Гастроли в Баренцевом море (окончание)

5 июня 1594 года суда экспедиции отправились в плавание и по уже проторенному голландцами пути дошли до острова Кильдин вблизи Мурманского берега. Простояв у Кильдина менее недели, экспедиция отправилась в дальнейший путь. Энкхейзенские суда направились на восток, к проливу Югорский Шар, отделяющему от материка остров Вайгач, а Баренц направил свой корабль на северо-восток, намереваясь обогнуть Новую Землю с севера. Во время плавания Баренц систематически измерял глубины ручным лотом и получал образцы грунта, прилипшие к заполненному салом углублению в основании свинцовой гири.

Баренц руководствовался предположением, высказанным Меркатором, в соответствии с которым к северу от Новой Земли в море не должно быть сплошного льда, так как приливы и отливы препятствуют его образованию. Подлежала проверке и другая гипотеза Меркатора, согласно которой Новая Земля с севера соединялась с мифической «Полярной землей». Обе гипотезы знаменитого картографа были опровергнуты плаванием Баренца. Достигнув крайней северной точки Новой Земли, он никакой «Полярной земли» не обнаружил, а многократные попытки пройти дальше на север не имели успеха из-за простиравшихся до горизонта сплошных льдов.

На Оранских островах вблизи северной оконечности Новой Земли встретили лежбище неповоротливых моржей, показавшихся морякам огромными чудовищами. То и дело море покрывал сплошной туман, а крепкий холодный ветер пробирал до костей. Экипаж «Меркурия» все чаще стал выражать недовольство своему капитану: близится август, а успеха в их предприятии не предвидится. В конце концов, Баренц был вынужден прекратить бесплодные попытки пробиться дальше на восток и повернуть обратно, на встречу с другими кораблями экспедиции.

«Сване» и «Меркурий»–энкхейзенский, достигнув острова Вайгач, через пролив Югорский Шар вышли в Карское море и обнаружили там пространство, свободное от льдов. Пройдя дальше к востоку, капитаны решили, что их суда достигли меридиана устья реки Обь, за которым, по сведениям, упомянутым еще Плинием, и находился тот самый мыс Табин, а за ним открывался прямой путь через пролив Аниан в Китай и Индию.

Капитаны сочли, что задача, поставленная перед ними властями Соединенных провинций, выполнена, и с чистым сердцем повернули на запад. Пройдя пролив Югорский Шар в обратном направлении, они вскоре встретились с кораблем Баренца, который, как они предполагали, обогнул Новую Землю с востока. Отметив встречу пушечным салютом, путешественники направились на родину, где их встретили как победителей, хотя добыча составила всего лишь одну тушу моржа. Но уж Линсхотен вовсю расстарался, представив свой отчет о плавании как победную реляцию – путь к мысу Табин открыт!

20 августа. Последние дни были до предела загружены. Мы давали спектакли не только на пришвартованных к транспортному рефрижератору промысловых судах, но и, сверх того, на тех, которые во время нашего выступления не прерывали лов. Добирались к ним на моторной шлюпке, взлетающей вверх на гребне волны и между волнами словно проваливающейся, словно, в пропасть, так, что сердце замирало. Я с испугом смотрел на побелевшее лицо Аллы и пытался ее ободрить, но командующий шлюпкой третий помощник капитана только весело и задорно кричал: «Ничего, дамы и господа артисты, доставлю вас в целости и сохранности!».

Но не менее страшно и неудобно было спускаться и подниматься по штормтрапу, в особенности когда верхняя часть туловища обвязана спасательным жилетом с жесткими вставками плавучести – то ли пробковыми, то ли пенопластовыми. Но веселый третий помощник радостно принимал в объятия спускавших ся артисточек и артистов и элегантно подсаживал дам при их подъеме. А на палубе судна подхватывали под руки пропахшие рыбой добытчики.

