| Море Бобровое
Глава шестая
Всякие люди были в артелях промышленников-первопроходцев, отправлявшихся за драгоценной пушниной на далекие острова. Одни мореходы и передовщики, такие, как Степан Глотов, поддерживали прочную дисциплину и укрепляли дружественные отношения с коренными жителями. Но немало было и таких, кто терял человеческие качества, ожесточаясь в плаваниях по зыбким океанским волнам в тесноте, холоде и сырости, получая скудную пищу и несвежую питьевую воду, месяцами и годами находясь лицом к лицу с первозданной дикой природой на неуютных островах, не зная, доведется ли когда-нибудь увидеть дом и семью. Да и сама их кровавая работа – убийство и разделка животных – не способствовала благонравию и мягкосердечию. Постоянно рискуя своей жизнью, многие свирепели, становясь равнодушными к жизни других людей, в особенности чуждых по языку и быту аборигенов.
Хотя мореходы и передовщики давали присягу следовать инструкциям, которые предписывали быть справедливыми с «иноземцами», поддерживать мирные и дружеские отношения, некоторые из них обходили инструкции, оправдывая под предлогом самообороны насилие и жестокость. Конечно, многое зависело от ситуации и от личных качеств вовлеченных в конфликт людей.
Неудивительно и то, что алеуты подчас недружелюбно встречали появившихся с моря чужеземцев. Некоторые племена находились в состоянии непрекращающейся войны с другими, приходившими с других островов. Весь мир для них делился на «своих», жителей данного острова, и «чужих», жителей враждебных островов. Всякий пришелец был «чужим», и его встречали с оружием в руках.
Алеуты не промышляли для своих нужд песцов и лис, но они охотно обменивали шкурки на разные нужные в хозяйстве предметы. Однако сбор ясака – подати, безвозмездно уплачиваемой в царскую казну, – был для многих непонятен. Они полагали, что избавятся от этой ненужной обузы, если перебьют всех высадившихся на их остров людей.
Словом, горючего материала, готового вспыхнуть от случайной искры, у той и другой стороны было предостаточно.
В 1760 году на Андреяновы острова пришел бот «Святой архистратиг Гавриил», самый большой из всех построенных к тому времени. Вел его мореход Гавриил Пушкарев, участвовавший еще в экспедиции Беринга. Придя 25 сентября к острову Атка, он встретил там бот «Святой Владимир», мореходом на котором был его старый знакомый Дмитрий Пайков. Пребывание членов экипажа «Святого Владимира» на Атке было неудачным; при обстоятельствах, которые история не сохранила, двенадцать человек были убиты алеутами.
Пушкарев и Пайков образовали «складственную компанию». Они обменялись частью экипажей и перезимовали на острове, а затем каждое судно пошло своей дорогой.
Пайков на «Святом Владимире» проник на восток дальше всех промышленников и первым открыл остров Кадьяк, где перезимовал с 1761 на 1762 год.. Отношения с местными жителями и там у него не сложились, и следующую зимовку он провел на Крысьих островах, расположенных между Ближними и Андреяновскими. Пушкарев же на «Святом Гаврииле» пришел сначала на Умнак, но там вел промысел Степан Глотов. Тогда он отправился дальше и первым из промышленников достиг полуострова Аляска – материковой части Америки (впрочем, он остался при убеждении, что Аляска – остров). Началось все хорошо, но в январе 1762 года вспыхнуло кровопролитие. Сам Пушкарев вместе с несколькими другими сотоварищами учинил насилие над алеутскими женщинами. Возмущенные аборигены на насилие ответили насилием: восемь промышленников было убито и столько же ранено. Ответом Пушкарева стало убийство заложников – шаг, никогда ранее не допускавшийся в отношениях с местными жителями. Хуже того, снявшись в обратный путь в конце мая 1762 года с богатой добычей, «Святой Гавриил» зашел снова на Умнак, где Пушкарев насильно захватил около двадцати алеутов, большую часть которых составляли девушки.
Экипажи Пайкова и в особенности Пушкарева оставили следы насилия от Атки до полуострова Аляска, озлобили алеутов, которые с острова на остров передавали слух о бесчинствах скорых на расправу пришельцев. Алеуты могли противопоставить силе только хитрость и внезапность нападения.
