| Упавшие навзничь (окончание)
Глава из повести
"Воскреснет ли старый комендант"
IV
Давид Вейхман не первый день ожидал вызова в НКВД. Не раз продумывал он свою линию поведения. «Отрицать всё – бессмысленно; на собрании в редакции прозвучало многое из того, что было сказано у меня на квартире; опять-таки, Мотов – мой приятель (может быть, поэтому меня до сих пор не вызывали?); а что я был исключен из партии, припомнят непременно; и Ивана жалко, но чем ему можно помочь?»
«Я познакомился с Мельником в сентябре или начале октября 1934 года, после поступления его на работу в редакцию "Красного знамени”. Поскольку мы с ним работали в одной комнате и по характеру работы часто сталкивались, наши отношения вылились в форму хорошего знакомства. За время нашего знакомства он неоднократно бывал у меня на квартире (раз 7 или 8). Обычно он бывал у меня в присутствии других т.т. из редакции.
В беседе со мной и другими товарищами он иногда высказывал мысли, противоречащие советски-настроенному человеку. Так, например, в присутствии меня и тов. Мотова он однажды давал отрицательную характеристику личности тов. лаврентьева, указывая на то, что т. лаврентьев неоднократно снимался с прежних мест работы (на Закавказье) и что он не является большим работником партии. В ответ на это ему возражали и Мотов, и я.
Затем Мельник однажды оспаривал у меня значение сталинского плана по обороне страны от деникинщины, подчеркивая, что в разгроме Деникина Сталин не играл выдающейся роли и что неизвестно, грозил ли провалом план, разработанный до этого Троцким. Я и в этом случае энергично оспаривал точку зрения Мельника, оперируя историческими документами, опубликованными в "Правде”.
Я был свидетелем также такого выражения Мельника: "Управлять страной можно только посредством обмана масс”. По какому поводу он сказал это, сейчас не припомню. Вообще всем подобным высказываниям Мельника я не придавал какого-либо значения, так как считал Мельника просто интеллигентом-болтуном с сильно развитым духом противоречия. Это имело основания, тем более, что в некоторых случаях он проявлял себя достаточно горячо как человек, настроенный советски (например, при первом известии об убийстве Кирова он очень энергично осуждал этот акт).
У Мельника очень часто проскальзывали украинофильские настроения. Всё, что касалось Украины, он встречал очень горячо. И мы в редакции всегда издевались над ним по этому поводу. В частности, он с недоверием отнесся к списку привлеченных к суду Военной коллегии участников контрреволюционной группы на Украине (после убийства т. Кирова). Он всегда выражал свои сомнения в том, что часть этих лиц проникла на советскую территорию из-за границы, что эти люди имели оружие и что они готовили антисоветские выступления. При этом он указывал, что некоторых из этих лиц он знает лично. По вопросу об украине я считал и считаю, что у Мельника есть определенные националистические взгляды.
Общая политическая оценка Мельника, с моей точки зрения, такова: интеллигент-болтун, любящий спорить; полагал, что он знает больше и лучше всех.
Причислить его к разряду людей с явными антисоветскими взглядами – не могу. Антипартийные настроения (в вопросах узкопартийного порядка – например, о личности Сталина и Лаврентьева) у него налицо. Страдает украинским национализмом. Его особенно-подчеркнутые высказывания по политическим вопросам в присутствии Мотова (что было неоднократно) считаю желанием позлить Мотова, так как между ними имелась личная неприязнь.
Со своей стороны считаю ошибкой, что своевременно не сигнализировал руководству редакции о разговорах Мельника.
Написано собственноручно – Д. Вейхман».
Не помог Вейхман следствию, нет, не помог: «с одной стороны… с другой стороны…» А вот Левин, Исаак Савельевич, наконец-то, дозрел:
«В народный комиссариат внутренних дел
гор. Владивостока
товарищу Вернеру
Заявление.
Не желая того, мои свидетельские показания по делу Ивана Мельника несколько затягивают следствие… Основная причина этому - недооценка преступлений Мельника. Я, ряд моих товарищей (Дурасов, Вейхман) квалифицировали Мельника как трепача. Это смазывало политическую сущность дела – контрреволюционного троцкизма.
Лично я не придавал значения отдельным ядовитым колкостям, бросаемым Мельником от случая к случаю между разговорами. Ясное положение, что враг хитер и действует тихой сапой – в данном случае ушло из поля моего зрения. Вот яркий пример притупления классовой бдительности.