Мы видели этих ребят в работе. По команде своего старшего они растаскивали по мокрой палубе сети трала и тросы, по другой команде отпускали их сбегать со слипа – просторного выреза в корме судна, а по странной команде «Цепляй доски!» про-делывали какие-то манипуляции с тяжелыми металлическими сооружениями, похожими на крылья огромной птицы. Мы хотели посмотреть поближе на работу команды добычи, но не только нам, но и всем не включенным в эту команду членам экипажа был строго-настрого запрещен доступ на промысловую палубу, в зону, как нам сказали, «повышенной опасности». Какая уж тут «повышенная», я думаю, что это наиопаснейшая зона смертельного риска. А ведь для добытчиков это была самая обыденная каждодневная работа.

Но какой восторг вызывала вползающая по слипу толстенная колбаса трала, наполненная многими тоннами нежной рыбы со странным названием «путассу»! По вкусу это, конечно, не семга, но за один подъем трала добывалось столько ценного пищевого белка, что им можно было накормить жителей города средней величины в течение целого года!

На этом судне мы дважды показали свой спектакль – для одной и другой смены добытчиков и обработчиков. На втором спектакле мы увидели в зале и лица, которые были на первом: это, как мы поняли, повторно пришли те, кто не нес вахты «восемь через восемь». Но радость и изумление были на их лицах такими же непосредственными, как и в первый раз!

После спектакля нас, как обычно, пригласили отужинать (или отобедать – под серым небом белых ночей да при круглосуточной работе экипажа трудно было сообразить, полдень сейчас или полночь). И тут нас ждал такой сюрприз, который, сколько бы ни напрягать воображение, невозможно было представить: нам на стол выставили арбуз! Огромный. Астраханский. И это за семидесятой параллелью!

Из записок второго помощника капитана

Отчет о плавании трех кораблей, два из которых проникли за Югорский Шар и не встретили непроходимых льдов, в Голландии был воспринят как свидетельство того, что путь в Китай по Северо-восточному проходу открыт, и на следующий год Генеральные Штаты Соединенных провинций снарядили новую экспедицию. В ней участвовали семь кораблей, включая небольшую яхту. Адмиралом флотилии был назначен Корнелиус Най, а вице-адмиралом – Брант Избрантсон, которые командовали кораблями первой экспедиции. Кораблем «Винтонт» командовал Виллем Баренц, он же был назначен главным штурманом всей экспедиции. Опять-таки предпочтение было отдано не опыту и знаниям, а родовитости и связям. Однако, несмотря на подчиненное положение Баренца в экспедиции, именно ему были вручены грамоты и подарки для китайских властителей, К тому же, на корабле Баренца находился один из членов экипажа, понимавший русский язык.

В числе торговых комиссаров в составе экспедиции были участники прошлогоднего плавания Ян ван Линсхотен и Франсуа де ла Даль. А на корабле Баренца торговым комиссаром был Геррит Де-Фер, который понимал в навигации и вел подробный дневник плавания.
Замыслы купцов, словом и делом поддержавших организацию новой экспедиции, были обширны. На суда были погружены не только товары, предназначенные для торговли с Китаем. По обнаруженной в предыдущей экспедиции большой реке открывается путь в Тартарию. А север Тартарии изобилует соболями и куницами. Поэтому часть товаров предполагалось обменивать на пушнину у «самоедов», как назвали их русские, и других жителей северных стран. Предусмотрительность устроителей экспедиции была столь велика, что они даже отправили на ее судах ювелиров – мастеров по огранке бриллиантов и обработке золота, чтобы, не теряя времени, прямо в море обрабатывать выменянные драгоценности.

Когда корабли обогнут мыс Табин и выйдут на чистую ото льдов воду, шесть судов должны были идти дальше в Китай, а седьмой корабль – возвратиться в Амстердам с сообщением о том, что Северо-восточный проход открыт.