Степан Гаврилович Глотов после зимовки на Медном прошел на «Андреяне и Наталье» на восток, минуя Алеутскую гряду, и 5 сентября 1763 года подошел к острову Кадьяк, о котором ему поведал бывший заложник Кашмак, оставленный на Лисьих островах. Поставив судно на якорь в удобном месте, Глотов послал на берег толмача, чтобы договориться о предоставлении заложников – аманатов. Однако алеут – толмач не смог ни о чем договориться с местными жителями. То ли их наречие было ему непонятно, то ли сказывалась недобрая память о Пайкове, побывавшем здесь годом раньше.
Глотов решил до поры до времени оставаться со всей командой на корабле, выставив круглосуточный караул. Его предосторожность не оказалась излишней: насколько дней спустя на раннем рассвете к месту стоянки бесшумно подобрались островитяне и осыпали шитик стрелами. Караул ответил ружейными выстрелами, которые испугали не слышавших их раньше аборигенов, и те разбежались, оставив принесенные с собой штурмовые лестницы и припасы для разжигания огня – сухую траву, серу и бересту.
Однако воинственные жители острова в течение примерно месяца повторили свое нападение и во второй, и в третий раз войском человек в двести и более. Чтобы укрыться от пуль, они держали перед собой деревянные щиты, из-за которых метали стрелы. Если во второй раз их удалось прогнать ружейной пальбой, то на третий приступ они пришли с более толстыми щитами. Степан Гаврилович попытался увещевать нападающих, но, увидев тщетность своих усилий, приказал открыть огонь. Однако островитяне, успевшие уже привыкнуть к грохоту пальбы, убедились, что пули не пробивают их новые щиты, и приблизились почти вплотную к судну, угрожающе размахивая копьями. Тогда Глотов отправил своих промышленников в контратаку, и те, вооруженные саблями и топорами, обратили нападающих в бегство.
Добрые отношения с островитянами налаживались медленно. Но подарки и выказываемая доброжелательность сделали свое дело, и скоро местные стали даже приносить на обмен шкурки добытых ими животных. Экипаж перебрался в поставленный на берегу шалаш, но все равно зимовка прошла очень тяжело. Десять человек умерли к весне от скорбута, и уже 24 мая 1764 года шитик «Андреян и Наталья» оставил негостеприимный остров и отправился, минуя берега «острова Алякса», к Лисьим островам, на которых два года назад Глотов изведал удачу.
Он не знал, что за это время обстановка на островах коренным образом изменилась.
Сведения о причинах организованного вооруженного выступления алеутов на Лисьих островах неясны и противоречивы.
По одной версии, все началось с того, что в 1762 году на острове Унимак (не путать с островом Умнак!) некий мореход – возможно, Пушкарев, один или совместно с другими – разрушил одно за другим четыре селения алеутов, и только у селения Погромное встретил решительный отпор от превосходящих сил аборигенов.
Но основные события развернулись в следующем, 1763 году. Осенью этого года на восточных островах Алеутской гряды собралось сразу семь судов, в том числе четыре – на расположенных поблизости друг от друга Умнаке, Уналашке и Унимаке. Это были «Захарий и Елизавета» вологодских купцов Федора и Василия Кульковых, «Святой Иоанн» соликамского и тюменского купцов Ивана Лапина и Ивана Протасова, «Святой Николай» и «святая Живоначальная Троица» Никифора Трапезникова. На «Захарии и Елизавете» мореходом был курский купец Алексей Дружинин, на «Иоанне» – штурманский ученик Денис Медведев, на «Николае» – нижнекамчатский казак Лука Наседкин, на «Троице» – промышленник Иван Коровин.
Высказывалось предположение, что поводом для выступления алеутов в этот раз послужило наказание розгами одного из малолетних заложников – сына местного вождя, но это утверждение нельзя считать достоверным. По другой версии, зимующему на Унимаке Наседкину толмач-алеут передал слова неведомо как попавшей на Унимак «девки с Атки» (одного из группы Андреяновских островов), что местные хотят перебить русских. Наседкин, слывший человеком спокойным и мирным, тем не менее решил предупредить выступление островитян, и на острове началась настоящая война. Тех из русских промышленников, кто не погиб в сражениях, добила цинга, а судно алеуты сожгли.