Все это я полностью признаю и хочу сейчас, до мелочей, пусть самых незначительных, вспомнить мои встречи с Мельником.
…Встреча в ресторане… Мельник и Овсиенко ужинали… Я сообщил, что многие артисты театра им. Горького, будучи в Ленинграде, слушали т. Кирова и восторгались его огромнейшим ораторским дарованием. На что Мельник ответил: «Что Киров? Вот Троцкий был настоящий оратор, трибун. Какие он выбрасывал лозунги: "Пролетарий, на коня!”» …Затем Мельник говорил о Котовском – что это был легендарный герой, значительнее Блюхера. И здесь он рассказал, как был убит Котовский… Мельник во время беседы облокотился на стол, понурил голову и сказал: "И я был когда-то троцкистом… По глупости, в 27-м году мне было жалко Троцкого”…
Гнилой либерализм помешал мне как комсомольцу честно рассказать НКВД о всех разговорах с Мельником. Я впервые за свою жизнь встретился с таким умным и хитрым врагом, как Мельник. Но это меня не оправдывает».
На следующий день следователь проводит очную ставку между Левиным и Мельником, Мельник все показания Левина категорически отрицает: такого разговора между ними не было…
Бодро шедшее следствие как бы споткнулось. Почти на две недели затянулась пауза. Когда стало известно, что в Хабаровске арестован брат Давида – Вениамин, следователь решает провести очную ставку между Вейхманом и Мельником. Может быть, Вейхман осознал, что ему грозит, и что-нибудь новое скажет. Но Вейхман повторяет одно и то же: «…Когда были опубликованы списки расстрелянных террористов на Украине, то Мельник говорил: "Что же пишут, что они перешли границу, когда этого на самом деле нет. Я некоторых знаю лично и знаю, что из Киева они никуда не выезжали”» А Мельник стоит на своем, утверждает, что он «отнюдь не против руководства ВКП(б) и советской власти, националистических настроений не проявлял».
Очень кстати подоспела директива Прокурора СССР от 23 января 1935 года:
«1. Контрреволюционные выступления, одобряющие террористические акты в отношении вождей Партии и советского Правительства, квалифицировать по ст. 58-10 УК РСФСР…
2. В тех случаях, когда такие выступления носят организованный характер (группа, обсуждение необходимости совершения терактов над вождями партии и правительства, обработка людей в направлении террора), даже при отсутствии элементов прямой подготовки теракта (подыскание средств, способов, выяснение возможностей и т.п.), надлежит квалифицировать по ст. 58-11… УК РСФСР…
3. …Дела в отношении одиночек, обвиняемых в террористической пропаганде и террористических высказываниях, а также и дела групповые, по которым нет достаточных документальных данных, направлять для рассмотрения Особым совещанием при НКВД СССР…»
Ах вы, гнилые интеллигенты, вы НКВД обмануть задумали?! Вы, контрреволюционеры-троцкисты, хитрые, но НКВД хитрее. Не хотите признаваться в вине по статье 58, пункт 10 – антисоветская пропаганда и агитация, так получите за это еще статью 58, пункт 11 – организационная деятельность, направленная к подготовке или совершению контрреволюционных преступлений, а равно участие в организации, образованной для подготовки к совершению таких преступлений. Три человека, объединенных общей программой действий – это, несомненно, и есть «организация». 9 марта арестованы Давид Вейхман и Овсиенко, «принимая во внимание, что перечисленные лица являются участниками контрреволюционной троцкистской группировки».
Арестованные были немедленно допрошены. Овсиенко сказал всё, что от него требовали; впрочем, ничего нового он не сообщил, только еще раз подтвердил, что Мельник и Вейхман с похвалой отзывались об ораторских способностях Троцкого. Вейхман тоже только повторил то, что говорил раньше, и настаивал на своей невиновности: «Я всегда стоял и стою на линии ЦК ВКП(б) и линии политики сталинского руководства. Никаких расхождений с линией партии у меня не было. Считаю себя мягкотелым, в практической работе недостаточно решителен. К примеру, назову дело Мельника. На собрании, когда разбирался вопрос о нем как о троцкисте, я не выступил с разоблачением… а считал его просто болтушкой и подходил к этому делу с объективизмом».
Еще раз уточнив факт ареста брата Давида Вейхмана «за антисоветскую пропаганду», Вернер вызывает на допрос Мельника и пытается добиться подтверждения того, что он вел контрреволюционные разговоры с Овсиенко и Вейхманом. Мельник по-прежнему это отрицает.
