| Третья экспедиция Беринга (продолжение)
IV
Книжка, которую захватил с собой сосед по каюте, помогла мне привести в систему мои разрозненные обрывки знаний о Беринге и его экспедициях.
Витус Беринг, датчанин, происходивший из небогатой семьи, к двадцати трем годам, когда он был приглашен на службу в российский флот, уже совершил два плавания в Ост-Индию, огибая мыс Доброй Надежды, и окончил морскую офицерскую школу в Амстердаме, которая считалась лучшей в Европе.
Моряки-пограничники в почетном карауле
Беринг был человеком скромным и непритязательным, однако знал цену своим трудам и заслугам и, когда он был обойден чином, подал в отставку. «Состою в великом сомнительстве, не ожидая себе лучшего анкуражементу», – обосновывал он свое решение. Поступок его, который у других мог бы быть сочтен дерзостью по отношению к самодержавному царю, Петр Алексеевич воспринял как справедливый упрек своей невнимательности и исправил ошибку, возвратив Витуса на службу и повысив его в звании.
Приняв решение направить на восток экспедицию для определения пределов своих владений и отыскания пролива между Азией и Америкой, Петр призвал Беринга и поручил ему возглавить предприятие.
По великим пространствам Российской империи, по бездорожью и безлюдью, сплавом и бечевой по рекам, волоком по водоразделам тянулись на восток обозы. Не выдерживали тяжелой поклажи лошади, разбегались оголодавшие в пути служивые люди. три с половиной года ушло на то, чтобы доставить снаряжение и провиант экспедиции на Камчатку и там построить небольшой корабль – бот «Святой Гавриил». На нем Беринг отправился на север, туда, где, как считали многие географы того времени, Азия соединялась с Америкой. Выйдя в Ледовитый океан, Беринг заключил, что «земля более к Северу не простирается, а к Чюкоцкому или к Восточному углу земли никакой не подошло», – иначе говоря, азиатское побережье России не соединено с американским материком.
По результатам Первой Камчатской экспедиции Беринг предложил обширную программу обследования всего северного и восточного российского побережья азиатского материка и освоения удаленных районов сибири и Северо-востока. В этих целях по указу императрицы Анны Иоанновны капитан-командору Витусу Берингу было поручено возглавить новую экспедицию. По размаху работ, охватывающих российское побережье от устья Печоры до юга Курильской гряды, да в придачу внутренние районы Сибири, эта экспедиция не знала себе равных в истории, и впоследствии она по справедливости была названа Великой Северной. Отряд экспедиции, который должен был «на морских судах идтить для проведывания новых земель, лежащих между Америкой и Камчаткою», возглавил сам Беринг вместе с одним из лучших российских морских офицеров Алексеем Чириковым.
Современники Беринга отмечали его предусмотрительность и разумную распорядительность, которые он проявил в организации столь многопланового и громоздкого предприятия. Неизменно, вплоть до последних дней жизни, все важные решения командор принимал, обсудив их с подчиненными ему старшими офицерами, и, внимательно прислушиваясь ко всякому разумному доводу, оставлял последнее слово за собой.
На десятом году после начала экспедиции из гавани в Авачинской губе вышли два пакетбота – «Святой апостол Петр» под командованием Беринга и «Святой апостол Павел» под командованием Чирикова. Начав путешествие совместно, корабли экспедиции вскоре потеряли друг друга в тумане, и дальнейшее плавание совершали самостоятельно.
К юго-востоку от Камчатского полуострова, куда направился первоначально корабль Беринга, на географических картах изображалась обширная «Земля Хуана де Гама». Никаких ее следов не было обнаружено, что само по себе являлось важным географическим открытием. Спустя почти полтора месяца после выхода в плавание на «Святом апостоле Петре» увидели, наконец, американский берег. Чуть раньше достиг берегов Америки «Святой апостол Павел».
На обратном пути был открыт ряд островов Алеутской гряды, произошла встреча с их коренными жителями, при кратковременной высадке на берег натуралист экспедиции Георг Стеллер успел собрать целую коллекцию местной растительности.
Но удача покинула командора, тяжелым и безрадостным был обратный путь. уже через полтора месяца плавания на корабле началась цинга – скорбут, как в те времена называли эту болезнь. Условия для жизни на пакетботе и без того были чрезвычайно тяжелыми: на корабле длиной всего 80 футов (чуть более 24 метров) размещались пушки с запасом ядер и пороха, запасные паруса, канаты, запасы воды в бочках, продовольствие – как только там хватало места для 77 человек! В жилых помещениях, куда почти не проникал свежий воздух, рядом с еще здоровыми членами экипажа находились больные и умирающие. Современные исследователи считают вероятным, что, помимо цинги, мореплаватели страдали еще и от какой-то инфекции. Болезнь охватила команду «Святого Петра» так, что некого – да и некому – было вызвать наверх, чтобы управлять парусами. Почти все время обратного плавания господствовали встречные ветры. в жестокие штормы, которые трепали корабль, быстро износились паруса. Постоянные туманы не давали возможности определить местонахождение. Лейтенант Свен Ваксель, помощник и заместитель Беринга, писал: «Наш корабль плыл, как кусок мертвого дерева, почти без всякого управления, и шел по воле волн и ветра, куда им только вздумается его погнать». Капитан-командор тяжело страдал и от собственного бессилия – от болезни, которая по многу дней не позволяла даже двинуть рукой или ногой, и от разногласий среди офицеров, которых он призывал, чтобы держать совет.
