Проза Владимира Вейхмана
Главная | Регистрация | Вход
Пятница, 29.03.2024, 17:45
Меню сайта
!
Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0

Я – сэнсей

Дальрыбвтуз (3)

Алексей Максимович Таран, военный гидрограф по образованию и опыту работы, капитан 1 ранга в отставке, пришел к нам с административной должности заместителя начальника Управления гидрометеослужбы. Алексей Максимович проявлял заметное рвение в работе, ему никак не хотелось отставать от своих молодых коллег. Он не только брался за любое поручение, но всегда предлагал свои услуги, хотя иной раз у него что-нибудь и не получалось. Его методички приходилось основательно править, помогая расставить нужные слова в нужном порядке. У Тарана была неизлечимо больна жена, мы с женой навещали его семью, и казалось, что лучшего, чем он, товарища, у меня нет на кафедре. Не настораживал даже неожиданно проскальзывавший в его высказываниях оттенок цинизма – он воспринимался как рецидив трудного времени, которое не могло не наложить отпечаток на прошедшего через него человека… Да, именно Алексей Максимович казался мне человеком, на которого можно опереться, который, опираясь на богатый жизненный опыт, поможет тянуть воз многообразной кафедральной деятельности. И он до поры, до времени полностью оправдывал мое к нему расположение. 

 Платонович Марфич появился на кафедре позже других преподавателей. Он только что был уволен в запас в звании капитана 3 ранга с должности преподавателя центра подготовки иностранных военных моряков. Очень многие из учившихся там индонезийцев по возращению на родину были казнены после произошедшего там государственного переворота: режим пришедшего к власти президента Сухарто нещадно уничтожал офицеров, зараженных, по его мнению, коммунистическими идеями во время пребывания в Советском Союзе. Афанасий Платонович, конечно, прекрасно знал свое дело, хотя, конечно, поведение курсантской вольницы заметно отличалось от беспрекословного подчинения чужестранных слушателей. Однако Марфич быстро нашел подход к курсантам. Нас это не переставало удивлять, потому что его речь страдала ощутимыми дефектами и, когда он волновался, была попросту неразборчива. 
 

Примерно в одно время с Марфичем на кафедру пришел из высшего военно-морского училища доцент Беликин Петр Кириллович, капитан 1 ранга. Преподаватель с многолетним стажем, он читал свою привычную дисциплину, не испытывая никаких затруднений при переходе из военного учебного заведения в гражданское. Правда, старая закалка обусловила его скептическое отношение к использованию каких-нибудь новаций. Одним из коньков его выступлений по научной тематике была попытка опровергнуть некоторые приложения математической статистики к задачам судовождения. Хотя было очевидно, что он заблуждается в самом формулировании условий задачи, убедить его в этом было невозможно, да и не очень-то я старался.
 

Нельзя не сказать доброе слово еще об одном преподавателе нашей кафедры, доценте Леониде Андреевиче Воронове. Он был старше большинства из нас и раньше всех начал работу на кафедре. Капитан Дальневосточного морского пароходства, однокашник Олейника, он был приглашен им на должность декана факультета. Первоначально наши отношения были не то чтобы отчужденными, но несколько настороженными: сказывалась и разница в возрасте, и в жизненном и производственном опыте. Но постепенно мы подружились, всегда доброжелательный Леонид Андреевич по первому слову приходил на помощь в трудную минуту. Мы с женой любили бывать у него в гостях, его хлебосольство было ненавязчивым и приятным. Он никогда не повышал голос, даже когда его оппонент был воинственно настроен, и лишь якобы незаметно сунутая под язык таблетка валидола выдавала его волнение.
 

Самой трудной фигурой на кафедре был Руслан Никитович Шевалин, старший преподаватель, а позже – доцент. Он был немногим старше меня и к моменту моего прихода в Дальрыбвтуз уже работал на кафедре, перейдя из высшей мореходки. Естественно, что в первые годы совместной работы мы были добрыми товарищами. Руслан не то чтобы поддерживал меня в разных начинаниях, но иногда помогал мне, как и я старался помогать ему. Своей задачей я считал содействие ему в завершении работы над кандидатской диссертацией и представлении ее к защите. Тема диссертации Шевалина была весьма своеобразной и касалась некоторых классических задач навигации в новой, по-своему неожиданной трактовке. Я бы сказал, что он ставил эти задачи с головы на ноги, хотя раньше-то никто не замечал, что они стоят «вверх ногами». Такой новый подход позволял получить и некоторые оригинальные решения. Самое, пожалуй, парадоксальное заключалось в том, что, как я все более убеждался, автор не осознавал парадоксальности своих решений, упирая не на их научную новизну, а на оформительскую сторону. А по части оформления Руслан Никитович был большим мастером, выполненные им чертежи и схемы были каллиграфически безупречны.
 