В Амстердаме был устроен смотр судам экспедиции, и ее участники были приведены к присяге. 2 июля 1595 года суда отправились в путь.

Через месяц с небольшим суда, обогнув Скандинавию, достигли мыса Нордкап, а оттуда взяли курс на пролив Югорский Шар. Вдоль южного берега Новой Земли мореплаватели увидели массу льда, но продолжали движение на восток, маневрируя среди льдин.

Когда суда достигли пролива, на берег для его обследования был высажен большой отряд участников экспедиции. Они обнаружили там повозки, груженые шкурами и салом, оленьи следы и другие признаки пребывания людей. В самом проливе почти не было видно льда, о чем немедленно было сообщено адмиралу. Он тут же направил в пролив лодку, но вскоре она наткнулось на непроходимые льды и даже не смогла повернуть обратно, так что морякам пришлось ее оставить и добираться до своих судов по льдам и посуху по берегу.

Накануне произошел досадный, мягко говоря, случай. Два матроса, обнаружив на оставленных туземцами санях вроде бы бесхозные меха, решили поживиться и пытались их припрятать, но были пойманы с поличными. Указ принца Морица Оранского строго-настрого запрещал обижать туземцев и обирать их. Адмирал приказал каждого из воришек протащить трижды под килем корабля. Исполнители экзекуции так расстарались, что тело одного из наказуемых было разорвано пополам, а второй тронулся рассудком и, будучи высаженным на берег, вскоре умер от голода и перенесенного мучительства.

Кораблям экспедиции встретилась русская ладья, направлявшаяся на север за клыками моржей и мясом гусей, которыми изобиловало побережье Новой Земли. Голландцев удивила конструкция ладьи, которая была построена без единого гвоздя – ее ребра и доски скреплялись лыком. Понимавший русский язык переводчик с корабля Баренца так и не смог растолковать пословицу поморов: «Липовое лыко – и гуж, и мочало, и веревка». Но все-таки помог разобраться в рассказе о том, что русские плавают за Маточкин Шар на восток, мимо устья реки Обь и дальше, что там они обычно остаются на зимовку, а летом следующего года возвращаются тем же путем.

Русские побывали на корабле Баренца, подивились его величине и убранству, с удовольствием поели соленой селедки, но от предложенных мясных блюд и сыра отказались: в это время они как раз блюли пост. А голландцам они подарили с десяток жирных гусей.

Высадившись на южный, матерый берег пролива, мореплаватели встретили там туземцев с широкими и плоскими лицами и небольшими глазами. Они были вооружены луками со стрелами и очень испугались ружейных выстрелов, которые голландцы им продемонстрировали. «Самоеды» понимали по-русски, и через переводчика удалось узнать, что, если пройти пролив, то через пять дней пути будет достигнут большой мыс – наверное, тот самый Табин, решили путешественники. Если обогнуть мыс, то к юго-востоку откроется большое пространство чистой воды. Старейшина племени сказал, что он плавал туда проводником с отрядом воинов, посланных русским царем.

Во время очередной высадки на берег на моряков напал огромный медведь, который растерзал двух человек. Выстрелы почти в упор, казалось бы, на него не действовали, и с большим трудом и огромным риском удалось убить свирепого зверя. Буквально на следующий день адмирал, вице-адмирал и еще несколько человек из руководства экспедиции собрались на флагманском корабле и бурно веселились. Тщетность попыток преодолеть льды и неуместное веселье вызвали возмущение среди моряков, на глазах у которых зверь растерзал их товарищей. Этот возмущение было воспринято адмиралом как бунт на корабле, и он приказал схватить и связать зачинщиков. После недолгого суда пять бунтовщиков были приговорены к смерти и повешены на близлежащем острове.

Впрочем, и Корнелиус Най, и Брант Избрантсон и сами-то были склонны прекратить бесплодные попытки пробиться дальше на восток, и только Виллем Баренц категорически настаивал на продолжении экспедиции, пока остается хоть какая-то надежда обойти льды или найти в них проход.

