| Меркатор. Подпирающий небо (продолжение5)
Глава шестая
Меркатор не сразу понял, что хочет от него этот человек в темной одежде, обратившийся к нему со словами: «Именем Господа нашего…» Но шестилетний Арнольд, детским чутьем почуявший неладное, навзрыд заплакал, а Барбара побелела лицом, но тут же лихорадочно засуетилась, доставая теплую одежду (холодный февраль на дворе) и сбрасывая в узелок початую краюху хлеба, кусок телятины – все, что осталось от обеда.
Встречные прохожие испуганно отступали с дороги и отворачивались, когда мимо проводили Герарда. Человек в темном шел впереди, два стражника – по бокам и чуть позади. Хотя под металлические кирасы стражников были пододеты шерстяные рубахи, это их мало согревало, но высказать недовольство неторопливостью предводителя их процессии они не смели. Стражники шли с поднятыми забралами: им незачем скрывать свои лица, пусть все смотрят и боятся, ведь любой прохожий может оказаться на месте этого еретика, за которым их послали. они торжественно воздымали тяжелые алебарды, на длинные древки которых насажены кованые наконечники с длинным острым пером на конце, загнутым крюком и топором с вогнутым лезвием. Холод, конечно, донимает, заставляет шмыгать мокрыми красными носами, но ничего, придет время, и они погреются у огня высокого костра, на котором будут поджаривать то ли взбесившуюся ведьму, то ли отторгнувшего святую веру еретика, наподобие того, которого они конвоируют, а то и его самого. Ишь, какой гордый идет, с виду спокойный, но посмотрим, как он запляшет, когда на него наденут шутовской колпак и санбенито – позорную одежду нераскаявшегося грешника, украшенную большими желтыми крестами.
Меркатор же думал совсем о другом. Он знал, что догадываться о причинах ареста бессмысленно и что он еще нескоро о них узнает. Его еще долго будут терзать на абсурдных допросах, не предъявляя никакого обвинения, а пытаясь запутать его в ответах и выманить добровольное признание в преступлениях против веры. Да, главное – не поддаться на хитроумную схоластику инквизиторов, не пускаться с ними в дискуссии, отвечать как можно проще, повторяя одни и те же фразы, чтобы не запутаться. А, может, от этого только хуже будет…
Меркатора заперли в сырой и холодной камере круглой башни замка Рупельмонде, омываемого со всех сторон водой. В камере сидело еще несколько человек, простолюдинов, которые и друг с другом-то не общались, а тем более с чуждым им свободным художником и ученым Меркатором, которого они, бесспорно, считали умником и опасным еретиком – лучше от такого держаться подальше. Время от времени кого-нибудь из них стражники уводили на допрос, с которого заключенные возвращались в состоянии растерянности и душевного смятения. Многие из них даже толком не понимали хитроумных вопросов, которые им задавал инквизитор и, должно быть, отвечали невпопад, что давало повод обвинить их в ереси. У иных подходила очередь допроса под пытками. Пытки применялись в строгой последовательности, как правило, не более одного вида в день. Первая пытка – веревкой – заключалась в том, что допрашиваемого со связанными за спиной руками на привязанной к ним веревке подтягивали к потолку, а затем резко отпускали веревку, так что, падая, он не доставал до пола и выбивал плечевые суставы из суставных сумок. Ужасная боль многие дни не проходила и заставляла подозреваемых в ереси сознаваться в том, чего они никогда не совершали.
К тем, кто выдержал эту муку и ни в чем не признался, применялась пытка водой. Уложенному на спину пытаемому закрывали тряпкой рот и ноздри и медленно лили на тряпку воду. Несчастный задыхался и захлебывался, пытаясь сделать глоток воздуха, от тщетного напряжения в легких что-то разрывалось, тряпка набухала не только от воды, но и от крови…
Но еще ужаснее была третья пытка – огнем. Страдальцу смазывали жиром босые ноги и придвигали его ступнями к усердно раздуваемому огню. Мучители хохотали, вдыхая запах паленого мяса, напоминающий им аппетитное копчение окороков, а изувеченный на допросе бедняга не только страдал от боли и смердящих язв, но и передвигаться-то мог только ползком, волоча искалеченные ноги. Впрочем, до третьей пытки доходило редко – сознавшихся в ереси ждал костер.