Дружинин на «Захарии и Елизавете» прибыл на Умнак в сентябре 1762 года. Поначалу все складывалось мирно. Тойоны были дружелюбны и выделили аманатов. Дружинин разделил промышленников на три артели и разослал их в разные места, а сам перебрался на соседний малый остров Иналак. Видимо, какие-то опасения у Дружинина были, потому что место своего лагеря он оборудовал, как небольшую крепость, чего никогда раньше промышленники не делали, и держал постоянный караул. Однажды он, отправив шесть человек проверять капканы, с оставшимися пятью пришел к алеутам, которых на острове было человек тридцать и отношения с которыми поддерживались вполне добрососедские. Ничто не выдавало враждебных намерений островитян, но когда русские уже собрались уходить, Дружинин внезапно получил удар дубиной по голове, а затем набросившиеся алеуты добили его костяными ножами. Другим промышленникам, несмотря на полученные ранения, удалось убежать, отбившись топором, прихваченным одним из охотников.
Они укрылись в своей «крепостце», но вскоре островитяне снова напали на них. Алеуты с торжеством показывали окровавленные одежды русских, отправленных Дружининым проверять капканы. Четыре дня держались промышленники в осаде, отгоняя нападающих ружейным огнем, а потом предприняли вылазку, круша топорами не ожидавших такой дерзости островитян. Трое было убито, несколько человек ранено, остальные разбежались.
Воспользовавшись отступлением алеутов, осажденные спустили на воду байдару и направились к местам промысла других артелей. Они нашли только трупы своих товарищей и обломки своего бота. Претерпев многие трудности, только через несколько месяцев соединилась с людьми с «Троицы» выжившие из экипажа «Захария и Елизаветы»; по разным данным, не то пять, не то семь человек.
«Святая Живоначальная Троица» и «Святой Иоанн» встретились в октябре 1762 года на острове Медном, где, обменявшись частью экипажей, образовали «складственную артель», договорившись все добытое делить пополам, и 1 августа 1763 года продолжили плавание, направившись на Лисьи острова.
«Троица» подошла к Уналашке, а «Иоанн» – к острову Умнак. Люди высадились на берег, вступили в контакт с алеутами, тойоны в знак полного доверия отдали в заложники своих детей.
Промышленники с «Троицы» завели свой корабль в реку на зимовку, а на берегу построили из плавника жилище – «барабору» по-алеутски, куда снесли добытые на Медном меха.
В середине сентября, взяв с собою как толмача аманата Алексея, крестника Степана Глотова, на двух байдарах промышленники отправились вдоль побережья Уналашки – выбирать места для предстоящего промысла. Во встреченных поселениях взяли еще аманатов; ничто не предвещало опасности.
Когда байдары в конце сентября вернулись в лагерь, их экипаж построил юрту для зимовки, а потом разделился на две группы: одна отправилась на промысел в другую часть острова, а вторая осталась на месте.
8 декабря в лагерь пришли три камчадала. Это были уцелевшие члены экипажа с «Захария и Елизаветы», которые поведали об участи своих товарищей. А двумя днями позже на лагерь Коровина напали не проявлявшие до сих пор никаких признаков враждебности алеуты.
Сражение, то разгораясь, то затихая, длилось четыре дня. двое русских было убито. Просидев еще месяц в осаде, промышленники, бросив юрту с запасами продовольствия, перешли на судно, где, казалось, было менее опасно. Однако алеуты осаду не сняли, а остававшиеся на «Троице» припасы быстро таяли. Началась высасывающая последние силы цинга.
5 марта уже следующего, 1764 года Коровин вывел судно из реки в море, где стали на якорь. Алеуты ушли, убедившись в бессмысленности дальнейшей осады. Промышленники вернулись на берег, забрали спрятанные там бочки с жиром и остававшиеся запасы питания и доставили на судно. Вскоре еще один промышленник умер от скорбута – цинги.
В конце марта пришла мать аманата Алексея Глотова и предупредила о предстоящем нападении, а на следующий день на байдарах подошли старшие братья Алексея и подтвердили предупреждение.
Вскоре со стороны моря к «Троице» подошло около сорока байдар с алеутами, которые приветливо улыбались и жестами выражали готовность начать обмен товарами, но предупрежденные промышленники не поддались на подвох и ружейными выстрелами воспрепятствовали попытке окружить судно. На них тут же посыпались стрелы, а братья аманата Алексея, не успевшие скрыться, были заколоты на месте. Ночью на байдаре к «Троице» подошел отец Алексея, который забрал последнего своего сына.
Иван Коровин пребывал в нерешительности, пытаясь осмыслить происходящее. Почему мирные до этого года алеуты нападают на его корабль? Что означает отсутствие между ними единства, когда свои убивают своих? Почему нападающие пренебрегают очевидной угрозой для жизни заложников – собственных детей? И что же нужно предпринимать в этом отчаянном положении?
