Я – сэнсей

КВИМУ (5)

На базе нас встретил ее комендант, тут же прозванный Аркадием «гросс-адмиралом», который с привычной деловитостью объяснил нам порядок нашей работы: «Значит, так: первый день вы будете пить и отсыпаться, а уж со второго дня начнете свои испытания. За водкой и за продуктами ближе всего ехать в Кибартай, а если захотите половить рыбки – тут есть рыбинспектор, он покажет, где хорошие места».

Все пошло в точности так, как сказал «гросс-адмирал». Аркадий сгонял в Кибартай, и до полуночи мы выпивали под хриплое пение прихваченных им записей Высоцкого. Утром болела голова, и было совсем не до работы, хотя Букатый и пытался возиться с настройкой своего прибора.

Настоящая работа началась только на следующий день. Буй принесли на самый конец пирса, вдающегося в озеро на добрую сотню метров. Букатый сидел у прибора, включая и выключая его радиопередатчик, ему помогал Борис, а Геннадий Борисович с Аркадием с помощью обычного портативного радиоприемника пытались на берегу принять его сигналы. Дело шло плоховато, но, в конце концов, удалось добиться более-менее стабильного приема неуверенного попискивания радиобуя. На пирсе рыбачил удочкой пожилой литовец, с которым Борис завел разговор о том, о сём. Увидевший это «гросс-адмирал» раздраженно заметил: «Этот Жилинскас тогда, в сорок первом, со своими дружками в ночь на 22 июня вырезал нашу пограничную заставу. Десять лет отсидел в лагерях, а теперь, смотрите, какой дружелюбный».

Поздно вечером, уже в темноте, мы с Аркадием и Борисом пошли ловить раков на речку Писсу, разделявшую перед войной Германию и Советский Союз. У меня из-за полного отсутствия опыта это дело плохо получалось, зато Аркадий таскал из-под донных камней одного за другим, и вскоре набралось полное ведро.

Подошла пора переходить к «морским» испытаниям гидроакустического буя. Под настороженными взглядами всей компании Геннадий Борисович осторожно спустил сооружение на воду, легким движением оттолкнул его от пирса… и оно тут же перевернулось. Радиоантенна, которой полагалось быть сверху, оказалась снизу, под водой.

У извлеченного из воды буя несколько часов колдовали Виталий Михайлович и Геннадий Борисович. Новая попытка – и снова буй немедленно перевернулся «вверх ногами». Воинов огорченно заметил: «А ведь его остойчивость специально Лушников просчитывал, по его формулам всё получалось как следует…» Пришлось уже без формул Лушникова чисто опытным путем находить подходящее размещение блоков прибора в корпусе буя, пока, наконец, при очередной попытке он не остался в надлежащем положении, то есть антеннами вверх.

Затем Букатый отлаживал гидроакустический блок прибора, каждый раз опуская буй в воду, а Борис снова и снова нырял с пирса, чтобы вытащить его на помост. Плававших в воде рыбин было видно невооруженным глазом, и сидевший на краю помоста литовец одного за другим вытаскивал крупных окуней, по каким-то известным ему приметам определяя, что рыбинспектора поблизости нет.

На самый конец пирса, на помост, было подведено электропитание, чем и пользовался Букатый при проведении своих испытаний. Заняться самим добычей рыбы предложил, кажется, Борис. Два провода с оголенными концами были подключены к кабельной коробке. Лежа на пирсе и наблюдая через щели между досками помоста, Аркадий определял, когда к оголенным концам проводов подплывала рыба, и в этот миг по его команде Виталий Михайлович включал ток. Рыбина тут же переворачивалась брюхом вверх и всплывала. Борис подплывал под помост и вылавливал оглушенную рыбу. Так как сваи пирса обросли мелкими ракушками с острыми краями, он, задевая за них, получил множество мелких порезов кожи, через которые просачивалась кровь. Испуганный литовец, не понимая происходящего, быстро собрал удочки и удалился восвояси.

Двух жирных налимов и с десяток окуней чистили мы с Геннадием Борисовичем. Повариха, состоящая при «гросс-адмирале», мастерски поджарила улов, и в этот вечер ужин получился на славу.

А утром я на попутном автобусе уехал в симпатичный городок Вилкавишкис и уже оттуда – в Калининград.