Еще пять дней предпринимались безуспешные попытки пройти в Карское море. Две лодки были высланы вперед, корабли прошли через пролив, но натолкнулись на огромное количество льда. Встав на якорь, увидели русский корабль, который шел к материковому берегу. На следующий день поднялся такой сильный шторм, что суда даже стали дрейфовать на якорях. Через пролив с Карского моря шло сильное течение, дул встречный ветер. Суда спрятались за остров, но погода не улучшалась.

15 сентября снялись с якорей; Баренц предполагал, что попытки пройти дальше на восток будут продолжены, однако адмирал приказал следовать домой. Повалил густой снег. Баренц еще пытался, повернув на север, в одиночку пробиться к заветной цели, но скоро стало ясно, что и в этом году пройти Северо-восточным проходом не удалось.

24 августа. Никакое искусство, по которому мы узнаем о работе в море и судим о ней, не дает такого полного о ней представления, как непосредственное общение с рыбаками здесь, на промысле. С этих позиций мы стали по-иному смотреть и на свой спектакль, и на саму пьесу, по которой он поставлен. В чем-то автор угадал ту действительность, которая перед нами открылась, а где-то он мог быть и точнее.

Заболела Алла, и Тане приходится туго. Если Олег может помочь как кукловод, то подавать текст всех женских персонажей, изменяя голос, приходится ей одной. Хорошо еще, что женских персонажей в нашей пьеске немного.
26 августа. Вчера выступали на большой плавбазе, Все было как обычно, и смех, и аплодисменты, и на поклон мы выходили со своими куклами. Капитан нас пригласил к себе в салон, отдохнуть, чайку попить. Чаек он сам заваривает, с травами, по собственному рецепту. А салон капитанский на плавбазе – что наш зрительный зал, не то, что кают-компания на сейнере, где нам тоже довелось выступить в страшной тесноте.

Мы вольготно разместились за большим столом с бортиками по периметру – это чтобы посуда при качке не съезжала, – пояснил капитан. А шеф-повар в белом колпаке от имени команды преподнес нам торт, настоящий, кремовый, а на нем кремовая же надпись: «Вашему таланту – наше признание».

Сидим, чай пьем, разговор зашел о том, о сем, и как-то незаметно он перешел на риск в капитанской профессии, когда в сложнейших условиях решение приходится принимать наудачу, руководствуясь больше интуицией, чем знаниями и анализом обстановки.

«Да, – сказал Анатолий Васильевич, – интуиция, конечно, хорошо, но почему же одним всегда везет, а другим не везет вовсе?». И тут он вспомнил о трагедии, которая потрясла в особенности наш город – ведь все моряки с погибшего траулера были нашими земляками.

Похоже, эти слова задели в сердце не старого капитана больную струну – он участвовал в спасении людей с затонувшего судна.

«Случайность, думаете? Я как связался с морем да с рыбалкой, ни в какие случайности не верю. У вас, Таня, муж – капитан, вот он вам расскажет, как это бывает. А по моему соображению, на траулере бардак был полнейший, полкоманды от пьянки еще не отошло и вряд ли соображало, что происходит.

И когда течь под слипом появилась, и когда вода пошла в помещения, ничего решительного предпринято не было. Так, крен пытались выровнять, а тревогу так и не сыграли, и сигнал бедствия, и команда "Оставить судно" были даны с большим запозданием!
Уже второй десяток лет пошел, а я никак не могу прогнать из памяти ту страшную в своей обыденности картину: перевернутая шлюпка, за нее цепляется полтора десятка человек, вот их с головой накрывает волна, а когда она прошла, уже на два или три человека у шлюпки стало меньше. А накатывает следующая волна.

