Спать без подушки (окончание)

Глава из повести
"Воскреснет ли старый комендант?"

VII

И НКВД разбирается.

 «Вопрос. Расскажите, каким образом вы, являясь ответственным секретарем редакции газеты "Тихоокеанский комсомолец”, допустили печатание в газете ряда троцкистско-зиновьевских статей Орлова?

Ответ. Орлов являлся редактором газеты, т.е. более ответственным в служебном положении, чем я, кроме того, Орлов был организатором марксистско-ленинского образования Дальневосточного крайкома ВЛКСМ. Я надеялся на то, что Орлов сможет дать эти статьи принципиально-партийные, а поэтому при чтении их перед сдачей в типографию подошел к ним с точки зрения общей и литературной грамотности, не вникая в их политическую сущность. В сущность же этих статей я обязан был вникнуть и имел право задержать их печатание. Поэтому считаю решение бюро Дальневосточного крайкома совершенно правильным, квалифицировавшим мое примиренческое отношение к троцкистско-зиновьевским статьям Орлова. Моя вина усугубляется тем, что я как член комитета ВЛКСМ редакции не определил их политической вредности и антипартийности, не поставил вопроса о разоблачении их (статей) троцкистско-зиновьевской сущности в коллективе сотрудников редакции, тем более что политически неграмотным признать себя не могу».

Согласишься с решением бюро крайкома – плохо, трудно будет из всего этого потом выпутаться. Не согласишься – еще хуже, объявят «не разоружившимся», а с этим ярлыком, как уголовники говорят, «век свободы не видать».

Так трудно собраться с мыслями, и лицо следователя, обретшее было четкие очертания, снова начинает расплываться…

- Прошу дальнейший допрос перенести на следующий раз, так как сейчас я утомился.

Следователь не возражает: ему ночью тоже приятнее покемарить, чем протоколы писать. Последняя запись в этот день:

«Допрос начат в 20 часов и окончен в 23 часа 20 минут. Записано с моих слов верно, мною прочитано, правильность записанного подтверждаю».

 

VIII

Следователь был доволен. Умный, однако, мужик наш Дерибас («Карабас-Барабас» - он, конечно, знает, что за глаза все его так называют), он правильно говорит, что все эти троцкисты-зиновьевцы насквозь пропитаны гнилой интеллигентщиной, умников из себя корчат, а поэтому и работается с ними легко, не то, что с сибирскими землеробами или таежными охотниками. Те, когда им контру шьешь, даже не понимают толком, в чем их обвиняют, а поймут, так семь потов прольешь, пока они себя оговорят. А тут – и добровольные помощники в редакции нашлись, стоило только попросить найти номер «Правды» с плакатом Моссовета, так ведь в тот же день нашли. На плакате – трудящиеся, рабочие и крестьяне, с ними Каганович, Лазарь наш Моисеевич («Не зря я у себя в кабинете его портрет держу», - подумал следователь), а впереди, конечно, он, Вождь наш любимый (даже мысленно следователь называл его с большой буквы), товарищ Сталин. Всё, как в бесконечной песенке про попа и его собаку, только в обратной, так сказать, последовательности: сначала надпись написал (…Указывая на портрет Сталина, Вейхман заявил: «Что они все с ним лезут, уже оскомину набили»), а потом в яму закопал (а за этим дело не станет, все так ладненько складывается…).

«Вопрос. Что из себя представляла газета "Тихоокеанский комсомолец” как орган крайкома ВЛКСМ ДВК в период вашей работы в редакции?

Ответ. Газета "Тихоокеанский комсомолец” плохо и мало занималась следующими вопросами: транспорт, путина, оборонная работа, несмотря на то, что по оборонной работе были указания т. Косарева специально о Дальнем Востоке, вопросы внутрисоюзной работы, угольная и золотопромышленность, работы, угольная и золотопромышленность, а также однобоко ставила вопросы работы в деревне».

Большого труда стоило следователю не показать охватившее его радостное чувство. «Плохо и мало»; «транспорт»; «оборонная работа»; «золотопромышленность»… Да тут же 58-я статья во всем ее ассортименте: пункт 7 – подрыв государственной промышленности и транспорта, пункт 11 – организационная деятельность, направленная к подготовке контрреволюционных преступлений, а то, глядишь, и пункт 14 – контрреволюционный саботаж!