День тянулся за днем, но Меркатора на допрос не вызывали, как будто бы совсем забыли. Герард понимал, что инквизиционной трибунал оттягивает неизбежную процедуру специально, чтобы неизвестностью усилить нервное напряжение, и старался держать себя в руках. Но все-таки его сердце учащенно забилось и кровь гулко забухала в висках, когда его ввели в освещенный чадящими факелами просторный зал и поставили перед столом, за которым восседал совсем не мрачный, а даже как бы непринужденно дружелюбный инквизитор, судя по белой сутане с белым капюшоном – монах доминиканского ордена. В стороне, у отдельного факела сидел другой человек, лица которого было не разглядеть. На его столике стояла массивная чернильница, были приготовлены листы бумаги и очиненные перья. инквизитор внимательно и как бы сочувственно разглядывал лицо Меркатора, его измятую одежду и после длиной паузы, наконец, спросил: знает ли он, зачем его привели сюда?
Меркатор, внутренне подготовившийся аргументированно ответить на любое обвинение, невольно смешался: нет, он не знает, и, поскольку инквизитор ничего больше не произнес, спросил сам – не могли бы вы объяснить причину моего ареста?
«У вас есть враги? Назовите их», – заговорил инквизитор.
«Враги? Какие же у меня враги? То есть кто мог донести на меня? – подумал Герард про себя. – Нет, я не знаю никаких врагов, я со всеми жил в мире», – добавил он уже вслух.
«Веруете ли вы в Бога-отца, Бога–сына и Бога-святого духа?»
«Верую».
«А верите ли вы, что добродетель – это добросовестно исполненный долг?» «Ну и вопрос, – подумал Меркатор. – Ведь это утверждение – одно из основных в учении Лютера. Ну, вспоминай, вспоминай, чему тебя учили в Хертогенбосе. Вот, вспомнил». И вслух: «Истинно христианские добродетели – это Вера, Надежда и Любовь».
С лица инквизитора сползло выражение сочувствия.
«Верите ли вы, что дары и призвание Божьи непреложны, что Бог был, есть и пребудет вечно?»
«Верю».
«А как вы объясните, что Бог-сын родился, ел, пил, уставал, умер, как смертный человек?»
Нет, в Хертогенбосе хорошо учили: «Сие есть таинство, через которое невидимым и непостижимым образом подается человеку благость Святого Духа и осуществляется связь человека с Богом».
«Веруете ли вы, что за обедней, совершаемой священнослужителями, хлеб и вино божественной силой превращаются в тело и кровь Иисуса Христа?»
Вот он, самый главный вопрос, – Лютер решительно отрицает, что тело Христа присутствует в просвире: «Я верую во все, чему учит истинная христианская церковь».
Инквизитор остался недоволен ответом: «А разве богопротивные еретики не называют свою церковь истинной? На мои вопросы отвечайте без уловок!»
Меркатору еще не раз пришлось вспоминать, чему учили его в Школе общей жизни, но никакие обвинения на первом допросе ему предъявлены не были. Он вернулся в свою камеру душевно измученным, зная, что впереди еще новые допросы.
К нему допустили Барбару: она рассказала, что в доме был обыск, но как будто бы ничего предосудительного не нашли, зато забрали все, что было ценного. Чтобы платить за содержание Меркатора в замке, пришлось продать часть его рабочих инструментов. А перед тем как разрешить свидание, с нею долго беседовали, чтобы она уговорила мужа признаться в ереси и покаяться.
Второго допроса пришлось ждать долго. За узким окошком камеры потеплело; жирные зеленые мухи назойливо кружились над крошками, остававшимися после скудной трапезы. увели на костер признанного неисправимым еретиком бесноватого, часто бившегося в эпилептическом припадке, а также еще одного заключенного, который даже под пытками отрицал существование чистилища. Наверное, богословы-квалификаторы снова допрашивали доносчиков и так называемых свидетелей, которые могли бы дать дополнительные показания против Меркатора, а также еще и еще раз штудировали записи его ответов на первом допросе, стремясь найти в них улики против подозреваемого.