Когда, наконец, показалась земля, ее приняли за камчатский берег. Больных свезли на сушу, но некоторые из них вскоре умерли. Скончался и тяжело страдавший Беринг. Замечателен отзыв о нем Стеллера, который, надо заметить, был известен как человек неуживчивый и нередко вступавший в конфликт с руководителем экспедиции: «Витус Беринг был… по своему поведению благовоспитанным, приветливым, спокойным, молчаливым и к тому же при всей полноте его командной власти и величии его положения в сравнении с простыми людьми также и любимым всеми человеком… Беспристрастные, объективные люди могли судить о нем не иначе как о личности, которая всегда в меру своих сил и возможностей стремилась к тому, чтобы наилучшим образом претворять в дела то, что приказывали ему сделать… Принимая во внимание его преданность, хладнокровие, умение поступать осторожно и осмотрительно, важно ответить на вопрос, мог ли кто-нибудь другой, проявлявший большее рвение и энтузиазм, столь же надежно и умело преодолевать бесчисленные трудности и препятствия, стоявшие на пути реализации планов…»
После трудной зимовки сорок оставшихся в живых участников экспедиции на небольшом судне, построенном из частей пакетбота, преодолели путь от Командорских островов до камчатского берега. Вторая Камчатская экспедиция завершилась.
V
Было о чем подумать. Мне вспомнились события без малого тридцатилетней давности, – должно быть, и потому, что они происходили там, где начинал свою последнюю экспедицию капитан-командор, а, возможно, и потому, что я невольно сравнивал их участников с той характеристикой, которую дал личности Беринга его соплаватель.
В то время я работал в одном из морских вузов Владивостока. Скромная зарплата старшего преподавателя не позволяла сводить концы с концами, зато отпуск был большой – целых два месяца, и я использовал его, чтобы попытаться залатать дыру в семейном бюджете. Мне помогли получить направление на СРТ – средний рыболовный траулер – «Осьминог» в качестве второго помощника капитана. Траулер как раз ненадолго зашел в Петропавловск-Камчатский для текущего ремонта и пополнения запасов. Комфортабельный пассажирский теплоход доставил меня на Камчатку, и вот я в Петропавловске. Большая афиша у входа в кинотеатр, мимо которого я проезжал на такси, обещала через месяц премьеру нового фильма «Операция "Ы” и другие приключения Шурика». Фильм, судя по рекламной кампании, неплохой, жаль, что не удастся его посмотреть – буду в плавании. Метрах в семистах от площади, на которой проводилась торжественная церемония, там, где теперь располагается территория судоремонтного завода, когда-то находился небольшой рыночек, а возле него у берега – затопленная баржа, представлявшая собой подобие причала для небольших судов. Тут и был тогда ошвартован мой СРТ. «Осьминог» ничем особенным не отличался от других траулеров, на которых мне доводилось работать. Прием-передача дел не заняли много времени, и уже с утра следующих суток я заступил на вахту. Почти сразу же на мостик поднялся капитан и приказал готовить машину к отходу. Нам предстояло совершить переход на другое место стоянки. Я еще не успел ознакомиться ни с картой Авачинской губы, на берегу которой раскинулся город, ни с описанием ее в лоции, поэтому название бухты, в которую следовало перейти, – «Раковая» – ничего мне не сказало. Капитан, конечно, понимал это и сам лично управлял судном все время перехода. Погода была отличная, навигационная обстановка, судя по всему, несложная, да и сам переход совсем небольшой – каких-то пять миль.
Капитан Сирый, высокий и мосластый моряк средних лет, обладал хорошим «чувством судна», управляя траулером, как опытный наездник управляет лошадью, без напряжения и эмоциональных всплесков, и судно, слушаясь его, описывало каждый раз именно ту кривую, которая точно вела в намеченную точку, и, погасив инерцию, недвижно замирало в нужном месте.
Я не мог понять лукавого огонька в глазах моих коллег – старшего и третьего помощников, когда они говорили о капитане. Ничего странного в нем я не заметил, кроме разве что показавшейся мне необычной походки: он ступал как бы не на всю стопу, а на пятку, отклоняя на ходу корпус не вперед, как это обычно бывает, а чуть-чуть назад. Впрочем, никакого значения я этому не придал.