«На страницах газеты слабо была развернута самокритика. После убийства т. Кирова газета плохо организовала освещение откликов от рабочей и колхозной молодежи, а после опубликования обвинительного заключения и приговора по делу троцкистско-зиновьевской группы "Ленинградский центр” в газете откликов совершенно не было. Я как ответственный секретарь редакции в частной беседе указывал Орлову на этот промах, являющийся серьезным политическим упущением. Орлов мне ответил, что он даст задание сотрудникам редакции, чтобы они получили материалы с предприятий по этому вопросу. Несмотря на это, отклики газете помещены не были, ибо материал, очевидно, не был организован».

Ну, крутись, выкручивайся. Самокритика, видите ли, слабо развернута. Нет, тут не отделаться самокритикой. И даже «политическим упущением». Вся страна негодует, а какой-то «Тихоокеанский комсомолец» молчит в тряпочку. Будете вы у нас, миленькие, и троцкистами, и зиновьевцами, а пока что повыкручивайтесь, а мы уж запишем, где надо: «Виновным себя признал».

«Эти крупнейшие политические просчеты я объясняю слабостью работы с юнкорами… Юнкоровские письма в газете использовались мало, хотя среди писем юнкоров были ценные материалы. Заведующие отделами с письмами юнкоров не работали…Газета была плохо связана с массами читателей – рабочей и колхозной молодежи…»

Давай, давай, тяни свое мочало про юнкоров. Выведем всю вашу компанию на чистую воду, будьте уверенны. И Карабасу-Барабасу доложим, что требуется, и самому товарищу Лаврентьеву матерьяльчики подготовим – будь-будь, и этого, гордого такого, молодого да раннего – Листовского – на место поставим. Вот товарищ Абрамзон, контролер бюро жалоб Совконтроля, правильный товарищ, на допросе все сообщил, что надо, даром что контролер.

« В период 17 партсъезда на квартире Киргизова – в общей кухне собрались я, моя жена, Киргизов с женой, Константинов с женой, сестра жены Киргизова – Катюших Валентина и кто-то еще, точно сейчас не помню. Все выпили, закусили, после чего начались разговоры. Во время разговоров Катюших Валентина (по мужу ее фамилия Погодаева) заявила: "Вот на 17 съезд партии Сталин созывает всех дураков, чтобы наговорить им разные чудеса”. Киргизов, вместо того чтобы прекратить эту контрреволюционную агитацию, засмеялся и напомнил Валентине, чтобы она рассказала анекдоты про евреев, корейцев и китайцев. Катюших В. анекдоты рассказывала, их точного содержания я сейчас не помню, но смысл их был контрреволюционно-шовинистический».

Товарищ Абрамзон, конечно, нужные сведения сообщил, но много ли он мог услышать на кухне после выпивки. А вот Лешка Карасев, Алексей Иванович, все редакционные дела знает и, кроме подробного объяснения, на допросах у нас, в секретно-политической части Управления госбезопасности по ДВК дал очень даже подходящие показания.

«…Вейхман и Кравченко сокращали у нас уже сокращенную ранее речь т. Лаврентьева, т.к., будучи перед сдачей в набор сокращена, она все равно не помещалась в развороте, т.е. на двух страницах. Сокращения оба раза делал Вейхман. Я увидел Кравченко и Вейхмана при производстве сокращения и сказал: "Почему так делаете?” Вейхман ответил: "Тут ничего нет”, и потом добавил: "Слишком часто выступает – тут повторения”. Короче говоря, речь т. Лаврентьева была помещена в газете "Тихоокеанский комсомолец” для отвода глаз, т.к. неудобно было не помещать вообще, поэтому Вейхман поместил в сильно сокращенном виде, что изменяло остроту постановки т. лаврентьевым хозяйственно-политических вопросов. По вине Вейхмана этот вопрос в газете "Тихоокеанский комсомолец” давался узко, культурнически, чем не заострено внимание комсомольской организации края, вернее, было отвлечено внимание комсомола края от этого важного политического вопроса…

Вопрос. Как можно охарактеризовать политическое лицо бывшего ответственного секретаря редакции "Тихоокеанского комсомольца” Вейхмана?

Ответ. Те антисоветские выпады, которые имели место с его стороны и мне известны, конечно, говорят о его явно антисоветском лице. Вейхман нечестно относился к выполнению своих обязанностей. Вейхман демонстративно уничтожил телеграмму т. Сталину от конференции молодых специалистов г. Хабаровска, отказавшись поместить ее в газету и заявив при этом, что телеграмма т. Сталину – это подхалимство…

Вейхман после доклада т. Лаврентьева на активе хабаровского комсомола выразил свое резко отрицательное отношение к краевому партруководству, заявив… что если бы Лаврентьев не был назначен ЦК ВКП(б), то авторитета не имел бы.