*

Молодой генерал, заместитель начальника главного управления госавтоинспекции, внимательно слушал меня. Сначала ему было совершенно непонятно, какое отношение к его ведомству имеет дело, которое привело меня сюда, на проспект Мира в Москве, но постепенно он уразумел причину моего визита.

Работая в морском училище над проектом системы оценки профессиональной готовности, мы пришли к выводу, что процедуры проверки знаний нуждаются в радикальном усовершенствовании. Пропускная способность проверочных комиссий была низка, задаваемые проверяемым вопросы часто были совершенно случайны и не могли выявить уровень знаний, а оценки носили субъективный характер. Выход, по нашему мнению, заключался в широком использовании метода программированного контроля знаний, при котором вопросы вместе с набором возможных ответов были бы сформулированы заранее, сама проверка проходила бы с минимальным участием лица, ее осуществляющего, а оценка выставлялась бы объективно по установленным единым критериям.

Когда я стажировался во Львове, на кафедре инженерной педагогики политехнического института мне показали в действии с десяток образцов различных устройств для проведения программированного контроля. С довольно успешным опытом применения программированного контроля я познакомился в Одессе, в Черноморском пароходстве. Там все работники плавсостава проходили машинный контроль по охране труда и технике безопасности; проведение проверки обеспечивал один старичок-пенсионер, вся работа которого сводилась к тому, чтобы объяснить проверяемому, какую кнопку надо нажимать, чтобы ввести правильный, по его мнению, ответ.

Но значительная часть известных мне машин контроля имела существенный недостаток. В машину закладывалось, как правило, десять карточек с вопросами и наборами ответов. Это обеспечивало проверку знаний одного экзаменуемого, а для проверки следующего экзаменуемого требовалось заменить использованные карточки с вопросами новыми, что осуществлялось, как правило, вручную и сводило на нет достоинства программированного контроля. Мы с Виктором Оскаровичем узнали, что в ГАИ на экзаменах по правилам дорожного движения используются контролирующие машины с автоматической сменой кадров, содержащих вопросы и наборы ответов на них. С целью ознакомиться с такими машинами и узнать, где их можно приобрести, я и обратился к генералу.

Тот переадресовал меня в регистрационно-экзаменационный отдел Московской ГАИ, где меня встретил полковник, начальник отдела, который провел меня в кабинет контролирующих машин К-54, партия которых была изготовлена по заказу ГАИ. Больше эти машины уже не выпускались, но в их отделе есть десятка полтора списанных машин, которые, по мнению полковника, после небольшого ремонта можно привести в рабочее состояние. Мы договорились, что я пришлю за этими машинами специалиста.

По рекомендации Рамма в Москву был командирован старшекурсник Петя Васильев, до поступления училища служивший штурманским электриком на военно-морском флоте. Виктор Оскарович отрекомендовал его как технически грамотного специалиста, который сможет квалифицированно оценить на месте работу машин К-54 и отобрать из числа списанных те, которые могут быть восстановлены. С ним отправили опытную в вопросах оформления лаборантку Свету, снабдив ее необходимыми документами и деньгами на перевозку аппаратуры.

С большими предосторожностями доставленные багажом машины привезли в училище. Когда груз распаковали, даже сдержанный в эмоциях Виктор Оскарович не смог скрыть изумления. По меньшей мере, треть багажа составлял отобранный «технически грамотным специалистом» ни на что не пригодный хлам, тащить который из Москвы в Калининград не было никакого смысла. Сопровождавшая Петю лаборантка, не скрывая расстроенных чувств, выложила всю истину. Всю дорогу туда Васильев, не слушая ее увещеваний, пил напропалую, и в московскую ГАИ был доставлен ею в состоянии глубокого похмелья, однако ее попытки вмешаться в процедуру отбора подлежащих восстановлению машин категорически отверг.

Виктор Оскарович с помощью завлаба Аркадия все-таки сумел привести две или три машины в работоспособное состояние. Он разработал инструкции по изготовлению киноленты с контрольными вопросами, кодированию ее кадров и проведению экзаменационной проверки. Когда все было готово к показу, пригласили на демонстрацию возможностей контролирующих машин Валериана Николаевича Шагубатова – начальника службы мореплавания, заказчика нашей работы. Валериан Николаевич внимательно выслушал обстоятельные объяснения Рамма, задал подобающие случаю вопросы, просмотрел демонстрацию машины в действии, а затем сказал: «Позвольте, теперь я сам попробую». Он повернулся к экрану прибора спиной, вытянул руку назад и наугад нажал несколько раз на клавиши. Машина покорно прокрутила киноленту, и на табло высветилась надпись: «Экзамен сдан».