Спустить шлюпку при такой погоде – тоже подвиг, ее, того гляди, разобьет о борт или опрокинет уже на воде, как опрокинуло две шлюпки с того, затонувшего судна. Видно, ничем мы не прогневали морского царя, и ни один из спасателей не погиб, а вот в экипаже затонувшего траулера недосчиталось пятидесяти семи моряков.

Памятник поставили, белые чайки, как души усопших, парят над могилами, а людей не вернешь. У каждого были то мать, то жена, то детишки малые, а если у кого и никого не было, то он ведь тоже человек, будь он грешный или безгрешный, ему тоже жить хотелось».

Из записок второго помощника капитана

Так как корабли второй экспедиции по отысканию Северо-восточного прохода возвратились в Голландию, не достигнув желаемой цели, Генеральные Штаты Соединенных провинций решили больше не рисковать своими деньгами, но разрешили снарядить новую экспедицию на средства купцов и амстердамского сената. А чтобы избежать обвинений в скаредности, власти Соединенных провинций назначили неслыханно высокую премию в 25 тысяч гульденов тому, кто сумеет найти дорогу в Китай.

Город Амстердам нанял для третьей экспедиции два корабля. Их командирами были назначены Ян Рийп и Якоб Гемскерк, которые участвовали во второй экспедиции в качестве торговых комиссаров.

Выбор купечества был вполне понятен: Рийп и Гемскерк уже показали себя людьми, рачительно заботящимися об общем имуществе, они уж сберегут каждый пеннинг. А безудержная смелость Баренца, не останавливавшегося ни перед чем во имя достижения цели, откровенно отпугивала толстосумов. Но с его настойчивостью, знаниями и опытом нельзя было не считаться, и поэтому решено было назначить его шкипером экспедиции, иначе говоря – главным штурманом. Моряков на корабли набирали преимущественно из холостых, чтобы тяга к женам и детям не препятствовала в одолении долгого и рискованного пути.

Был произведен смотр морякам на обоих кораблях, и 16 мая 1596 г. стартовала экспедиция, которая вошла в историю как третья экспедиция Баренца.

Баренц, как и его учитель Планций, был убежден, что льды образуются в больших реках и выносятся ими в море; там они скапливаются у материкового берега, а чем дальше на север, тем их меньше, поэтому путь на восток следует искать к северу от Новой Земли.

Между капитанами кораблей экспедиции и Баренцем не было единства мнений – в каком направлении они должны следовать. Капитаны считали, что нужно держать от проложенного Баренцем пути к северу больше на восток, так как суда слишком отклоняются к западу, и надо выправить курс. Но Баренц не желал держать другого курса, поскольку он не намеревался отправляться к Вайгачу, где прошлогодняя экспедиция потерпела неудачу. Было сказано много резких слов, но штурман экспедиции был непреклонен и вел корабли все дальше на север. Через три недели плавания встретились льдины, похожие на белых лебедей, а затем был обнаружен остров, который назвали Медвежьим, так около него удалось забить в воде огромного белого медведя.

По настоянию Баренца, от острова корабли взяли курс прямо на север, встречая на пути огромное количество льда, и на шестой день моряки плавания увидели землю с острыми пиками гор, покрытыми снегом. Берег, который они сочли частью Гренландии, был ими назван Шпицбергеном. Здесь, за 80-м градусом северной широты, путешественники увидели обилие зелени, нашли гусей и гусиные яйца, пригодные в пищу. Однако попытка обогнуть найденный берег с севера не удалась, так как встретилось много льда. Проникнув на север так далеко, как никто еще не заходил, экспедиция направилась обратно и вернулась к острову Медвежьему. Капитан Рийп пришел на корабль Гемскерка и Баренца, чтобы договориться о дальнейшем маршруте экспедиции. К единому мнению капитанам придти не удалось, и было решено, что каждый пойдет своим путем. Корабль Рийпа должен был обогнуть Новую Землю с севера и востока, а корабль Гемскерка – пройти через Югорский Шар. На этом корабли экспедиции расстались.