Лично я слышал, как Вейхман в редакции заявлял: "Хорошо быть вождем – вот Лаврентьев сидит и дает директивы, а потом сам же накрутит”.

Все это со всей очевидностью говорит об антисоветском лице Вейхмана, который прикрылся званием члена ВЛКСМ…»

 
IX

 
К этому времени до Хабаровска дошло закрытое письмо ЦК ВКП(б) от 18 января 1935 года «Уроки событий, связанных со злодейским убийством тов. Кирова». Пришла пора делать выводы. Дело «Тихоокеанского комсомольца», в общем-то, складывалось. Выявлена даже не одна линия, а целых три. Иван Фролов, который сжигал портреты Кагановича и Ворошилова, - такое преступление приравнивается к терроризму. Вениамин Вейхман – явный контрреволюционер, антисоветчик. Владимир (или Василий, как там на самом деле?) Орлов – троцкист-зиновьевец. С ним пока не всё в порядке. Бюро крайкома комсомола по-прежнему хочет его если не отстоять, то, по крайней мере, ограничиться булавочными уколами. Как же, не хотят признавать, что пригрели в своем кругу врага. Ничего, поправим комсомольцев, пусть знают свое место. Пятнадцатого февраля на хабаровском городском партактиве было сказано: «Только благодаря вмешательству краевого комитета партии была полностью вскрыта антипартийная деятельность двурушника Орлова». Нуте-с, комсомол, чем вы на это ответите?
 

Строго секретно

Выписка из протокола заседания бюро Далькрайкома ВЛКСМ от 28 февраля 1935 года

10. Заявление т. Орлова (т. Листовский).

Постановили: Считать установленным, что Орлов, несмотря на созданные ему крайкомом ВЛКСМ все возможности выступить, разоблачить и подвергнуть резкой критике свои серьезные грубые политические ошибки, этого не сделал, подал в крайком неудовлетворительное заявление и что по истечении 20 дней после решения крайкома ВЛКСМ от 4 февраля 1935 года этим самым показал себя как двурушник,

из рядов ВЛКСМ т. Орлова исключить.

Секретарь Далькрайкома ВЛКСМ – Листовский

 

  Совершенно секретно

Приложение к протоколу № 85, § 42,

  от 2 марта 1935 г.

Постановление

бюро Далькрайкома ВКП(б)

о состоянии газеты «Тихоокеанский комсомолец»

В результате ослабления внимания и руководства со стороны крайкома ВЛКСМ газетой «тихоокеанский комсомолец» и его недостаточной революционной бдительности , на протяжении последнего времени в газете орудовала группа чужаков, врагов партии, проводивших антипартийную, контрреволюционно-троцкистскую работу, и людей, морально разложившихся (Киргизов, Вейхман, Власов и Кравченко).

Антисоветская, разлагательная работа этой группы не встречала сопротивления и не была разоблачена бывшим редактором газеты «Тихоокеанский комсомолец» Кимом В. …

Бюро крайкома постановляет:

Бюро крайкома комсомола за слабое руководство редакцией газеты «Тихоокеанский комсомолец» и недостаточную бдительность – объявить выговор.

Группу Киргизова, Вейхмана, Власова, Кравченко предать суду за антисоветские, контрреволюционные действия.

Бывшего Врид. редактора газеты Орлова за протаскивание на страницах «Тихоокеанского комсомольца» антисоветско-троцкистской контрабанды из рядов партии исключить…

Принять к сведению заявление т. Листовского, что бюро крайкома в своем решении от 4 февраля с.г. признало политические ошибки, допущенные в руководстве газетой «Тихоокеанский комсомолец», и приняло ряд мер к выздоровлению в редакции…

 Факты, имевшие место в редакции газеты «Тихоокеанский комсомолец», должны послужить политическим уроком для всех комсомольских организаций края.

Крайкому ВЛКСМ на основе настоящего постановления мобилизовать комсомольскую организацию края на повышение ее классовой бдительности и боеспособности, на Ленинско-Сталинскую непримиримость к малейшим отклонениям от генеральной линии партии, на практическое участие широких масс комсомольцев в выполнении важнейших хозяйственно-политических задач, поставленных партией перед ДВК в 1935 году…

Особая папка. Поручить тов. Дерибасу привлечь к ответственности Киргизова, Вейхмана, Власова и Кравченко, а также проверить связь Кима В. с этой группой…
 

7 марта был арестован Орлов, и все материалы по «Тихоокеанскому комсомольцу» были сведены в уголовное дело № 6340.

