| Каждый день я прихожу на пристань (продолжение 3)
X
Дмитрий Смиренский продолжает активное сотрудничество в профсоюзном движении. В июле 1931 года вступает в организацию «Международная Красная помощь» и как член этой организации участвует в профинтерне «Солидарность» и Европейском конгрессе шахтеров. В июне 1933 года он, под именем Морис, делегат Антифашистского конгресса европейских рабочих, проходившего в Париже. В сентябре того же года, уже под именем Марсель, – делегат металлистов Парижского района на национальном конгрессе Всеобщей конфедерации труда.
У дочерей хранятся фотографии отца. Вот он среди большой группы членов Французской компартии и активистов рабочего движения. А вот, вместе с Фаиной Марковной, в колонне демонстрантов под лозунгом Ассоциации революционных писателей и художников.
Дмитрий успел принять участие в гражданской войне в Испании. В его военном билете есть запись о службе в иностранной армии: «В испанской республиканской армии 1 отд. батальона рядовой, с октября 193… по декабрь 193…». К сожалению, последняя цифра номера года на попавшей ко мне ксерокопии обрезана; это может быть 1936-й или 1937-й.
Неожиданно я обнаружил имя Дмитрия Смиренского на сайте ЦРУ. Там указывается, что, кроме имени Марсель (или Морис) Роллэн, он также использовал чешское имя Вацлав Хадек. Использование Дмитрием Смиренским нескольких иностранных имен заставляет задуматься. Ну, мало ли зачем обычному эмигранту второе имя – как литературный псевдоним, что ли. Но три имени – это уже, извините, перебор, даже для рядового агента ВЧК-ОГПУ. Обходился же тот же Сергей Эфрон одним своим именем. И вообще, может быть, Смиренский стал профессиональным разведчиком, во всяком случае, платным агентом ОГПУ, раньше, чем Эфрон, и не Эфрон завербовал его в советскую разведку, а сам Эфрон был им завербован?
В пользу этого предположения говорит сообщение Жанны, младшей из сестер Смиренских: «Сотрудничество папы с ГПУ началось в 1930 году после вступления во французскую компартию и "Союз возвращения на Родину” (право на возвращение нужно было заработать, выполняя задания ГПУ)». Он вступил в «Союз возвращения на Родину» и числился его членом с 1 января 1930 года. Если Жанна права, то, значит, ее отец начал сотрудничество с советской разведкой раньше, чем Эфрон. Скорее всего, Дмитрий Смиренский был вовлечен в разведывательную деятельность через агентуру Коминтерна – ведь он был, как упоминалось, членом французской коммунистической партии.
Когда Смиренский сблизился с Эфроном – на этапе увлечения Сергея евразийством или когда тот стал председателем «Союза возвращения на Родину»? Вряд ли Дмитрия Смиренского, члена компартии и профсоюзного активиста, предрасположенного к делам практическим, привлекали умозрительные теоретические построения евразийцев. Другое дело – конкретные цели «Союза возвращения»; они не противоречили ни коммунистическим убеждениям Смиренского, ни его  связи с советским представительством во Франции, служившим надежным прикрытием разведывательной деятельности. Косвенно это подтверждается и приведенным выше сообщением Жанны. Смиренский стал политическим редактором журнала «Наш Союз», периодического издания «Союза возвращения на Родину», а Эфрон – литературным редактором … Право на возвращение на родину нужно было отрабатывать.
Дмитрий Смиренский. Конец 30-х годов
Мое внимание привлекла скромная справка, как будто бы ничего не говорящая по заинтересовавшим меня вопросам, но которая заслуживает того, чтобы привести ее полный текст.
«СССР
Министерство внешней торговли
Москва, ул. Куйбышева, 23
Телефон К4-20-20
№ Х 0109
7 июня 1951 г.
Справка
Гр-н Смиренский Дмитрий Михайлович работал в Торгпредстве СССР во Франции с 10 мая 1932 по 24 декабря 1938 года в должности шофера.
Справка выдана для представления в органы социального обеспечения.
Основание: Списки работников Торгпредства за 1930-1940 гг.
Начальник Центрального архива МВТ СССР С. Романов.
Печать Министерства внешней торговли СССР».
Ну что в этой справке, казалось бы, особенного. Подошло время подумать о пенсии, Дмитрий Михайлович послал запрос, ему ответили.
Сомнения начинаются с номера справки. Почему он начинается с буквы – то ли «ха», то ли «икс»? Буквой «икс» обычно обозначается нечто неизвестное или скрываемое от непосвященных. А с нуля начинаются номера документов под грифом «Секретно». Может быть, сочетание «Х 0» означает какую-то особую степень конфиденциальности?
