договорился с торговым человеком Рыбинским и в долю с ним заказал постройку шитика. Тем более что твердости в глазах Андреяна Никифор не уловил: здесь, за столом, на словах все так ладно получается, а куда он направит путь, как выйдет в море?

 ровно через месяц после возвращения Неводчикова отправился в плавание «Святой Иоанн», на котором мореходом пошел  Евтихий санников, отторгнувшийся от сержанта Басова, а передовщиком – Андреян Толстых.

 Трапезников как в воду глядел. искателей быстрого обогащения продолжали питать воображение богатства «Земли Жуана-да-Гамы», о признаках которой сообщал Стеллер – участник экспедиции Беринга, и потому именуемая меж промышленниками «Землей Штеллера».  Едва скрылись из виду камчатские берега, как Андреян приказал править на полдень, туда, где чаятельно находится загадочная Земля. Ничего Толстых с Санниковым, конечно, не нашли, вернулись зимовать на остров Беринга. Промысел был не очень удачен, и тем довольствовались Трапезников и Холодилов, что хоть шитик целым возвратился. А больше дел со своим ненадежным компаньоном решили – каждый в отдельности – не иметь.

 Удача предпринимателя переменчива, да неудача переменчива тоже. Неудачный поход на поиски «Земли Штеллера» заставил-таки самолюбивого и упрямого Андреяна отложить исполнение своей навязчивой идеи. в 1749 он году на «Святом Иоанне» все с тем же преданным ему Евтихием санниковым отправляется в новый поход по уже освоенному промышленниками маршруту. Первая зимовка проходила на острове беринга, затем перешли на открытые Неводчиковым Ближние Алеутские острова. На острове Атту выпустили на волю взятый с Командор выводок голубых песцов, которые там быстро размножились. Вернулся Андреян после двух лет охоты на Атту в Нижнекамчатск богатейшим человеком, никто до него не привозил столько шкурок морских бобров и песцов: счет на тысячи шел. Без всякого компанейства построил собственное судно, назвал его именем собственным да жены своей любимой – «Андреян и Наталья» – и второй раз отправился на те же Ближние острова. Федот Холодилов взвесил все «за» и «против» и, несмотря на былое недоверие к непредсказуемому в своих поступках Андреяну, вступил с ним в долю. И снова удача улыбнулась не знавшему удержу промышленнику. Целыми стадами выбивала его ватага беззащитных животных. Но когда он в третий раз отправился на Алеуты, то на Ближних островах промысел не задался – слишком много там было повыбито морских бобров в предыдущие годы. Пошли дальше на восток и нашли целую группу неведомых дотоле островов, которые и стали называть по имени первооткрывателя – Андреяновскими. И снова зверя набили столько, что некуда было больше укладывать шкуры.

 Вот что еще умел Андреян хорошо делать, так это налаживать отношения с местными жителями. Во второй свой приход на остров Атту привез тойону и его родне богатые подарки, а главное – красные козловые сапоги, не виданные алеутами. На открытых островах, разделив свою команду на несколько артелей, разослал их по селениям «для увещевания жительствующих народов к платежу в казну ее императорского величества ясаков и промыслу зверей». Покидая острова, он собрал тойонов и, после вручения подарков, попросил алеутов высказать свои претензии к промышленникам. «На то все единогласно объявили, что им как тоенам, так и прочим, никаковой обиды, кроме одного оказуемого им всем всякого благосклонного благодеяния и приязни, чинено не было».

 Возвращаясь, зашли на остров Атту, где взяли на борт партию промышленников с потерпевшего крушение шитика. Нет, не зря предупреждал осторожный Трапезников: «Ты, Андреян, играй, да не заигрывайся». Вот она, Камчатка родимая, ведь мы уже почти дома, тут такая непогода настигла, понесла шитик на камни и разбила. Люди все спаслись, а драгоценные меха снять с тонущего судна не удалось.

 Императрица Екатерина II за заслуги Андреяна в присоединении к России новых земель сняла с него налог – «десятину», да только это не вернуло ему богатства. И ни былое богатство, ни пришедшая бедность не научили его разумной осторожности, которой славились Холодилов и Трапезников. купцы-промышленники, уважая его опыт морехода, доверили ему бот «Святой Петр» с артелью из 63 человек. А он отправился на нем вдоль Курильской гряды - искать желанную Землю да-Гамы. возвращаясь после безуспешных поисков, возле Шипунского мыса попал в шторм. бот погиб. Спаслось только три человека. Андреяна среди них не было.

 Имя иркутского посадского Никифора Трапезникова, честным трудом построившего свое состояние, повсюду называли – кто с уважением, а кто с завистью. Но чем дальше, тем больше какая-то неясная тревога, переходившая в недоверие к себе, закрадывалась в сердце настойчивого предпринимателя. Он чувствовал, что ему самому мешают его же обстоятельность и пунктуальность. Рядом очевидные проходимцы по воле случая без труда отхватывали богатство, обманывая казну и воруя из нее, беззастенчиво грабили доверчивых коренных жителей, пропивали и проматывали состояния. Он понимал, что те, что прут напролом и, не испытывая никаких мук совести, давят любого, встретившегося на пути, его наверняка обскачут, обгонят, но не мог заставить себя стать таким же, как окружавшие его авантюристы. Уже он обжегся на доверии к самодуру-передовщику Чупрову, творившему беззаконие на новообретенных островах, к безответственному компаньону Толстых, вместо промысла отправившегося на поиски наверняка не существующей  «Штеллеровой Земли».

 В 1749 году Никифор самолично отправляется из Нижнекамчатска за мягким золотом на шитике «борис и Глеб». зимует на острове Беринга, посещает Ближние острова и возвращается с богатой добычей. уже на следующий год, поверив звезде своей удачи, снова на  «Борисе и Глебе» направляется на Ближние острова. А на Алеутах в это же время успешно ведут промысел три артели добытчиков на шитиках «Святой Иоанн», «Симеон и Иоанн» и «Святой Николай», в которых никифор имеет свои паи. Крупный успех этих трех экспедиций сглаживает последствия не слишком удачного промысла самого Трапезникова. Ну, правда, на острове Атту он обнаружил промышленников во главе с мореходом Наквасиным с потерпевшего крушение шитика «Петр», два года ожидавших помощи, и вывез их на Камчатку.

 Хоть и подпирали Никифора Мокиевича со всех сторон соперники, но против его возможностей ни у кого силы не хватало. Не подкосила и заметная неудача следующего похода на «Борисе и Глебе», – другие предприятия принесли большой доход. Оправдывало себя обыкновение Никифора Трапезникова – никогда не возлагать все надежды на одно-единственное дело, а поддерживать одновременно несколько предприятий, как можно шире распространяя свое влияние.  Первый на Камчатке промысловый бот, шитый гвоздями, а не ремнями из шкур морских животных, – «гвозденник» – сдал в аренду Трапезникову строитель Иван Никифоров, не имевший собственных средств на снаряжение экспедиции. Миллионы, нажитые на торговле пушниной, прошли через руки обстоятельного и рачительного хозяина. Восемь судов построил он, двадцать две промысловые экспедиции снарядил – и на остров Беринга, и на Ближние острова, и на вновь открытые острова Алеутской гряды. пушнину отправлял с верными людьми морем в Охотск, оттуда обозом – в якутск, затем в иркутск, далее – либо в Москву, либо на торги в Кяхту, на китайскую границу.

 К продолжению