  «Утверждаю»

17 марта 1935 г.

Начальник Управления НКВД по ДВК – Дерибас

Обвинительное заключение

…Сотрудники редакции газеты – органа краевого комитета ВЛКСМ «тихоокеанский комсомолец» – Вейхман, Киргизов и Власов – все члены ВЛКСМ, возглавляя комитет ВЛКСМ редакции, морально и политически разложились, а затем перешли к открытой контрреволюционной пропаганде и довели до полного развала работу редакции, в результате чего газета фактически перестала быть руководящим органом комсомольских масс Дальневосточного края.

УНКВД ДВК сигнализировало об этом краевым парторганизациям, и обследованием, проведенным уполномоченным КПК ЦК ВКП(б) по ДВК, были полностью подтверждены все факты контрреволюционной деятельности упомянутых выше лиц…

Вейхман, будучи резко-враждебно настроенным к Советской власти, …проводил контрреволюционную пропаганду…

С возмутительной антисоветской критикой Вейхман выступил и по адресу секретаря Далькрайкома ВКП(б) тов. Лаврентьева…

Вейхман сознательно выхолащивал политическое содержание постановки вопросов в докладе краевого секретаря ВКП(б) тов. Лаврентьева, которые он сокращал перед печатанием в газете…

Сам обвиняемый Вейхман подтверждал все эти свои контрреволюционные действия, пытается объяснить их только как политическое хулиганство…

Вейхман примиренчески отнесся и допустил печатание контрреволюционных статей Орлова, несмотря на то, что как ответственный секретарь редакции имел полное право не допустить их к печатанию…

Пользуясь своим правом ответственного секретаря редакции (а фактически руководил редакцией), Вейхман сознательно задерживал и не пропускал в газету «Тихоокеанский комсомолец» материалы юнкоров, отражавших негодование молодежных масс края на убийство тов. Кирова…

Вейхман незаконно получал от различных организаций денежные суммы, путем обмана при заключении договоров на обслуживание печатью различных кампаний…

На основании изложенного обвиняется… в том, что морально и политически окончательно разложившись, проводил злостную контрреволюционную агитацию, развалил работу редакции, сознательно не печатал в газете материалов, отражавших возмущение трудящихся убийством тов. Кирова – данное преступление предусмотрено ст. 58-10 УК РСФСР.

Виновным себя признал.

…Учитывая контрреволюционную антипартийную деятельность обвиняемых, следственное дело № 6340-35 по обвинению Орлова В.С., Вейхмана В.Б., Киргизова В.П. и Власова И.Ф. по согласованию с дальневосточным крайпрокурором направить во внесудебное рассмотрение Особого Совещания НКВД СССР.

…Составлено 16 марта 1935 г. в гор. Хабаровске.

Уполномоченный 4 отдела СПО УГБ НКВД по ДВК Красильников.

«Согласен»

Начальник 4 отдела СПО УГБ НКВД Соммерс.

Начальник СПО НКВД по ДВК Торопкин.
 

X

 После ареста Вениамина его жена, Людмила Степанова, была исключена из комсомола «за потерю бдительности». На заседании бюро крайкома сам Листовский потребовал немедленно сдать комсомольский билет и брезгливо бросил его на стол.

Исключение из комсомола означало немедленное увольнение с работы из редакции комсомольской газеты, а, значит, и выселение из редакционного общежития.

Людмила позвонила во Владивосток брату Вениамина – Давиду, спрашивала, нельзя ли к нему перебраться, но Давид безо всяких объяснений отказал. Однако тут же выслал 400 рублей.

Давид не сказал, что его уже вызывали на допрос - пока в качестве свидетеля – по делу Мельника, его коллеги по редакции газеты «Красное знамя», и он, как человек опытный и трезво оценивавший обстановку, уже ожидал ареста.

Оставался один выход: уехать к родителям в Невьянск, и перевод от Давида тут был весьма кстати.
Ей разрешили свидание с Веней; он сказал на прощанье: «Я ни в чем не виноват". 
Она выехала из Хабаровска восемнадцатого марта, не зная, что еще девятого Давид был арестован.
 