А тут появились еще четверо спасшихся от смерти промышленников с «Захария и Елизаветы». Казалось бы, стала очевидной необходимость срочно покинуть гибельные Лисьи острова, но Коровин, по-видимому, еще на что-то надеялся.
Еще три недели прошли в ожидании, а 20 марта налетевший шторм сорвал «Троицу» с якоря и понес по воле волн. На восьмой день бот выкинуло на берег. Едва успели вынести ружья с припасом, туши забитых недавно лахтаков – морских зайцев, тюленей весом до двадцати пудов и более, еще кое-какие снасти, как стремительный прилив поднял бот и его отнесло от берега вместе с добытой пушной рухлядью. один промышленник при этом утонул, а еще один к тому времени умер от цинги. Положение казалось безнадежным.
Ночью сбежали восемь мальчишек-аманатов. Предвидя новое нападение, но не зная, откуда его ждать, соорудили, какое смогли, укрытие – барабору, обложившись тушами лахтаков. Со стороны моря поставили байдару, с другой стороны расставили порожние бочки, а сверху прикрылись спасенным парусом: какая-никакая, а все-таки защита от стрел.
Защита, однако, оказалась плохой. Под утро вдоль берега, где звук шагов заглушал шум прибоя, подошли неприятели и саженей с десяти обрушили на укрытие стрелы, которые пробивали насквозь не только парусину, но и туши лахтаков. Насмерть были поражены двое обороняющихся, все остальные получили ранения. Погибли и трое остававшихся заложников – алеутских мальчишек.
Отсиживаться дальше в укрытии не имело смысла, уж лучше найти смерть в открытом бою. С устрашающим воплем, размахивая копьями и топорами, бросились на подступивших почти вплотную алеутов защитники осажденного лагеря. Низкорослые нападающие не выдержали отчаянного натиска и, оставив на месте сражения двух убитых, бежали. Когда русские осмотрелись, обнаружилось, что исчез приставший к ним еще в сентябре Кашмак, бывший пленник с острова Кадьяк, который раньше был толмачом у Глотова. Наверное, он сбежал вместе с нападавшими.
Сил больше не было. Раны лечили, присыпая порохом и заматывая тряпками. А тут и погода резко ухудшилась. Ночью разыгрался шторм; оставленную экипажем и отнесенную было от берега «Святую Живоначальную троицу» швырнуло на камни, и к утру от нее остались только застрявшие среди камней обломки да выброшенные за линию прибоя бочки с жиром.
Снова появились алеуты. В этот раз они, оставаясь в безопасном отдалении, жестами изображали свое презрение к укрывшимся в бараборе русским. Разбили выброшенные на берег бочки, а жир вылили в море. Нашли сумы с остатками продовольствия, изгаляясь, втаптывали содержимое в песок. Барабора угрюмо молчала.
А алеуты, вдоволь натешившись, ушли, проделав на прощанье напоказ неприличные и угрожающие телодвижения.
Целый месяц нападавшие не показывались. У бедолаг-промышленников подзажили раны, но один из них не выдержал, преставился. Питались, чем придется, что удалось из песка выкопать да охотой промыслить. Ни соли, ни муки – одним словом, впроголодь.
30 апреля алеуты снова пришли – войском численностью сотни в полторы. Способ нападения был совершенно неожиданным для промышленников: приступ начался с выстрела из ружья! Видно, это сбежавший толмач Кашмак, поживший среди русских, показал, как пользоваться оружием. А потом с разных сторон подожгли сухую траву вокруг лагеря русских – пусть огонь сделает свое дело! Близко, однако, не подходили, боясь ружейной стрельбы, чем и воспользовались осажденные: одни стреляли, а другие заливали подошедший к бараборе огонь.
И снова воинствующие алеуты ушли. Ушли надолго, видимо, решив – зачем рисковать своей жизнью, осажденные и так обречены. А тех осталось вместе с Коровиным всего двенадцать человек.
Они построили большую байдару – четыре сажени по килю, погрузили в нее все сохранившееся имущество и 21 июля 1764 года погребли к соседнему острову, надеясь встретить там компанейщиков со «Святого Иоанна».