Обычно изобретательный Виктор Оскарович, при всем его умении показать товар лицом, не смог ничего придумать, чтобы сгладить впечатление от столь неприятного казуса.

*

Операция «Парус-76», посвященная двухсотлетию Соединенных Штатов Америки, была широко разрекламирована. В ней должны были принять участие учебные парусные суда многих стран, в том числе «Крузенштерн», один из самых крупных парусников в мире. Построенный еще пятьдесят лет назад в Германии, он многие годы носил название «Падуя» и перевозил несрочные грузы через океан, а после войны был передан Советскому Союзу в счет репараций, переименован и сравнительно недавно переоборудован в учебное судно.

Парусные гонки через Атлантику должны были начаться в британском Плимуте и завершиться в Нью-Йорке, где на реке Гудзон состоится парад лучших парусников мира, принимать который будет сам президент Соединенных Штатов.

Основной состав практикантов на «Крузенштерне» должны составить курсанты нашего училища и, вполне естественно, что места руководителей практики в этом престижном рейсе были зарезервированы за нашей кафедрой. Двукратное пересечение Атлантического океана – туда и обратно – предоставляло богатейшие возможности для совершенствования в мореходной астрономии, поэтому само собой подразумевалось, что я. пойду в этот рейс как ведущий преподаватель этой дисциплины, к тому же, имеющий богатый опыт успешного руководства учебной штурманской практикой.

Весь список преподавателей и курсантов, отправляемых на «Крузенштерн», проходил утверждение в каких-то высоких инстанциях, и не только для меня стало неожиданностью, что без всякой мотивировки моя кандидатура была отвергнута. Декан факультета Алексей Иванович Полтавцев недоуменно спрашивал меня: «А виза у вас открыта?». Вопрос нелепый, поскольку именно Алексей Иванович уже дважды провожал меня в заграничное плавание, и за мной не числилось никаких проступков, которые могли бы привезти к лишению визы. Прополз слушок, что в Нью-Йорке ожидаются демонстрации протеста против запрета на выезд евреев из Советского Союза в Израиль, «а с этой фамилией… ну, вы сами понимаете…». Я не понимал, но обращаться с жалобой было некуда, да, в сущности, и не на что: ведь никто мне не сказал ни слова насчет исчезновения из списка моей фамилии.

Такова же была судьба и второй кандидатуры на руководство практикой – Виктора Оскаровича Рамма. Он хоть и не был евреем, но, по-видимому, «в инстанциях» сочли, что его латышские корни немногим благонадежнее еврейских. А то, что он был ветераном войны, капитаном 1 ранга, секретарем партийной организации и т. п., не имело «там» ровно никакого значения.

В рейс на «Крузенштерне» вместе с ректором училища, Клетновым, отправились Дмитриев, возвратившийся с Кубы и сменивший Полтавцева в должности декана факультета, и заведующий кафедрой Букатый. Они хоть и не были преподавателями мореходной астрономии или навигации, зато с фамилиями у них было все в порядке.

А  недавно пришедший на кафедру Лушников с его таким же благополучным «пятым пунктом» отправился в Ирак, создавать мореходную школу в порту Басра. С мореходкой у иракцев что-то не получилось, и через год Лушников возвратился и привез новую «Волгу» благородного серого цвета.

*

Одна за другой у меня вышли две книжки: «Лабораторные работы по магнитно-компасному делу» и «Программированные задания по мореходной астрономии». Первая книжка на несколько лет залежалась в редакционно-издательском отделе, но все равно ее выход стал новым словом в этой, казалось бы, совершенно заезженной отрасли знания. В ней не только был сделан упор на новые, еще входящие в использование приборы и инструменты, но и уточнен ряд методов девиационной практики. Эта книга могла бы послужить полезным практическим руководством для капитанов и специалистов-девиаторов, но она вышла внутривузовским изданием и, к сожалению, в руки широкого круга возможных потребителей не попала.