Наконец, Меркатор снова предстал перед лицом инквизитора. Второй допрос мало отличался от первого. Могущественная темная сила давила логично и последовательно. Снова монах-доминиканец задавал каверзные богословские вопросы, в особенности упирая на признании хлеба и вина, вкушаемых при евхаристии, телом и кровью Иисуса, на непогрешимость римского папы и прочие положения, по которым Мартин Лютер расходился с католической церковью. Но, наряду с этим, из некоторых вопросов можно было понять их хитроумно завуалированную сущность. Следствие интересовали многочисленные поездки Меркатора по стране, которые он совершал в поисках сведений для составления карт; его хотели уличить в том, что он был связным между тайными группами сторонников Реформации. Какие-то высказывания Герарда, давно забытые им самим, цитировались инквизитором и истолковывались так, что в них прослеживалось сочувствие протестантам. «Святая церковь заботится о вашей душе, – кротко увещевал монах. – Человек может найти спасение только в вере, если же он, упорствуя, отказывается отречься от своего неприятия учения церкви хотя бы в малой его толике, то этим он создает соблазн для верующих и угрожает их спасению, а, значит, приходится удалить его из общества». Меркатору не требовалось разъяснять, что эти слова означают тюрьму или костер.
А в сентябре Меркатора неожиданно освободили безо всяких пояснений. Его спасло настойчивое заступничество властей университета Лувена и неоднократное напоминание о том, что император Карл, который двадцать с небольшим лет назад ввел инквизицию в Нидерландах, похвально отзывался о посвященных ему глобусах и ожидает новых картографических работ, которые служили бы дальнейшему утверждению его могущества.
Меркатор вышел из заключения с ощущением гадливости и душевной усталости. Барбара заметила, что муж стал гораздо чаще, чем раньше, просить полить ему из рукомойника, как будто бы он хотел и не мог отмыться от чего-то нехорошего. Он стал кричать по ночам: ему снилась грязная, непроветриваемая камера, неправдоподобно разбухающее лицо инквизитора с обманным выражением сочувствия и ядовитой улыбкой, ему снилось, что монах душит его своей белой сутаной, а другой монах из темного угла протягивает протокол допроса, в котором невозможно прочитать ни строчки, и назойливо требует: «Подпиши!..»
О возврате конфискованного имущества не могло быть и речи. Чтобы восстановить мастерскую, пришлось вновь изготавливать или покупать необходимые для работы инструменты. Прежде они накапливались от года к году, а теперь надо обзаводиться всем сразу, чтобы и семью прокормить, и выполнять обещания, которые еще до ареста были даны заказчикам. Но дела, не терпящие отлагательства, Меркатор делал механически, а мысли его также сами по себе обращались совсем к другому. Он думал о загадке магнитного склонения – расхождении между направлением на географический полюс Земли и положением свободно вращающейся на оси магнитной стрелки. Опрашивая шкиперов судов, вернувшихся из дальних плаваний, он получил сведения о величине магнитного склонения в различных местах земной поверхности. Меркатор пробовал соединить согласной линией точки с одинаковым значением склонения – получались кривые, в характере которых трудно было уловить какую-нибудь закономерность. Природа явления, определяющего поведение магнитной стрелки, вообще не имела признанного истолкования. Герард предположил, что где-то далеко на севере имеется магнитная гора, на которую и указывает северный конец стрелки. эту гору он и назвал северным магнитным полюсом. Осталось только определить, где она находится.
Вот тут-то и начинались главные сложности. К каким только ухищрениям Меркатор не прибегал, но ничего не получалось. Конечно, не все наблюдения были достоверны, и Меркатор отбрасывал то одни из них, то другие, но это мало помогало. Он даже стал плохо спать, всю ночь не мог отвязаться от мысли, что решение где-то рядом. Иногда ему казалось, что сама постановка задачи неверна, что, может быть, существует не один магнитный полюс, а два или даже больше. Надо было отвязаться от этих мыслей, и Меркатор заставил себя неотрывно трудиться над изготовлением астрономических инструментов.