Но что насчет того, что Смиренский работал в советском торгпредстве? На указанный в справке период приходится и участие в конгрессе Всеобщей конфедерации труда (с какой стати шофер советского торгпредства будет представлять на конгрессе металлистов Парижского района?), и служба в интербригаде, и пребывание в тюрьмах Франции и Швейцарии… Да и вообще ни он сам, ни Фаина Марковна нигде не упоминают о работе – шофером – в торгпредстве.
А дата окончания работы в торгпредстве подозрительно близка к 11 ноября 1938 года, когда освобожденный из швейцарской тюрьмы Смиренский перешел французскую границу, а в январе 1939 года он уже прибыл в Москву…
Предполагаю, что все эти странности легко объяснимы. Советское торгпредство во Франции было одним из центров руководства разведывательной деятельностью ОГПУ-НКВД в Западной Европе. Недаром именно туда для инспектирования агентуры приезжали под видом сотрудников торгового представительства руководители Иностранного отдела НКВД Слуцкий и Шпигельглас. Так что 10 мая 1932 года – это дата, с которой Смиренский стал штатным агентом советской разведки, получающим через торгпредство зарплату, и время работы в разведке за рубежом ему зачли в стаж работы.
Эфрон стал штатным сотрудником НКВД, по-видимому, двумя годами позже. Вот тут и соображай, кто кого завербовал. Одной из главных целей, на которую Сталин направлял деятельность своей агентуры за рубежом, была смертельная борьба со своим злейшим врагом – Троцким.
XI
Зачем НКВД было выслеживать Льва Седова – сына Льва Троцкого? Нет сомнений в том, что слежка за Седовым была установлена по прямому поручению Сталина. В это время в Москве готовился процесс так называемого «антисоветского троцкистского центра», на котором роль одной из ключевых фигур троцкистской оппозиции отводилась Пятакову, тому самому, которого Ленин упоминал в своем политическом завещании – «Письме к съезду». Пятаков, который давно отошел от оппозиции и стал верным Сталину чиновником, должен был показать, что он получал задания непосредственно от Троцкого. Подсудимый послушно выполнял полученные от организаторов процесса инструкции и рассказал выдуманную от начала до конца историю о своей встрече с Троцким, организованной, якобы, при посредничестве Седова, с которым общался во время своих заграничных поездок.
Все это не только было чистым вымыслом, но и опровергалось непреложными фактами. Компетентнейшая международная комиссия доказала, что никаких встреч у Пятакова с Троцким не было и быть не могло.
Фамилия Седова называлась в связи еще с целым рядом эпизодов, представлявших собой вымысел от начала до конца.
Какой козырь получил бы в руки Сталин, если бы сам Седов подтвердил соответствие этого вымысла действительности! А для этого подходил вариант похищения Седова во Франции и тайной его доставки в СССР – так, как был выкраден и тайно отправлен в СССР глава белоэмигрантского Русского общевоинского союза генерал Кутепов – к досаде похитителей, скончавшийся от сердечного приступа до прихода в советский порт судна, на котором его везли. 
Лев Седов
А уж умельцы из НКВД заставили бы Льва Седова дать любые показания.
Трудно поверить встречающемуся у ряда авторов утверждению, что слежка за Седовым была организована, чтобы убить его. Что дало бы Сталину убийство Седова? Разве что доставить неприятность лично Троцкому, а заодно дать ему в руки еще одно свидетельство о нечистоплотных методах, используемых НКВД. Да и организация убийства – дело менее хлопотное, чем похищение.
XII
Когда Эфрон получил задание установить слежку за Седовым, он попытался лично выйти на него под предлогом получения интервью для газеты, но Седов заподозрил неладное и прогнал его. Тогда – по заданию Эфрона? – в доме, соседнем с домом Седова, поселился Марель Роллэн – Дмитрий Смиренский, наблюдавший за перемещениями и контактами своего «подопечного». Помог Смиренскому снять квартиру и вместе с ним вел наблюдение еще один агент НКВД – француз Пьер-Луи Дюкоме, фотограф и детектив-любитель.
Тут возникает в окружении Эфрона Рената Штейнер – двадцативосьмилетняя еврейка, учительница, не то французская, не то швейцарская подданная. Она уже побывала в СССР, где ОГПУ-НКВД подставил ей своего сотрудника, некого Молиенко, с которым она зарегистрировала брак . Вернувшись во Францию, она стала добиваться разрешения переехать в СССР на постоянное место жительства, но ей прозрачно намекнули, что это разрешение надо заслужить. Ее вербовщиками и одновременно любовниками называют то Шварценберга, деятеля «Союза возвращения», агента НКВД, то Эфрона, то Смиренского (либо каждого в отдельности, либо всех одновременно).