«Программированные задания» стали моим первым опытом применения этой перспективной методики. С учетом постигшей нас неудачи в использовании машин К-54, да и не только, я все яснее осознавал, что в вопросах программированного обучения и контроля основной упор должен быть сделан не на технические средства предъявления информации и выставления оценок, а на разработку тестов – вопросов с наборами предлагаемых ответов. Я проштудировал десятка полтора толстых и тоненьких книг, кое-что нашел в библиотеке Политехнического музея в Москве, пока, наконец, у меня не вызрела более-менее целостная система, оформленная в виде отчета по госбюджетной теме под названием «Методические основы применения программированного контроля знаний».

Выполняемые в высшей школе научно-исследовательские разработки подразделяются на две категории: хоздоговорные и госбюджетные. Первые выполняются по хозяйственным договорам с заказчиками за отдельную плату, служащую подспорьем к заработку преподавателя, получаемую согласно штатному расписанию. Считается, что хоздоговорные работы выполняются за пределами нормированного рабочего дня. Начальство время от времени устраивало облавы на исполнителей хоздоговорных тем, в основном на числящийся на теме учебно-вспомогательный состав, который с окончанием основного рабочего дня, а то и раньше, отправлялся по домам.

Госбюджетные работы кафедра планирует себе сама. Они должны выполняться в пределах рабочего дня, продолжительность которого для преподавателей установлена в шесть часов. Никакой дополнительной оплаты за госбюджетную работу не полагается, но включать часы на ее выполнение в индивидуальный план работы на учебный год должен каждый преподаватель. Однако в подавляющем большинстве случаев в конце учебного года, когда приходила пора отчетов, об итогах работы по госбюджетным темам стыдливо умалчивалось. Я со своими «Методическими основами» оказался редким исключением, отчитавшись за всю кафедру.

*

 Самонадеянные авторы, не потрудившиеся задуматься над дидактическими принципами программированного контроля знаний, принесли больше вреда, чем пользы. Расхожее правило, которым они руководствовались, – «Подбери к вопросу один верный ответ и несколько неверных» – само по себе мало что давало, ориентируя на использование в качестве неверных просто абсурдных ответов, которые, по меньшей мере, компрометировали саму идею программированного обучения.

Не останавливаясь на деталях, назову некоторые из разработанных мною рекомендаций по разработке индикаторов (вопросов вместе с относящимися к нам ответами) для программированного контроля знаний.

Ответы, по возможности, должны составлять полную группу несовместных событий, – такую, за пределами которой никакой ответ невозможен. Например: «Вопрос: В каком случае наблюдение за пеленгом встречного небольшого судна свидетельствует об опасности столкновения? Ответы: 1. Когда пеленг не изменяется. 2. Когда пеленг увеличивается. 3. Когда пеленг уменьшается. 4. Независимо от того, как изменяется пеленг». Предложенные ответы исчерпывают все возможные ситуации (верный ответ – 1).

Можно использовать выбор из ряда фиксированных состояний или положений, например: «Вопрос: С какой стороны света нужно оставить знак ограждения навигационной опасности, увенчанный фигурой из двух конусов вершинами вместе? Ответы: 1. К северу. 2. К югу. 3. К востоку. 4. К западу» (верный ответ – 3).

Ответ на вопрос может быть предложен в виде комбинации двух независимых утверждений, например: «Вопрос: Какое наименование имеет в октябре склонение Солнца и как оно изменяется? Ответы: 1. Склонение северное, уменьшается. 2. Северное, увеличивается. 3. Южное, уменьшается. 4. Южное, увеличивается» (верный ответ – 4).

Важно заметить, что во всех трех приведенных примерах как верные, так и неверные ответы обладают равной привлекательностью, что является одним из принципов программированного контроля знаний.

Эффективную поверку знаний обеспечивают вопросы, для ответа на которые необходимо выполнить решение скрытой в вопросе задачи. Например: «Вопрос: Поясное время в восточной долготе 173° равно 3 ч 12 мин 25 декабря. Чему равно в тот же момент поясное время в западной долготе 40°? Ответы: 1. 12 ч 12 мин 24 декабря. 2. 13 ч 12 мин 24 декабря. 3. 12 ч 12 мин 25 декабря. 4. 18 ч 12 мин 24 декабря».