Я, как мог, способствовал публикации статей Руслана по его диссертационной тематике (наличие публикаций – обязательное условие представления диссертации к защите), собрал симпозиум судоводителей научных специалистов, который заслушал доклад Шевалина и после моего выступления одобрил его труды.
 

Как ни странно, после успешной защиты диссертации Руслан Никитович резко изменил свое отношение не только ко мне, что еще можно было бы объяснить какими-то личными мотивами, но и к делам кафедры. Он отказался от участия в хоздоговорной научно-исследовательской работе, которая объединила практически всех преподавателей, замкнулся в себе и стал крепко выпивать – в нерабочее время, а попытки разговаривать с ним на эту тему воспринимал как вмешательство в его личную жизнь. То ли эта было следствие семейных неурядиц, то ли реакция на мои успехи в деле формирования кафедры – они его раздражали…

*

Преподаватели нашей кафедры, люди разных судеб, с разными характерами, подчас с противоположными взглядами на те или иные стороны действительности, были едины в одном: в стремлении передать своим ученикам не просто набор знаний и умений, но привязанность и любовь к своей профессии. Они знали ее совсем не со стороны, даже те из них, кто в силу разных обстоятельств провел не так уж много времени на ходовом мостике рыболовного судна или на главном командном посту военного корабля.

 

На нашу кафедру курсанты приходили, как правило, на третьем курсе, а до этого два – два с половиной года обучались на общеобразовательных и общетехнических кафедрах, роль которых ни в коем случае не хотелось бы умалять. Но там они еще оставались просто учениками, которым умные дяди и тети передают нужную сумму знаний. С приходом на нашу кафедру они становились коллегами, с которыми мы делимся секретами профессионального мастерства. Преподаватель не просто излагал положения специальных дисциплин, он создавал в учебной аудитории проблемные ситуации, аналогичные тем, с которыми будущий капитан встретится в своей производственной деятельности, и раскрывал пути их решения, как бы указывая: «Делай, как я».
 

При этом даже сухие математические выкладки или инструкции по использованию аппаратуры оказывали на слушателей эмоциональное воздействие, вовлекали в процесс сопереживания, не только создавали интеллектуальные основы будущей профессиональной деятельности, но, прежде всего, закладывали ее мотивационные механизмы. Математические выкладки забудутся со временем, правила использования технических средств устареют, а убежденность в правильном выборе жизненного пути останется и будет стимулировать совершенствование профессионального мастерства.
 

Забудутся и фамилии и лица преподавателей, за исключением, пожалуй, каких-нибудь вовсе не обязательных чудачеств, непрошено врезавшихся в память. Преподавателю нельзя рассчитывать на то, что продукт его труда будет отмечен его личным клеймом: он не Пигмалион, создавший ожившую прекрасную Галатею, он мастер, создающий, в общем-то, серийную продукцию, и гордость его – не в мемуарных излияниях бывших учеников, а просто в сознании того, что он добросовестно делал свое дело.
Исключительно важную роль в организации учебного процесса играют те скромные и со стороны не очень заметные люди, которых называют казенным термином «учебно-вспомогательный состав». Именно на них падала основная тяжесть работ по созданию учебно-лабораторной базы и поддержанию ее в рабочем состоянии, по повседневному обеспечению нормального хода занятий практическими пособиями, инструментами, инвентарем. А лабораторная база кафедры постоянно расширялась. В момент моего прихода на кафедру она занимала всего две комнаты, а теперь расширилась до размеров целого этажа, занятого сложным и дорогостоящим оборудованием, которое использовалось на современных рыбопромысловых судах. В нее входили лаборатория радионавигационных приборов, лаборатория гидроакустической рыбопоисковой аппаратуры, лаборатория электронавигационных приборов, кабинет девиации магнитного компаса, кабинет навигации с навигационной камерой, содержащей пособия и инструменты, предназначенные для проведения занятий не только по навигации и лоции, но и по мореходной астрономии и математической обработке наблюдений. Обеспечивали деятельность этого комплекса заведующие лабораториями, учебные мастера и лаборанты.
 