Корабль, на котором был Баренц, приблизился к Новой Земле, но попытка пройти дальше на юг не имела успеха из-за непроходимых льдов, и поэтому он направился на север, где была возможность идти по чистой воде.

На протяжении всего плавания Баренц регулярно определял широту места судна по Солнцу и измерял глубину. Несколько дней его корабль шел на север и достиг самой высокой широты, не встречая льдов. Мореплаватели достигли северной оконечности Новой Земли и, чтобы обойти ее, повернули на восток, а затем на юг. Казалось бы, цель близка, удалось обогнуть Новую Землю с севера, но на пути снова встали непроходимые льды.

Баренц еще надеется, что удастся отыскать проход среди льдов, но неумолимо надвигалась зима, и корабль остался на зимовку в гавани, которую моряки назвали Ледяной. Сначала они жили на корабле, но там нет никакого отопления, а дышать дымом и копотью от разведенных в помещении костров невозможно.

Штурман экспедиции все еще верит, что, перезимовав, они снова отправятся к намеченной цели, но с каждым днем надежды тают. Корабль прочно зажат во льду, и внутрь корпуса потихоньку поступает вода.

Корабль Баренца среди льдов

Было принято решение строить убежище на суше. На берегу было много принесенного ветрами и течением плавника – деревьев и их обломков. Под руководством судового плотника из плавника и частей своего корабля выстроили дом с камином и отверстием в крыше, чтобы дым выходил наружу. Даже приспособили под ванну большую бочку, в которой, нагрев воду, поочередно купались.

Однако напастей не счесть. Постоянно приходят свирепые хозяева здешних мест – белые медведи. В метель по несколько дней подряд из занесенного снегом укрытия не удается выйти, даже справлять нужду приходится тут же, в своем убежище. Порой единственным выходом наружу остается каминная
труба. Одолевает голод, не много добычи приносит охота на песцов. Делает свое черное дело полярная ночь, которая приносит болезнь дальних плаваний и арктических экспедиций – цингу,
с постоянным чувством усталости, слабости, язвами и кровотечением десен.

30 августа. Есть ли что-нибудь более переменчивое, чем погода в море? Столько дней мы любовались ее спокойствием и даже в душе огорчались, что скоро нам возвращаться, а этой самой разъяренной стихии, которую обязательно показывают в каждом «морском» кинофильме, так и не увидели.

Как бы не так. Сначала я ощутил какую-то тяжесть на душе, какое-то внутреннее беспокойство, что ли. Я поднялся на мостик. Третий помощник капитана деловито сообщил, что барометр падает, и даже некоторое ехидство я уловил в интонации его голоса: вот, мол, смотрите, сухопутные крысы, скоро вы узнаете, что такое настоящее море. По судовой трансляции прозвучала команда: «Задраить иллюминаторы, закрепить все предметы в каютах и служебных помещениях». В нашу каюту забежал матрос, проверил задрайку иллюминаторов и закрыл стекла броняшками. Вскоре позвучала еще одна команда: переход из кормовой в среднюю надстройку и обратно только с разрешения вахтенного помощника капитана. Стоящие у бортов нашего судна траулеры прекратили выгрузку отошли в сторону.

Шквал налетел мгновенно и так качнул судно, что с грохотом полетело всё, что не успели или позабыли закрепить. Волны одна за другой обрушивались на носовую палубу развернувшегося против их бега судна. От первого удара стихии пострадали два человека. Судовой токарь ослушался распоряжения вахтенного помощника и без спроса хотел перебежать в среднюю надстройку. Волна швырнула его на ограждение трюма, протащила через люк и забросила под трап у кормовой надстройки. Теперь судовой врач определяет, отделался ли он ушибами или есть переломы. Бедняге еще повезло. А могло бы просто выбросить за борт. Вторым был молодой матрос, посланный устанавливать леерное ограждение – чтобы было за что уцепиться при переходе из одной надстройки в другую. Его тоже волна сшибла с ног и ударила о раму люка.