Ход рассуждений проверяемого должен быть следующий:
1. Определяется номер часового пояса первого пункта путем деления его долготы на 15; получается 11 целых и 8 в остатке. Так как остаток больше, чем 7,5, к целой части прибавляется единица: номер пояса – 12-й восточный.
2. Рассчитывается время на меридиане Гринвича; оно меньше поясного времени в восточной долготе на величину номера часового пояса, то есть составляет 15 ч 12 мин предшествующей даты – 24 декабря.
3. Определяется номер часового пояса второго пункта (так же, как и первого), получается – 3-й западный.
4. Время в пункте западной долготы меньше времени на меридиане Гринвича на номер пояса, то есть составляет 12 ч 12 мин 24 декабря; следовательно, верный ответ – 1.

Если в каком либо пункте рассуждений будет допущена ошибка (неверно определен номер пояса или вместо увеличения время будет уменьшено и т. п.), то получится один из неверных ответов.

Приведенный достаточно сложный пример показывает, что программированный контроль ни в коем случае не сводится к игре в «угадайку».

Конечно, первые опыты применения программированного контроля были еще не во всем удачны, но со временем, особенно после появления персональных компьютеров, целесообразность их использования уже перестала вызывать сомнения.

*
 

 Снова подошла моя очередь отправляться на руководство штурманской практикой. На меня уже работал приобретенный на предыдущих практиках авторитет, и курсанты не скрывали своего удовлетворения тем, что идут они именно со мной. В этот раз практика проходила на большом морозильном траулере «Курсограф».

Разговор со старпомом

Судно занималось ловом рыбы на западном выходе из пролива Ла-Манш и в Бискайском заливе. Днем и ночью с кормового слипа уходил в воду пустой трал, а после облова косяков с натугой взвывали ваерные лебедки, вытягивая на промысловую палубу тот же трал, но уже наполненный тоннами трепещущей скумбрии или ставриды. Улов через люк в промысловой палубе выливался в бункер, а оттуда поступал на ленту транспортера. Рабочая смена курсантов вручную сортировала рыбу и наполняла противни, которые самые крепкие ребята забрасывали в морозильный аппарат. Извлеченные из него стандартные блоки мороженой скумбрии укладываются в картонные короба, которые обвязываются лентой и отправляются в трюм, постоянно охлаждаемый мощной рефрижераторной установкой, где и лежат до перегрузки на транспортный рефрижератор или выгрузки в порту.

Мы со вторым руководителем практики, Геннадием Борисовичем, жили в маленькой каютке в самом носу судна. Когда после выборки очередного трала судно ложилось на обратный курс, против волны, чтобы выйти в точку начала следующего траления, носовая часть траулера выходила из воды и с размаху шлепала днищем по набегающему валу – это явление называется «слеминг». Не только весь корпус судна содрогался от мощного удара, но и мы оба с Геннадием Борисовичем испытывали внутреннее сотрясение всего организма – ощущение очень неприятное, не более чем через десяток минут сшибавшее с ног и сваливавшее на койку.

 Наверху, на мостике, к тому же на свежем воздухе, воздействие слеминга ощущалось куда меньше, и поэтому все больше времени я проводили с курсантами там, помогая им освоить высшую математику судовождения – плавание с учетом приливо-отливных течений. У одних получалось лучше, у других – похуже, но все очень старательно относились к выполнению программы практики, никаких конфликтов не возникало, только погода не всегда благоприятствовала астрономическим наблюдениям, и приходилось терпеливо ждать просвета в облаках.
Наш траулер работал в районе, подпадающем под действие международных конвенций о рыболовстве, поэтому временами низко-низко, едва не касаясь мачт, пролетал самолет, из кабины которого наблюдатель с фотоаппаратом снимал надпись на борту с названием нашего судна и находящийся на промысловой палубе улов. А однажды внушительный английский фрегат, приблизившись к нам на малое расстояние, флажным сигналом потребовал застопорить машины и лечь в дрейф. С борта фрегата была спущена на воду надувная шлюпка с подвесным мотором, которая через несколько мгновений подошла к штормтрапу, вываленному за борт нашего «Курсографа». Инспектор с профессиональной легкостью поднялся на верхнюю палубу, предъявил свой документ и приступил к проверке. Специальной дощечкой он измерил размер ячеи трала, затем спустился в рыбный цех и осмотрел улов. Не обнаружив никаких нарушений, он поднялся на мостик, составил и вручил капитану акт и, пожелав всем хорошей погоды, умчался на своем быстроходном морском мотоцикле.