Одной из наиболее трудных и болезненных задач, которые мне пришлось решать, заключалась в том, чтобы избавиться от некоторых безнадежно скомпрометировавших себя работников. Один из них мог придти на работу, а мог и не придти, когда ему заблагорассудится. Другой показал себя технически малограмотным и не был способен поддерживать оборудование в надлежащем состоянии. Третий с утра напивался и к концу рабочего дня еле ворочал языком.
 

Но не менее трудно было и подобрать новых специалистов: зарплата учебно-вспомогательного состава была столь же скромной, что и преподавателей без ученых степеней и званий.
 

Перейти к нам на должность заведующей лабораторией навигации я уговорил Тамару Михайловну Соловкину, мою старую знакомую, работавшую картографом в навигационной камере рыбного порта. Ее решительные меры по созданию навигационной камеры на кафедре, дружелюбный, общительный характер обеспечили ей уважение всех сотрудников кафедры. Она долго работала в должности заведующей лабораторией, пока ее не «подвинули» при очередной реорганизации, как не имеющую высшего образования. Но и тогда Тамара Михайловна осталась в институте, удерживая роль хранительницы лучших традиций кафедры.
 

Лабораторию гидроакустических рыбопоисковых приборов принял студент-заочник Петр Степанович Малышев. Пете не были нужны никакие особые указания, в тесном контакте с соответствующими преподавателями он надежно обеспечивал бесперебойную работу своей сложной и громоздкой аппаратуры.
 

В лаборатории электронавигационных приборов хозяйничал перешедший к нам из высшего инженерного морского училища Василий Петрович Парамонов, пожилой человек, повидавший в жизни всякое. Свою аппаратуру он знал не хуже любого, даже самого опытного преподавателя, которого мог заменить в любой момент. Погруженный в заботы о своих приборах, он не вмешивался в другие дела кафедры, хотя любое поручение заведующего кафедрой выполнял предельно добросовестно.
 

Заведующий лабораторией радионавигационных приборов, отставной майор, (к сожалению, его фамилию я не запомнил) навел идеальный порядок после своего бестолкового предшественника. Все у него было по регламенту, весь рабочий инструмент и контрольно-измерительная аппаратура всегда готовы к действию. Его пунктуальность была образцом для всех сотрудников кафедры. Ни в какие конфликты или споры, не касающиеся непосредственно его работы, завлаб никогда не вмешивался; ко мне он обращался лишь затем, чтобы подписать заявки или акты на списание. Да и никакой нужды во вмешательстве в его размеренный распорядок никогда не требовалось.
Лаборанты на кафедре менялись быстро – их зарплата была вообще такой, на которую даже при самом непритязательном образе жизни прожить невозможно. Лаборанткой одно время работала Люда, жена Эдуарда Михайловича Жидкова; дольше других задержалась на кафедре Паня, жена Михаила Максимововича Зотова. Хотя иные и не оставили в памяти своих имен, но их скромный труд был жизненно необходим: в докомпьютерную эпоху на долю лаборанток-машинисток приходилась вся нудная работа по размножению обильной писанины, плодить которую преподаватели были великие мастера.

*

В Советском Союзе подготовка судоводителей с высшим образованием была начата в конце 30-х годов, когда в Ленинградском институте инженеров водного транспорта был создан судоводительский факультет, однако, кажется, до войны ни одного выпуска сделано не было. В конце войны, в 1944 году, в Ленинграде, Одессе и Владивостоке были созданы высшие мореходные училища, а в 1945 году – Высшее арктическое морское училище. Все они осуществляли подготовку инженеров-судоводителей для морского флота и позже были преобразованы в высшие инженерные морские училища.

 

Подготовка инженеров-судоводителей специально для флота рыбной промышленности была начата в 1950 году, когда было открыто Мурманское высшее мореходное училище. В 60-е годы подготовку инженеров-судоводителей вели Калининградский, Дальневосточный и Астраханский институты рыбной промышленности и хозяйства, в которых будущие капитаны обучались как студенты, а в 1966 году открылось Калининградское высшее инженерное морское училище. Подготовка инженеров-судоводителей в учебных заведениях рыбной отрасли отличалась от подготовки специалистов морского (транспортного) флота тем, что учебные планы были дополнены некоторыми дисциплинами, отражавшими специфику рыбопромыслового флота, такими, как «Промысловая ихтиология», «Устройство и эксплуатация орудий лова», «Обработка и транспортировка рыбы и морепродуктов». Впрочем, в разные годы перечень таких дисциплин и их наименования изменялись. Для сохранения баланса времени некоторые обязательные для морского флота дисциплины были исключены или сокращено количество часов на их изучение.
 