20 марта готово постановление по обвинению Овсиенко, Вейхмана и Мельника по статье 58-10 и 58-11 УК. Обвиняемый Мельник подписать постановление отказался: «Я считаю, что с Вейхманом и Овсиенко связи не имел и вообще с ними мало знаком, тем более что Вейхман и Овсиенко в начале следствия давали на меня показания ложные, особенно Овсиенко… Виновным себя не признаю и считаю это дело фальсификацией, выдуманной и дутой… Считаю, что все показания в части меня как троцкиста – ложные…»
Овсиенко: «…Все свои показания подтверждаю целиком и полностью… Мельник лжет… этот факт я привожу с целью оттенить наглую ложь Мельника…»
Вейхман: «Обвиняемый Мельник, отрицая дружбу с Овсиенко и знакомство со мной, лжет. Повторяю, что я не троцкист и ни в коей мере не разделяю троцкистских взглядов…»
V
«УТВЕРЖДАЮ»
Зам. Начальника ПОУ НКВД (Эйгорн)
9 апреля 1935 г.
Обвинительное заключение
по следственному делу № 2795-35 г. по обвинению Мельника И.А., Вейхмана Д.Б., Овсиенко А.Н. … по ст. 58-10 и 58-11… УК.
25 января 1935 года СПО ПОУ (Приморского областного управления – В.В.) НКВД за проведение контрреволюционной троцкистско-зиновьевской пропаганды был арестован работник редакции «Красного знамени» Мельник И.А. В процессе следствия и проработки было установлено, что взгляды Мельника разделяют работники редакции «Красного знамени» – Вейхман и Овсиенко.
Указанная группа лиц систематически с ноября м-ца 1934 устраивала сборища в квартире Вейхмана, где вели собеседования о заслугах Троцкого, выдвигая его как организатора и вождя Красной Армии в период гражданской войны, и высказывались против генеральной линии ВКП(б) по этому вопросу…
После вскрытия к-р зиновьевской группы, осуществившей убийство т. Кирова, Мельник в стенах редакции вел разговоры, что это дело пустое и не заслуживает внимания…
Обвиняемый Вейхман сначала категорически отрицая свое участие в к-р разговорах о Троцком, на очной ставке с обвиняемым Овсиенко признал, что действительно на его квартире собирались Мельник, Овсиенко и по инициативе Мельника велись разговоры о Троцком, причем лично он, Вейхман, выражал точку зрения о Троцком как об организаторе Красной Армии и талантливом ораторе, также говорил, что Троцкий в среде молодежи пользовался большей популярностью, чем Ленин.
Обвиняемый Овсиенко дает откровенные показания о контрреволюционной деятельности как троцкистов Мельника и Вейхмана, отрицая свое идейное участие в этой группе, пояснив, что разделял взгляды Вейхмана и Мельника только «из-за компании»…
На основании изложенного – обвиняются:
1) Мельник Иван Александрович – в том:
что среди работников редакции вел к-р троцкистскую пропаганду, кроме того, на основе общих идейных взглядов принимал участие в сборищах на квартире у Вейхмана, где возглавлял к-р беседы о Троцком, т.е. в преступлении, предусмотренном ст. 58-10 и 58-11 УК.
Виновным себя не признал – однако не отрицает своего сочувствия Троцкому.
2) Овсиенко Афанасий николаевич – в том, что он примыкал к к-р троцкистской группировке Мельника и Вейхмана, на квартире последнего принимал участие в контрреволюционных разговорах о Троцком и сам разделял взгляды троцкистов Мельника и Вейхмана… т.е. в преступлении, предусмотренном ст.58-10 и 58-11… УК.
Виновным себя… не признал, однако не отрицает, что принимал участие в сборищах на квартире Вейхмана, где разделял взгляды Мельника и Вейхмана о Троцком.
3) Вейхман Давид Борисович – в том, что он совместно с Мельником и Овсиенко вел контрреволюционную троцкистскую пропаганду о заслугах Троцкого перед революцией, т.е. в преступлении, предусмотренном ст. 58-10 и 58-11 УК.
Виновным себя не признал, но не отрицает, что в некоторых вопросах разделял взгляды Мельника по вопросу о Троцком.
Настоящее следдело… направить на внесудебное рассмотрение в Особое совещание при НКВД СССР.
Вот что значит профессионализм. Это не какие-нибудь Мотовы-Шуровы, которые и Лыско (или как его там –Влызько?) приплели, и про челюскинцев что-то невнятное рассказывали, и про Радека с газетой «Тан». А чекисты поступают так, как указывает товарищ Сталин: найти главное звено и вытащить за него всю цепь. А главное звено сегодня – искоренение троцкистско-зиновьевской банды, чтобы само имя иудушки Троцкого никто и упомянуть не смел.