Рабочая смена сортирует рыбу

*
Вот и закончился промысел, последний трал поднят на борт, улов вылит в бункер. Бригада добытчиков во главе с тралмастерами убирает в трюм сети и тросы промыслового снаряжения и мощной струей из брандспойта смывает с палубы оставшийся на ней мелкий мусор. Около полуночи я ощутил какие-то перебои в обычно мерном звучании главного двигателя, а через несколько минут он совсем замолк. Я поднялся в рулевую рубку. Там уже находились капитан, старший механик и старший тралмастер, тревожно обсуждавшие возможную причину остановки двигателя. Старший механик, морщась, как будто бы у него болел зуб, говорил, что, конечно, намотали на винт сети или тросы. Старший тралмастер неуверенно повторял, что он со своей бригадой не выбрасывал в воду ничего такого, что могло бы намотаться на гребной винт. Капитан, уже подавший команду включить сигнальные огни, означающие «Мое судно лишено возможности управляться», переводил взгляд с одного на другого, но сам ничего не говорил. Все понимали, что дело плохо. Если намотали свои собственные сети или тросы, им, руководителям экипажа, грозят крупные неприятности. Скрыть происшествие от начальства вряд ли удастся: стармех считал, что своими силами освободить винт не удастся. Тем более что погода от часа к часу портилась, а в Бискайском заливе шторма поздней осени – затяжные.

Второй, третий и четвертый день беспомощное судно с борта на борт раскачивали высокие волны, с гребней которых крепкий ветер срывал пену. Испанский берег едва проглядывал еще где-то далеко, но все равно пассивное ожидание помощи было неприятным. Тихоходный буксир шел к нам издалека, из Северного моря, и наконец-то он показался красной точкой на горизонте. Вот он уже приблизился вплотную, заведен толстый буксирный трос, и наш «Курсограф», как бычок на веревочке, тащится за своим спасателем во французский порт Брест, власти которого дали «добро» на аварийный заход и спуск водолазов.

Водолазы с буксира освободили валовинтовой комплекс от намотавшихся снастей и подняли их на борт. Серый цвет сошел с лица капитана и старшего тралмастера: снасти оказались чужими, значит, никакой вины за экипажем нет.

Дежурный по камбузу

*
В кают-компании зашел разговор о предстоящем заходе в Амстердам. Я обратился к первому помощнику капитана – помполиту с предложением: «Хорошо было бы вам выступить по судовой трансляции и рассказать об Амстердаме, вообще о Нидерландах». Меня поддержал Шнейдер, помощник капитана по учебной работе: «А то мы знаем об этой стране только, что там есть сыр голландский да хрен голландский». Помполит не смутился: «Как же я выступлю, ведь у меня нет никаких материалов о Голландии». Тут уж возмутился я: «Но, позвольте, ведь это же плановый заход, еще до начала рейса о нем было известно, можно было бы подготовиться». – «В библиотеке нашей базы нет Большой советской энциклопедии, а по другим библиотекам мне некогда было ходить».

Естественно, что, сойдя на берег и шагая наугад вдоль каналов и шоссе Амстердама, мы уткнулись в большое здание с окрашенным в розовый цвет фасадом, на котором в правильных квадратах были изображены силуэты парочек, совокупляющихся во всевозможных позах. Нетрудно было догадаться, что это и есть Розовый квартал.

При нашей скудной валютной наличности Амстердам был городом дорогим. Курсанты, поглазев на непривычные картинки в секс-шопах, оседали в кафешках, не спеша потягивая пиво. Члены экипажа, у которых денег было побольше, рыскали по городу, отыскивая, где подешевле продают джинсы и прочее.

Фотография на память о практике

Пронесся слух, что неподалеку от порта какой-то поляк держит магазинчик, где торгует по очень низким ценам. Мы с Геннадием Борисовичем отправились в этот крохотный магазинчик, до отказа переполненный нашими моряками. Нам приглянулись куртки, похожие на кожаные; мы примерили их. Хозяин магазина уверял, что они нам в самый раз. На том и сошлись.

На судне у трапа возвращавшихся из увольнения членов экипажа и курсантов встречал все тот же первый помощник, который требовал предъявлять ему приобретенные вещи и сверял их стоимость с выданной каждому валютой. Мы с Геннадием Борисовичем возмутились, а помполит в ответ предъявил нам претензию: ему-де стало известно, что курсанты накупили у поляка порнографических открыток, а мы неизвестно куда смотрели.

Вот тебе и Амстердам с его дворцами, каналами, велосипедистами и шикарными автомашинами.

К продолжению