Принятая система подготовки инженеров-судоводителей в принципе удовлетворяла нуждам флота рыбной промышленности, обеспечивая, в то же время, возможность работы выпускников рыбных вузов и на судах иного назначения.
 

По справедливому выражению Анны Ивановны Щетининой, профессия «Судовождение» – одна из древнейших и вечных профессий. Профессия «Промышленное рыболовство» намного моложе. Ее основы заложил профессор Федор Ильич Баранов (1886 – 1965), создатель инженерной школы промрыболовства. Его ученики и последователи занимались проблемами организации и ведения промысла, разработки орудий лова и методики их использования, механизации промысловых операций, а на рыбодобывающих судах – эксплуатацией орудий лова и промысловых механизмов. Словом, «Судовождение» и «Промышленное рыболовство» – две разных профессии, хотя и та, и другая обеспечивают добычу рыбы и других объектов водного промысла.
 

Но на грани 50-х и 60-х годов кому-то пришло в голову совместить подготовку этих специалистов. Не то, чтобы вполне совместить – судоводители как были, так и остались судоводителями, а вот промрыбаки должны были превратиться в «инженеров-механиков промышленного рыболовства со званием штурмана дальнего плавания».
 

В учебных планах для этой специальности на изучение судоводительских дисциплин было отведено 800 – 1000 часов учебного времени. Считалось, что судоводительская подготовка по такой «совмещенной» профессии должна вестись на уровне средних мореходных училищ. Правда, это утверждение никак документально не было оформлено, да оно и нелепо по самой своей сути. Подготовка инженеров-судоводителей отличалась от подготовки техников наличием общенаучной и общеинженерной базы; так что же, при обучении судовождению инженеров-механиков следует эту базу игнорировать?
 

Однако это обстоятельство облегчало возможность получения высшего образования капитанам, окончившим средние мореходные училища. Судоводительская подготовка шла им в зачет, и они, обучаясь заочно, «сдавали» лишь оставшиеся предметы, что, конечно, приводило к выигрышу времени и усилий.
 

Попутно можно заметить, что опыт совмещенной подготовки, хотя и по иному профилю – судоводителей и судовых механиков, – уже встречался в мировой практике, кажется, в ФРГ, но после нескольких лет этого эксперимента от него отказались, что и нашло отражение в Международной конвенции о подготовке и дипломировании моряков.
 

Говорили, что идея совмещенной подготовки была рождена самим Ишковым, министром рыбной промышленности. Три вуза рыбной отрасли тратили массу сил, времени и государственных средств на эту затею.
Александр Акимович Ишков еще с 1930 года работал в органах управления рыбной промышленностью. С 1940 года в течение почти сорока лет с небольшими перерывами в том или ином качестве возглавлял рыбную промышленность страны, пока не был отправлен на пенсию во времена позднего Брежнева, когда возглавляемое им руководство отраслью погрязло в коррупции.

 

Утверждали, что идея родилась у Ишкова, а, возможно, и не только у него, в связи с поступлением на рыбопромысловый флот новых рыболовных морозильных траулеров типа «Тропик» и «Атлантик», на которых предусматривалась должность помощника капитана по добыче. Имелось в виду, что он должен обладать комплексом судоводительских знаний, чтобы самостоятельно управлять судном.
 

Однако жизнь пошла по иному пути. Как бы ни титуловать старшего судового специалиста по промышленному рыболовству, он так и остался мастером по эксплуатации орудий лова и промысловых механизмов, а управление судном по-прежнему осуществляли судоводители – капитан и штурмана – вахтенные помощники капитана.
 

Мастеру добычи – а именно эту должность занимали на судах выпускники специальности «Промышленное рыболовство» – не требовалось знания ни мореходной астрономии, ни теории картографических проекций или гироскопических приборов, как многих других дисциплин или их разделов, обязательных для подготовки судоводителей. А те немногие выпускники этой специальности, которые пошли работать на судоводительские должности, не находили применения своим знаниям в области теории и проектирования орудий лова и промысловых механизмов. К тому же, они испытывали комплекс неполноценности, так как их судоводительская подготовка не приравнивалась к высшему образованию.
 