Третьи сутки нас нещадно качает. От качки голова стала мутной, соображается как-то туго. В столовой команды моряки проявляют чудеса изворотливости, проходя с наполненными тарелками от окошка раздачи к своему столу. Но едят, однако, так, словно шторм им прибавил аппетита. Я же с трудом заставляю себя съесть ложку – другую. А девочкам совсем худо: они слегли в лежку, о пище даже слышать не хотят, хоть судовой повар сам приходит к ним в каюту и предлагает то погрызть сухарик, то пожевать соленый огурец или съесть ложечку квашеной капусты. Считается, что от морской болезни это помогает.

Олег, я смотрю, крепится, ходит в столовую, черпает ложкой из тарелки. Анатолия Васильевича вообще качка вроде бы не берет: и ест и пьет нормально, даже, похоже, со вторым механиком они тайком в его каюте распили заначку, сделанную на крайний случай.

Из записок второго помощника капитана

Надежды экипажа – на опытного и мудрого штурмана, но его самого терзают сомнения. Часть конструкций корабля пришлось разобрать на строительство дома и саней для подвозки плавника, но удастся ли вообще ему освободиться изо льда? Появившееся над горизонтом солнце не очень радует моряков, да и к тому же оно взошло раньше, чем это выходило по расчетам Баренца, что стало предметом недоуменных пересудов.

Зато штурманское искусство Баренца смогло в полной мере проявиться, когда он рассчитал долготу местонахождения по наблюдению соединения Луны и Юпитера. Рассчитав по таблицам эфемерид время, когда это явление наблюдалось в Венеции, он получили разность долготы своего места с долготой Венеции. Более того, Баренц тут же рассчитал, насколько место их зимовки удалено от мыса Табин, от которого лежит путь к проливу Аниан, а через этот загадочный пролив можно свободно плыть к югу «сообразно с протяжением земли» и, наконец, попасть в Китай. Находясь, казалось бы, в безвыходном положении, штурман все еще верил, что экспедиция выполнит свое предназначение.

И в январе, и в феврале 1597 года стояла тягостная и скверная погода с частыми вьюгами, донимала цинга; чтобы размять члены, зимовщики ходили и бегали вокруг дома и даже играли в мяч.

И в марте холод оставался сильным и резким. Несколько раз, когда позволяла погода, Баренц с помощниками измерял наибольшую высоту Солнца над горизонтом разными способами, но результат был один и тот же: они находились на 76-м градусе широты, так близко к северному полюсу, где никто еще никогда не зимовал.

Корабль оставался скованным льдами, при сжатиях которых казалось, что его вот-вот разломает; хотя временами за поясом сплошного льда была видна чистая вода. Моряки вовсе обессилели, поиск плавника и доставка его к дому доставались с огромным трудом. Промерзшая земля, в которой пытались выдолбить могилы, не поддавалась, и приходилось хоронить умерших в ямах, вырытых в снегу.

В мае чистая вода открывалась и к северу, и к югу, но корабль по-прежнему был зажат торосистыми льдами. Команда несколько раз просила Баренца обратиться к капитану и убедить его – пока погода позволяет, оставить убежище и отправиться в обратный путь. Баренц все еще медлил, надеясь, что остался какой-то шанс продолжить поиски Северо-восточного прохода, но трезвый рассудок подсказывал, что все шансы исчерпаны, и он, в конце концов, обратился к капитану с требованием команды.

Починили и привели в порядок две лодки, бывшие на корабле, погрузили в них самые ценные из купеческих товаров, и 14 июня, когда море было чистым и лишь корабль скован льдом, на двух открытых лодках отправились в путь. Виллем Баренц, жестоко страдавший от цинги, нашел в себе силы написать письмо, в котором кратко изложил все произошедшее с экспедицией. Письмо оставили на видном месте в доме, где провели зимовку. Может быть, будущие мореплаватели прочтут рассказ о подвиге и страданиях своих предшественников.