Медные циркули Меркатора стоили недорого, но пользовались спросом у шкиперов и архитекторов, землемеров и военачальников. Вычерчивая правильные окружности и измеряя расстояния между точками, приятно было ощущать в руке уверенную тяжесть инструмента, полагаться на шарнирное соединение, которое не допустит люфта, не сомневаться в надежной фиксации заданного раствора ножек с помощью навинчиваемой гайки с барашком. Конечно, изготовленные Меркатором солнечные часы указывали время ничуть не точнее, чем такие же изделия других мастеров, но по изяществу отделки с ними никто соперничать не мог. Его астролябии пользовались особым спросом, несмотря на то, что из-за высокой цены были доступны немногим. на заказы от владетельных особ пришлось устанавливать очередь, которая при всем усердии мастера двигалась медленно. Недовольные заказчики торопили его – важно было поспеть за модой, астролябией от Меркатора государи и вельможи похвалялись, как редкостными драгоценностями. Астролябии можно было использовать не только по их прямому назначению – для измерения высот небесных светил и определения широты места. С их помощью можно было узнавать время восхода и захода Солнца и других светил, получать значения тригонометрических функций – синуса, косинуса, тангенса, котангенса, преобразовывать сферические координаты светил из одной системы в другую. Нанесенные на корпус астролябии календарная и зодиакальная шкалы указывали положение Солнца на эклиптике на любую дату. Приводились координаты до полусотни звезд и другие полезные сведения. Кроме того, в соответствии с требованиями эпохи, приводились сведения о расположении планет, используя которые, астрологи составлял гороскоп новорожденных.
Год проходил за годом, и хотя довольно однообразная работа над изготовлением астрономических инструментов поглощала все почти время Меркатора, он не переставал обдумывать грандиозный план по созданию невиданного собрания карт, покрывающих все земные пространства, и накапливать сведения для этого. Семейство Герарда разрасталось – любимая Барбара подарила ему трех сыновей и трех дочерей.
Размеренную жизнь Меркатора (мастерская – семья – короткие прогулки) всколыхнул приезд в Лувен молодого английского математика Джона Ди. Джон получил блестящее образование в Кембридже и отличался фанатической склонностью к научным занятиям, которым он отводил по восемнадцать часов в сутки, оставляя на сон только два – четыре часа. еще до приезда на континент он, используя квадрант и градшток, выполнил тысячи наблюдений положений небесных светил с удивительной для этих нехитрых астрономических инструментов точностью. Он пытался найти объяснение взаимному влиянию небесных тел и явлению морских приливов – решение этих задач нашел Исаак Ньютон, открывший закон всемирного тяготения. В возрасте 23 лет Джон Ди читал лекции по математике в Париже, где ему предлагали кафедру в Сорбонне, как и затем в Оксфорде. Но Джон уклонился от профессорской карьеры; любознательность привела его к Гемме Фризиусу и Герарду Меркатору. Ди, со своей блестящей эрудицией, стал скорее коллегой, чем учеником этих признанных ученых. В особенности он подружился с Меркатором, они в течение трех лет по несколько дней подряд обсуждали интересовавшие их проблемы, нисколько не нуждаясь в общении с кем-либо еще. Они обсуждали серьезнейшие вопросы, такие, как модели Вселенной, и весело хохотали, когда Джон рассказывал, как он на представлении пьесы Аристофана в Тринити-колледже запустил в публику летающего механического жука.
Ди рассказал Меркатору о своем знакомстве с португальским математиком Педро Нуньесом и его исследовании свойств навигационной кривой – линии румбов, или локсодромии. Меркатор, живо интересовавшийся всем, что связано с мореплаванием, запомнил рассказ своего молодого друга, еще не зная, как применить полученные сведения, но интуитивно чувствуя, что в выводах Нуньеса кроется гораздо большее, чем осознал их автор.
В Лувене Джон Ди написал две статьи по астрономии и работал над предисловием к «Началам» Евклида, в котором высказал прогрессивные догадки (например, о четвертом измерении), закрепившие его авторитет как замечательного математика.
Меркатор многие годы следил за причудливой судьбой друга. Ди увлекся оккультными науками: астрологией, алхимией, иероглификой – наукой о магической сущности чисел и знаков, пифагорейством, рассматривавшим числа как управляющую миром таинственную силу. Джон утверждал, что ему удавалось вызывать ангелов, которые, правда, говорили только шепотом. Впрочем, у ангелов были обыкновенные человеческие имена: Михаэль, Ариэль, Рафаил, а также Бен и Нафраж, причем Нафраж обсуждал с Джоном вопросы географии с использованием карт в проекции Меркатора.
По возвращению в Англию Ди был назначен королевским астрологом и предсказал скорое восшествие на трон Елизаветы I, за что правящей королевой Марией I тюдор был брошен в тюрьму. Но Елизавета действительно спустя два года заняла королевский престол, и Джон вернулся на прежнюю должность; Елизавета даже выбрала дату своей коронации, руководствуясь составленным Джоном гороскопом.
Джон Ди прожил долгую жизнь и умер в глубокой бедности, отставленный от двора королем Джеймсом, сменившим Елизавету.
| |