Казалось бы, все ужасы, которые можно было себе представить, несчастные промышленники перенесли. Но то, что они нашли на Умнаке, было еще ужаснее. От «Святого Иоанна» сохранился только обгоревший обломок мачты: огонь уничтожил все остальное. Зимний лагерь был порушен и разорен. Сохранилось небольшое строеньице – банька; когда заглянули в нее, оторопели. В неестественных позах в ней валялось тринадцать мертвых тел, в том числе и морехода Дениса Медведева. Следов крови не было видно: судя по следам на шее, их всех задушили сонными. Сколько же было нападающих и как они были приуготовлены к убийствам, если сумели умертвить несчастных промышленников всех одновременно?!
Никаких следов остальных промышленников не обнаружилось.
…Глотов на «Андреяне и Наталье» подошел к острову Унимак 3 июня того же, 1764 года. Став на якорь в хорошо знакомом ему месте, он отправил к берегу байдару с десятью охотниками. Казалось, возведенное ими при предыдущей зимовке строеньице сохранилось, но, заглянув вовнутрь, промышленники обомлели: все было разломано, а прямо у входа, раскинув руки, лежал весь окровавленный мертвый белый человек. Посланцы кинулись к своей байдаре, а им вдогонку полетели пущенные из укрытия стрелы.
Глотов был вынужден организовать вооруженную вылазку по всем правилам военного искусства: с отвлекающим маневром, неожиданным ударом главных сил по сосредоточению неприятеля и преследованием вражеских воинов, бегущих врассыпную от дружных ружейных залпов. Приняв наступательную тактику, Степан гаврилович организовал прочесывание местности и регулярно отправлял на разведку вооруженные дозоры. Алеуты вынуждены были бежать на соседние острова, оставив русских промышленников в относительном покое.
Алеуты возвратились только весной, вели себя смирно. От одного из них Глотов узнал, какая участь постигла экипажи «Троицы» и «Иоанна»; он же сообщил, что на другой стороне острова укрывается несколько уцелевших русских. В августе Глотов отыскал их; среди них оказался и Иван Коровин.
О численности экипажей четырех погибших на Лисьих островах промысловых судов сведения несколько расходятся: называют от ста шестидесяти до двухсот человек, уничтоженных взбунтовавшимися алеутами. В живых осталось только семеро.
В сентябре 1764 года на Уналашку для промысла и сбора ясака пришло судно «Святые апостолы Петр и Павел», принадлежавшее Трапезникову, с экипажем 55 человек. Передовщиком на нем был Иван Максимович Соловьев, тобольский посадский, помощник Глотова в его предыдущем плавании. Едва судно стало на якорь, как к нему подошла байдарка с двумя туземцами, одним из которых был уже известный Кашмак, в прошлом житель острова Кадьяк, после пленный у алеутов, а затем толмач Глотова и Коровина. Наверное, он сообразил, что быть с русскими все-таки лучше, чем рабом у алеутов. Пришедшие сообщили, что Шашук и Акатакуль, тойоны с острова Умнак, собираются прогнать всех русских. Получив представление об общей картине, Соловьев ясно понял, что выступление алеутов не было стихийным – оно было тщательно скоординировано и организовано. Зачинщиками бунта против русских промышленников, скорее всего, были жители островов, которые позже получили название островов Креницына, а с ними вступили в союз алеуты Умнака, Уналашки и, возможно, Унимака.
Соловьев и присоединившийся к нему Коровин приняли решение наказать виновных. Они громят одно алеутское селение за другим, атакуя их внезапно и почти не имея потерь в своих рядах. Алеуты уже не могли использовать главное свое оружие – хитрость и неожиданность нападения, и огнестрельному оружию им нечего было противопоставить. Чтобы сломить саму возможность сопротивления, промышленники разрушали байдарки, найденные у жилищ, ломали луки и стрелы, дротики и метательные доски.
Ужас воцаряется среди алеутов; в слухах, которые передаются от селения к селению, число убитых все возрастает и возрастает, и уже невозможно отделить правду от вымысла: называют и сто, и двести. страшное имя «Соловей» прочно входит в алеутский фольклор.
А реальный Соловьев не только разбил врагов, но и приобрел друзей на Лисьих островах. Зная алеутский язык, он понимал алеутов и завоевал у них уважение. Два года он провел на Уналашке, обойдя вокруг всего острова на байдаре, и привез, возвратясь, не только хороший груз добытой пушнины, но и «репорт» об образе жизни восточных алеутов. Но двадцать восемь его спутников, умерших от болезней, навсегда остались на острове.
Еще раз он побывал на Уналашке в 1772-1775 годах, когда основал там первое на острове постоянное русское поселение, которому дал выразительное название – Доброе Согласие.
К продолжению
| |