Еще говорили, что подготовка по судоводительскому профилю стимулирует выбор абитуриентами специальности «Промышленное рыболовство» – конкурс на эту специальность практически отсутствовал, проходной балл был предельно низким. Но те, кто хотел получать судоводительское образование, и подавали документы на специальность «Судовождение». А престиж профессии инженеров-механиков по промышленному рыболовству без судоводительского «довеска» был бы только выше, так как в этом случае можно было бы сделать упор на их подготовку как инженеров-исследователей, проектировщиков промысловых систем и организаторов рыбопромысловой деятельности. Судовой же специалист по добыче остался в значительной степени работником тяжелого физического труда, что далеко не всегда привлекало молодых людей, выбирающих дорогу в жизни.

*

Казалось бы, возможность высказать все эти соображения появилась в связи с проведением в Мурманске отраслевого совещания по учебным планам и программам для подготовки инженеров-судоводителей.

 

В середине сентября во Владивостоке стояла теплая, мягкая погода. Осенние тропические циклоны в этом году миновали Приморье. Только желтые листья деревьев да ранние вечерние сумерки напоминали, что лето уже позади. Хорошее настроение подогревалось тем, что я уже начал отдавать долги, накопившиеся за время работы над диссертацией и ее защиты. Проблема была только с обувью: уж больно непрезентабельно выглядели мои старые ботинки.
 

Но и тут повезло: в магазин на улице Колхозной завезли большую партию японских мужских полуботинок, все размеры, приходи и покупай. Туфли очень хорошо смотрелись, были как раз по ноге, и даже долгий путь в самолетах Аэрофлота от Владивостока до Мурманска не показался утомительным.
 

Среди участников совещания оказались и мои знакомые. Вадим Владимирович Чудов, доцент Калининградского технического института, каких-то полгода назад побывал у нас с проверкой. Проверкой он себя особенно не утруждал, поручив декану и заведующим кафедрами написать справки с ответами на поставленные министерством вопросы, а сам с удовольствием осматривал лаборатории, ведя неспешные беседы с сопровождающими его преподавателями. Он не скрывал интереса к увиденному, и сам рассказывал занятные истории, по преимуществу из своей богатой морской практики. Он даже предложил прочитать лекцию о случаях потери остойчивости на попутном волнении – по теме весьма актуальной для промыслового флота. Тогда мы расстались добрыми товарищами, и я был обрадован, встретив Вадима Владимировича в Мурманске.
 

Другим моим знакомым оказался Виталий Дмитриевич Кулагин, до недавнего времени проживавший во Владивостоке и по совместительству работавший на нашей кафедре. Будучи немногим старше меня, он рано защитил кандидатскую диссертацию и пошел вверх по административной лестнице. Сейчас он выступал в роли проректора всего год назад организованного Калининградского высшего инженерного морского училища. Дружески взяв меня под руку, он говорил о перспективах своего училища и предлагал подумать, не стоит ли и мне перебраться со временем туда, тем более что вскорости начинается строительство жилого дома для преподавателей.
 

Уже в первый день, пока мы заседали в помещении высшего морского училища, погода резко испортилась, и в гостиницу я добирался по каше из воды и снега. Мои новые ботинки тут же насквозь промокли, но это было еще не самое страшное. Когда я разулся в гостиничном номере, то обнаружил, что на одном полуботинке подошва протерлась насквозь (когда только она успела?), так что в дыру можно было просунуть палец. Это была настоящая катастрофа, так как никакой сменной обуви у меня с собой не было.
 

Поутру из подручных средств, то есть из газетной бумаги, я соорудил стельки и отправился на очередное заседание, стараясь обходить лужи.
 

На совещании я выступил с предложением обратиться в министерство с обоснованием необходимости пересмотра учебного плана специальности «Промышленное рыболовство», имея в виду прекратить бессмысленную трату времени и средств на изучение судоводительских дисциплин.
 

Мое предложение не прошло. Представители Мурманского и Калининградского училищ заявили, что это их не касается, так как инженеров-механиков промрыболовства они не готовят. Мудрый Вадим Владимирович вообще промолчал: я не сразу осознал, что прекращение судоводительской подготовки промрыбаков в его вузе означало бы ликвидацию в нем кафедры судовождения; ведь подготовка «чистых» судоводителей была уже передана из института в новое высшее инженерное морское училище.
 