XI

В шесть утра мальчика разбудил старший товарищ по дежурству. Нужно было поставить четырехведерный самовар, приготовить завтрак на всю коммуну «Муравейника» – детского клуба Перми, выехавшего на лето в дачный поселок.
Очень хотелось спать, ну просто невыносимо. Мальчик, почти не открывая глаз, оделся, потом вышел из спальни, зябко поеживаясь и неловко ступая по некрашеному полу босыми ногами. Спустился к реке, поплескал холодной водой на лицо – все равно очень хотелось спать. С полным ведром поднялся обратно, к кухонному крылечку. Товарища по дежурству около самовара не было, а мальчугану было трудно поднять ведро так высоко, чтобы залить воду в огромный самовар. Он поставил ведро на землю, стараясь поменьше расплескать, повертел головой – все равно никого не видно. Наверное, напарник где-то среди сосен собирает шишки, нет, чтобы самому воду носить.

Неподалеку от кухонного крыльца стояла большая пожарная бочка. Дождей давно не было, вода в бочке высохла. Мальчику пришла в голову хорошая мысль: «А что если спрятаться в бочке, пусть он тогда меня поищет!»

Бочка оказалась настолько просторной, что, сидя на ее дне, даже не нужно было поджимать ноги коленями к подбородку. Но все-таки сидеть в ней было не очень удобно. Удобнее просто лечь на дно, свернуться калачиком, и от этого стало теплее. А, может быть, это только кажется, что теплее?.. Где же старший дежурный, вот я его удивлю!..

Мальчик проснулся с чувством такого ужаса, какого он в своей десятилетней жизни никогда раньше не испытывал. Казалось бы, ничего страшного не произошло: это товарищ по дежурству, заглядывая в бочку, негромко сказал: «Венчик, вставай! Завтрак готов!» А вокруг бочки собрались все дети – и старшие, и младшие, и все вместе смеялись так, как будто бы произошло какое-то очень радостное событие, и каждый спрашивал, обращаясь к мальчику: «Венчик, хорошо ли было спать в бочке без подушки? Венчик, не отлежал ли ты себе бока?» Было невыносимо стыдно, хотелось спрятаться, убежать в лес, но дети окружили его плотным кольцом, и продолжали хохотать, и с нескрываемым ехидством спрашивать одно и то же: «А хорошо ли тебе спалось в бочке, Венчик?»

И вот теперь, спустя пятнадцать лет, к нему пришло чувство такого же ужаса. Его со всех сторон окружают люди, с которыми еще несколько дней назад он общался на равных, на которых он мог и внимания не обращать: ну мало ли чем заняты эти уполномоченные НКВД, следователи, охранники, конвоиры, - наверное, делают свое дело, ловят японских шпионов, недобитых колчаковцев, ну, троцкистов каких-нибудь, хотя и непонятно, надо ли этих троцкистов ловить… А вот теперь он сам оказался в кольце этих уполномоченных, следователей, конвоиров, и каждый как будто хохочет над ним, хоть не подает и виду, и каждый как будто с ехидством спрашивает: «Ну что, Венчик, хорошо ли тебе спать без подушки? Венчик, не отлежал ли ты себе бока?»
 

XII

 Выписка из протокола Особого совещания 

при Народном Комиссаре Внутренних Дел СССР 

от 16 июня 1935

 
Слушали 
Постановили

Дело № 6340 о Вейхмане Вениамине Борисовиче, 1910 г. рождения, б. члене ВЛКСМ

  
Вейхмана Вениамина Борисовича за к.-р. троцкистскую деятельность – сослать в Красноярский край сроком на три года, считая срок с 11/2-35 г.

Дело сдать в архив.


Ответственный Секретарь Особого Совещания при НКВД

(подпись неразборчива)

 

Орлов и Власов получили по три года заключения в исправтрудлагерь – «за контрреволюционную троцкистскую деятельность».

Киргизову – «за антисоветскую агитацию» был зачтен в наказание срок предварительного заключения, и он был освобожден из-под стражи.

То ли развлечения ради особое совещание применило к осужденным разные меры репрессий, то ли какой-нибудь план выполняло, то ли у него была какая-то секретная классификация разновидностей «контрреволюционной троцкистской деятельности» и соответствующих видов наказания – этого нам не дано узнать.

В феврале 1936 года о Владимире (Василии?) Орлове и Вениамине Вейхмане упомянули на краевой комсомольской конференции как о «подонках троцкистов и зиновьевцев, чуждых людях».
 