А капитан тем временем приказал изменить курс влево, в ту сторону, где над гладью воды были видны две вехи, отстоящих друг от друга на небольшом расстоянии. Хорошо видны и топовые фигуры – голики, закрепленные на шестах вех. Все верно, севернее, ближе к нам, находится веха с топовой фигурой наподобие зонтика – значит, южная; на юге зонтик защищает от солнца. А говорит она: «Оставь меня к югу». Подальше от нас – веха с голиком в виде рюмки – северная: хорошо хлопнуть рюмку с мороза. Веха говорит: «Оставь меня к северу». Так нас учили, так сам я теперь учу. Но что такое – нос нашего судна нацелен как раз посредине между вехами! «Василий Геннадьевич, – обращаюсь я к Сирому, – мы идем к опасности, вехи ограждают ее с севера и с юга». «Нет, – отвечает капитан, – мне Журба сказал, что тут как раз нужно проходить между вехами посредине, а он-то бухту знает, на своем буксире все излазил». Я с ужасом смотрю на эхолот: под килем три метра, два, полтора, метр… Кидаюсь к карте – сейчас сядем на мель, вот-вот… Но капитан непреклонен, и я, первый раз попавший в эти края, пытаюсь сообразить, кто такой этот Журба и почему правила плавания здесь применяются «с точностью до наоборот». Тем временем глубина начинает возрастать – проскочили…
К причалу Сирый поставил траулер с изяществом, понятным профессионалам-судоводителям.
Я внимательно изучил карту, проштудировал лоцию. Итог был однозначен: мы чудом избежали посадки на мель. «Рекомендация» неизвестного мне Журбы – дурацкая шутка, которая дорого могла обойтись и Сирому, и мне, и всему экипажу. Своими выводами я поделился со старпомом и третьим. Доверие за доверие – они наконец-то открыли мне глаза.
Капитан Сирый – неплохой промысловик, но с приходом в «чужой» порт, где нет присмотра со стороны начальства и жены, впадал в запой. Он и сейчас пребывает в этом состоянии, а так как денег у него, как и у всех членов экипажа, нет, он производит натуральный обмен – относит разные вещи знакомой женщине, а та угощает его выпивкой. В последний раз старпом отобрал у капитана простыни – судовой инвентарь, которые тот пытался унести на берег. Сирый подчинился, но простыни из капитанской каюты все равно через день-другой исчезли…
А необычная походка у него потому, что однажды зимой, будучи в сильно нетрезвом состоянии, он свалился на прибрежном льду и, уснув, отморозил пальцы ног, которые пришлось ампутировать.
Прошло дня два, и наше судно направилось из бухты Раковой к прежнему месту стоянки. На вахте в этот раз был третий помощник капитана. Не успели мы выйти из бухты, как он попросил меня подняться на мостик: «Вениаминыч, он снова хочет идти через Раковую мель, я сказал, что ни за что не пойду, а он отстраняет меня от вахты». Я, как мог терпеливо, стал втолковывать Сирому, какой опасности он подвергает судно и почему нужно проходить не между вехами, а обойти их стороной. Капитан сначала слушал внимательно, потом вдруг вспыхнул: «Ну, вы лучше меня разбираетесь, сами и ведите судно!» – и покинул мостик. Неподдельное счастье отразилось на лице третьего помощника…
VI
Продолжилась стоянка у затопленной баржи возле рыночка. Рядом с нами был ошвартован старенький траулер «Поляна», переоборудованный в «агитационное судно». Его новое назначение заключалось в том, что он доставлял на рыбокомбинаты и суда промысловых экспедиций обкомовских лекторов и бригаду артистов, выступавших перед рыбаками. Бригаду составляли немолодая певица, баянист-аккомпаниатор да семейная пара, показывающая акробатические этюды. Никаких морских порядков они не признавали, и молодой белобрысый капитан который раз безрезультатно выговаривал им, когда после постирушки разные предметы дамского туалета вывешивались для просушки в самых неподходящих местах на палубе и надстройке. Еще одной обязанностью капитана было разнимать пьяненькую акробатическую пару, обычно завершавшую побоищем выяснение отношений. Акробат крепко ревновал жену к аккомпаниатору, а она его – к певице. А на сердце у капитана была тоска, и было с чего. Когда его «Поляна» подошла к очередному рыбокомбинату, он подал боцману привычную команду: «Отдать правый якорь!» Якорь ушел на грунт, а когда настала пора его выбирать, якорная цепь пошла необычно легко, и вскоре из воды вышел ее конец… без якоря! Цепь соскользнула в предназначенный для нее отсек – цепной ящик, и пустой правый якорный клюз показался глазом, ехидно поглядывающим на смятение изумленного капитана. Ну что же, утеря якоря – событие, в морской практике известное. Поиски утраченного якоря ни к чему не привели, и расстроенный капитан повел свое агитационное судно в Петропавловск.
На рейде Авачинской губы в ожидании причала отдали единственный оставшийся левый якорь. Причал освободился, капитан командует: «Боцман! Вира якорь!» Скрипит брашпиль, грохочет по клюзу якорная цепь… и ее конец выходит из воды – без якоря! Такого морская практика еще не знала.
Теперь несчастная «Поляна» ожидает восстановления своего якорного устройства…
| |