Я обратился за поддержкой к наиболее авторитетному среди нас специалисту – проректору Мурманского училища, профессору Владимиру Евгеньевичу Ольховскому, однако и у него не нашел понимания. «А кто будет разговаривать с Ишковым? – ответил он мне вопросом. – У него в кабинете на столе стоит стакан с остро заточенными карандашами. Так вот он схватит в свой вот такой кулак (Ольховский показал, какой этот кулак большой) все карандаши сразу да как начнет стучать ими по столу! Что вы будете тогда делать со своими доводами?!»
 

Возвратившись во Владивосток, я отправился в магазин на улице Колхозной. Полки в магазине были уставлены возвращенными японскими ботинками, утратившими свой парадный вид.
 

Деньги мне возвратили без единого слова.
 

Подготовка инженеров промышленного рыболовства с судоводительским «довеском» продолжалась еще двадцать лет.

*

Однажды я зашел к Буянову, начальнику службы безопасности мореплавания Главдальвостокрыбпрома. Напротив Николая Федоровича сидел какой-то мне незнакомый человек – по-видимому, представитель судостроительного предприятия. На столе между ними стояла деревянная конструкция – как я понял, макет рубки проектируемого сейнера или траулера. Николай Федорович прилаживал внутри рубки деревянную фигурку человечка, вертел ее так и этак, пока, наконец, не сказал: «Наверное, тут», найдя для нее подходящее место. Тыкая пальцем впереди и по сторонам фигурки, указал: «Вот здесь поставить эхолот, здесь – радиолокатор, ну, а остальное вы сами знаете». Так я в первый раз столкнулся с проблемой размещения аппаратуры на мостике.

 

Представитель центрального проектно-конструкторского бюро «Меридиан», прилетевший из Ленинграда, появился неожиданно. Он предложил нашей кафедре принять участие в выполнении проекта, направленного на решение той же самой проблемы и носившего условное название «Веер».
 

Пока на ходовом мостике судна, объединяющем рулевую и штурманскую рубку, различной аппаратуры было немного, она размещалась по рекомендациям опытных капитанов или просто по сложившейся традиции. Каждое предприятие – изготовитель аппаратуры – по-своему оснащало свои приборы индикаторами и органами управления, в результате чего даже в осуществлении ими сходных функций царил разнобой. С увеличением насыщенности ходового мостка приборами самого разного назначения такая ситуация стала причинять, по меньшей мере, серьезное неудобство. Перейдя с одного судна на другое, капитан или штурман должен был заново разбираться, что означает та или иная сигнальная лампочка и где расположен нужный переключатель. Такие специалисты, как, скажем, лоцманы, подчас за день поднимались на мостики нескольких судов, а времени на то, чтобы освоить особенности расстановки приборов на каждом судне, у них вовсе не было. Шильдики – таблички с надписями, означающими, для чего предназначена та или иная рукоятка или цифровой счетчик, оказывались бесполезными при работе ночью, в условиях полного затемнения рулевой рубки.
 

Предполагалось, что многие проблемы отпадут, если аппаратура будет сведена в типовые пульты. Сведение аппаратуры в пульты призвано, прежде всего, обеспечить оптимальную организацию информационной модели – комплекса средств отображения информации, при восприятии которой в сознании человека-оператора формируется совокупность представлений о состоянии отображаемых объектов и процессов. Используя информационную модель, оператор осуществляет оценку реальной обстановки и вырабатывает решения, направленные на достижение поставленных целей. Пульты должны обеспечивать унификацию блоков и узлов, уменьшать объем конструкции, облегчать переход к автоматизированному управлению системами.
 

Тема «Веер» заключалась в получении исходных данных для разработки требований по созданию пультов управления для ходовых мостиков судов и выработки рекомендаций по проектированию рабочих мест судоводителей. Такими исходными данными должны были стать характеристики структуры деятельности судоводителя на морской вахте. Как ни странно, несмотря на обилие уставов, инструкций и других документов, устанавливающих требования к деятельности штурманов и капитанов, реальные характеристики деятельности совершенно не были изучены. Иначе говоря, было хорошо известно, как надо (или как не надо) действовать, но о том, как деятельность осуществлялась на самом деле, существовало смутное представление.
 

К продолжению

Вход на сайт
Поиск
Календарь
«  Март 2024  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
    123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
Друзья сайта
  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz
  • Copyright MyCorp © 2024
    Сайт создан в системе uCoz