XIII

 Поздней осенью 1962 года автор был на вечере ленинградских литераторов, посвященном Дальнему Востоку. Писатель Семен Бытовой, выступая на этом вечере, вспоминал времена, когда он работал в редакции «Тихоокеанского комсомольца», рассказывал о первом секретаре крайкома комсомола Петре Листовском – задорном, веселом парне, любимце молодежи. Когда Петра, осужденного как врага народа, вывели на расстрел, он успел выкрикнуть: «Да здравствует товарищ Сталин!»

Откуда знать, как это было на самом деле?..

В перерыве я подошел к Семену Михайловичу и спросил, помнит ли он моего отца, Вениамина Вейхмана. «Веню Вейхмана – как же, помню». Еще он добавил: «Тогда в редакции были доносчики».

Лаврентий Лаврентьев – «старик» – вскоре после описываемых событий в обычной для того времени манере был переброшен на другой край страны и назначен секретарем Крымского обкома ВКП(б). А затем арестован и в 1938 году расстрелян. Ему повезло больше, чем Блюхеру, ставшему одним из пяти первых Маршалов Советского Союза. После ареста Блюхер был изувечен на допросах и забит до смерти.

Терентию Дерибасу в ноябре 1935 года было присвоено звание комиссара госбезопасности I ранга, что соответствует нынешнему званию генерала армии. Он получил право носить пальто с кантом малинового цвета по воротнику и бортам, а на рубахе с золотым кантом на воротнике и обшлагах – четыре шитых золотом нарукавных звезды, одна из которых – вверху.

Его расстреляли в августе 1939 года.

Моего отца и Василия Орлова ГУЛАГ не выпустил из своих когтей.

Ивана Федоровича Власова я разыскал в июле 1992 года,, побывал в его квартире на улице Олеко Дуднича в Москве.

Иван Власов прошел Отечественную от первого до последнего дня. Стал офицером, трижды был ранен, дважды контужен. Чехословакия присвоила ему звание почетного гражданина.

После войны окончил две военных академии: имени Фрунзе и Генерального штаба. А потом, продолжая военную службу, вернулся к несчастливо оставленной в далекой молодости профессии журналиста: по предложению министра обороны организовал издание журнала «Старшина - сержант» и стал его главным редактором, затем возглавил редакцию еще одного военного журнала. Можно было понять, что успехи в военной журналистике Иван Федорович считал основным достижением своей жизни; недаром он так хотел показать мне любовно хранимые номера своих журналов, собранные в комплекты по годам и переплетенные. Его вовсе не заинтересовали льготы и компенсации, установленные Законом о реабилитации жертв политических репрессий: да и вправду, зачем они нужны были ему, ветерану Великой Отечественной?..

 Старый и больной человек в выцветшей пижаме с трудом поддерживал разговор и, казалось, не вполне осознавал, из какого времени я к нему пришел, напомнив о давным-давно произошедших событиях. Бывший зэк на строительстве железнодорожного моста через Зею в Амурской области, на станции со странным названием – Михайло-Чесноковская, он, скорее всего, скрывал свое прошлое в течение тридцати четырех календарных лет службы в Советской Армии. Иначе трудно объяснить его незаурядную военную карьеру, тем более что реабилитирован он был спустя более чем полтора десятка лет после выхода в отставку. 

На прощанье он подарил мне свою парадную фотографию. Он снят в форме полковника, в фуражке, сидящей чуть-чуть набекрень. На его груди – орден Красного Знамени, орден Отечественной войны, три ордена Красной Звезды, какие-то иностранные ордена, несчетное количество медалей… Иван Федорович сосредоточенно смотрит в объектив: взгляд его суров, а губы сжаты в доброй улыбке. Крупный подбородок и вздернутые асимметрично брови выдают характер волевой и решительный.

Иван Федорович Власов. Фото 80-х годов.

Я до сих пор не могу приучить себя к простой мысли о том, что, не будь мой отец подмят в молодости валом репрессий, он мог бы достойно прожить долгую жизнь, принести пользу Отечеству, получить награды за заслуги, как Иван Федорович… Мне кажется, что в этой мысли есть что-то неправильное, - право, не знаю, что именно.

Я нахожу ответ на мои сомнения в строках Булата Окуджавы, с отцом которого, тем самым Шалико, вскоре расстрелянным на майском рассвете, мама танцевала вальс в Нижнем Тагиле.

"Совесть, благородство и достоинство –

вот оно, святое наше воинство.