Лодки направились на север, чтобы обогнуть мыс Желания и идти дальше вдоль западного берега Новой Земли. Когда подошли к Ледяному мысу, Баренц попросил приподнять его, чтобы посмотреть на мыс еще раз, и на вопрос капитана – как его здоровье, ответил, что хорошо, что он еще надеется побегать, прежде чем вернется домой.

Однако льды окружили лодки, и путешественники каждую минуту видели перед собой смерть.

20 июня, когда погода несколько улучшилась, Баренц заметил своим спутникам: «Мне кажется, я протяну недолго». Они были удивлены, потому что он вел с ними разговоры и читал дневник их плавания. Но, отложив дневник, он попросил напиться, а когда выпил, закатил глаза и неожиданно скончался.

Тело Виллема Баренца было похоронено в ледяной могиле.

Лодки экспедиции прошли вдоль Новой Земли до ее южной оконечности, а затем вдоль материкового берега до Кильдина, несколько раз встретившись с кораблями русских поморов и получая от них помощь, и, в конце концов, прибыли в Колу, где встретились с отправленным на поиск их кораблем Яна Рийпа.

Название «Баренцево» было присвоено морю, с которым связаны жизнь и смерть штурмана, в 1853 году.

12 сентября. Идем домой, домой!
Трюмы нашего дизель-электрохода до отказа загружены, команда приводит в порядок свое обширное хозяйство. Кто-то подкрашивает надстройки, кто-то смазывает блоки грузовых стрел, другие расхаживают трубы вентиляторов, то и дело звучит сигнал какой-нибудь учебной тревоги: с приходом в порт капитан и старпом должны отчитаться, что все требования международных конвенций в рейсе были полностью выполнены.

Я тоже подвожу итоги. Мы сыграли на судах тридцать спектаклей, провели творческие встречи, литературные вечера, и даже везем почетные грамоты, полученные едва ли не на каждом судне, где мы выступали, и дипломы почетных рыбаков от экипажа одного из траулеров. И, наверное, главное, – ощущение того, что бы своими спектаклями смогли поднять настроение у людей, занятых круглосуточным тяжелым трудом вдалеке от дома, от родных и близких...

По судовой трансляции прозвучало объявление: нашу Татьяну просят подняться на мостик. Я, еще не зная, в чем дело, тоже побежал по стальным ступенькам наверх. Оказывается, нас вызвал траулер, идущий встречным курсом туда, откуда мы уже третий день следуем. А капитан этого траулера – муж Татьяны.

Вахтенный помощник провел Таню в правую часть рубки, где находилась радиостанция ближней связи, и показал ей, как нужно обращаться с микрофоном. Поприветствовав встречное судно, он передал Тане микрофон, а сам деликатно удалился в левую часть рубки.

«Вот так, – сказал он мне, прежде чем я вышел на крыло мостика, – он – туда, а она – обратно... И так вот всю жизнь…»

Красавец-траулер прошел в миле от нас по правому борту. Конечно, разглядеть толком кого-нибудь там на мостике, даже в сильный бинокль, было невозможно.

Разговор продолжался долго, даже еще несколько минут после того, как встречный траулер скрылся за горизонтом. Сквозь стекло рубки мне было видно, что Таня недоуменно оглядывается, не зная, что дальше делать с микрофоном. Вахтенный помощник понял ее жест и, подойдя, забрал микрофон. Я тоже вошел в рубку, чтобы отвести Татьяну вниз. Мы долго стояли молча, глядя вперед сквозь лобовое стекло, как будто ожидая увидеть там что-то, что – не зная сами.

Когда слезы на глазах Татьяны высохли, я подал ей руку.