Дело пошло в столицу Дальневосточного края – Хабаровск.
«Постановление.
1935 года, мая 8 дня, г. Хабаровск, я, уполномоченный 4-го отделения СПО УГБ НКВД по ДВК – Красильников… нашел:
Произведенным по делу следствием – как показаниями свидетелей, так и сознанием самих обвиняемых – полностью установлено, что Мельник, Вейхман и Овсиенко… проводили систематическую контрреволюционную троцкистско-зиновьевскую пропаганду…»
«Ну и ну», - мысленно присвистнул Красильников. – «Двух месяцев не прошло, как я такое же постановление подписывал на Вейхмана-младшего, а теперь и старший братец по той же дорожке отправляется. Мы тут ночей не спим, защищая родную пролетарскую диктатуру от разной империалистической сволочи, а они, единоутробные братцы, любезного им Троцкого поминают. Ну, ничего, получите вы и за Троцкого, и за украинских террористов, и за поход "Челюскина”…»
Протокол особого совещания от 28 июля 1935 года, пункты 27, 46, 48: «Овсиенко… Мельника… Вейхмана… за контрреволюционную троцкистскую агитацию – заключить в исправтрудлагерь сроком на три года… Дело сдать в архив».
Как полагалось, осужденных разбросали в разные концы страны: Вейхмана –в Казахстан, в Карлаг; Овсиенко – в Сиблаг, в Мариинск; Мельника – в ухталаг, в поселок Чибью (теперь это город Ухта).
VI
24 года спустя их оправдали.
«Постановление Президиума Приморского краевого суда от 21 февраля 1959 года.
…Протест прокурора Приморского края удовлетворить (а прокурор указал, что в материалах дела нет данных о том, что осужденные сорганизовались в преступную группу, занимались проведением контрреволюционной агитации – В.В.). Постановление Особого совещания при НКВД СССР от 28 июля 1935 года в отношении Мельника И.А., Овсиенко А.Н. и Вейхмана Д.Б. отменить и дело производством прекратить за недоказанностью состава преступления.
Председатель Мамаев».
Значит, если бы нашлись доказательства того, что Мельник и его «подельники» и вправду были троцкистами, проводящими агитацию, например, против партийной бюрократии или за сопротивление сталинскому режиму, да еще сорганизовались бы для этого в группу, они не были бы реабилитированы в 1959 году?
Потребовалось еще более тридцати лет, чтобы окончательно восстановить доброе имя ни в чем не виновных людей – обыкновенных людей, с обыкновенными слабостями и недостатками; кто-то из них не выдержал в безысходной ситуации, а кто-то держался до конца; всех их равно поглотила трясина ГУЛАГа.
«Верховный суд РСФСР, 24.09.91, № 0091-42.
Сообщаю, что определением судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР от 10 сентября 1991 года постановление Президиума Приморского краевого суда от 21 февраля 1959 года отношении Вейхмана Давида Борисовича по ст. 58-10 УК РСФСР изменено, производство по делу прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления…»
VII
По адресу, находившемуся в деле № 2795-35, я разыскивал в Ленинграде – уже в Санкт-Петербурге – родственников Ивана Александровича Мельника. Мимо татарской мечети… мимо дворца Кшесинской… по улице, все еще носящей имя Куйбышева… - старый дом, коммунальная квартира с этим самым номером… Меня встретили две женщины, две еврейки, древних, как сам Санкт-Петербург. Фаня Симоновна и Фрида Яковлевна помнят маму Ивана Александровича; она умерла в 1953 году, так ничего и не узнав о судьбе сына. Два других сына, Поликарп и Павел, служили в Красной Армии; Павел погиб в самом конце войны, в 45-м. Из своей комнатки вышла и третья соседка, Елена Павловна, такая же старенькая. Сестра Ивана, Мария Александровна, жила в этой квартире до 1971 года, потом она поменялась на Киев, ей в этом помог Микола Бажан… Вот как, значит, все-таки было братство украинских поэтов и писателей, и не погибни Влызько, Фалькивский, Косынка в застенках НКВД, и они могли бы разделить с Бажаном его известность и славу.
Мария Александровна умерла в 1978 году, а в Киеве остался племянник ее и ивана Александровича. Мне дали его адрес. Я написал ему, но ответа не получил.
| |