Рената Штейнер
Когда Лев Седов выехал на отдых на юг Франции, в город Антиб, была пущена в дело Рената. Она поселилась в одном пансионе с Седовым и его любовницей Жанной Мартин, очаровала их легкостью манер и завязала с ними близкое знакомство. Все, что становилось известным Ренате Штейнер, она ежедневно передавала Смиренскому, который жил в том же городе в другой гостинце. Некоторые источники утверждают, что в Антибе поселился и Эфрон.
Осенью 1936 года «банда Смиренского-Дюкоме-Штейнер», как ее титуловала пресса троцкистской оппозиции, похитила из парижского Института социальной истории находившиеся там архивы Троцкого. К сожалению для НКВД, в этих архивах не содержалось полезной для него информации. Тогда же было усилено наблюдение за Седовым; французской полицией был задержан осуществлявший внешнее наблюдение некий Чистоганов, впоследствии названный агентом Смиренского.
Акция по похищению Льва Седова была намечена, по-видимому, на январь 1937 года. Так хотелось заполучить важнейшего «свидетеля» к началу громкого процесса «антисоветского троцкистского центра»! Охотившимся за Седовым агентам НКВД каким-то образом удалось узнать, что у него в городе Мюлуз, на востоке Франции, намечено рандеву со швейцарским адвокатом. В Мюлуз была отправлена та же Рената Штейнер; ей предстояло изобразить случайную встречу и в дружеском общении выполнять роль приманки. Группа Смиренского и другие звенья агентурной сети, обеспечивающие проведение операции, были приведены в полную боевую готовность (Рената впоследствии рассказала на суде, что в Мюлузе в разных гостиницах поселились Смиренский и агент по кличке «Боб»). Смиренский, Дюкоме и их сообщники пять дней подряд вели непрерывное дежурство на вокзале в Мюлузе. Но по случайным причинам поездка Седова дважды откладывалась, а потом из-за его болезни и вовсе была отменена.
Хотя из-за завершения московского процесса задача похищения Седова утратила свою актуальность, слежка за ним продолжалась еще в течение полугода, пока перед ее участниками не была поставлена новая, более важная задача.
Лев Седов вскоре погиб – умер при загадочных обстоятельствах после заурядной операции аппендицита.
XIII
Если бы человека, ставшего известным как Игнатий Рейсс, спросили, какое у него  настоящее имя, он бы, наверное, замешкался с ответом. В далеком детстве, в городке Подволочиск в Галиции, он был Натаном Порецким, Натаном Марковичем; потом пошли конспиративные клички – Герман Эберхард, какие-то еще, и, наконец, Людвиг.
Натан Порецкий - Игнатий Рейс
В молодости вступив в польскую компартию, Рейсс начал со сбора информации для Коминтерна, а уже с 1921 года стал советским разведчиком, работая под контролем разведуправления Красной армии. Он выполнял ответственные поручения в Австрии, Польше, Германии; возглавлял агентурную сеть в Великобритании (при этом находясь в Нидерландах). Словом, он был немаловажной фигурой в советской разведке, и за выполнение секретных поручений был даже удостоен высшей для того времени награды – ордена Красного Знамени. Возвратившись в Москву, занимал высокий пост в военной разведке, но затем перешел на службу в Иностранный отдел НКВД и снова был направлен на заграничную работу. Глубоко законспирированный резидент НКВД много ездил из страны в страну: Германия, Франция, Швейцария, Нидерланды…
Но все чаще от руководства Иностранного отдела НКВД стали поступать задания, с которыми Рейсс никак не мог согласиться: «Все внимание должно быть сосредоточено на борьбе против троцкистских бандитов», то есть тех людей, причисленных к сторонникам Троцкого, которые в Испании воевали с фашизмом на стороне республики! Порецкий приходил к выводу, что Коминтерн больше не служит делу пролетарской революции, в котором он видел смысл своей жизни, а превратился в покорный инструмент сталинской диктатуры. «Московские процессы» деморализовали советскую агентуру в Европе; в ее кругах оставалось все меньше тех, с кем можно было говорить откровенно.
Получив предписание возвратиться в Москву «для консультаций», он отчетливо представил себе, как будет выглядеть это возвращение. Его встретят на вокзале, поселят на спецдаче, после доклада какому-нибудь второразрядному начальству предложат поехать на юг, отдохнуть, а на первой же станции снимут с поезда, и он для всех бесследно исчезнет, как исчезли уже десятки его коллег по загранработе.
Итогом длительных размышлений разведчика стало решение о невозвращении в СССР. Свои мысли он попытался изложить в письме, адресованном Центральному Комитету партии большевиков. Письмо получилось не очень убедительным: ведь он должен был осудить дело, которому верно служил всю жизнь, и попытаться как-то обосновать свои дальнейшие шаги, что вовсе уж плохо получалось. Что было толку в принятии на себя ответственности за то, что он, Натан Порецкий, раньше не поднял голос протеста во время расстрелов в подвалах Лубянки вождей старых большевиков – а, в сущности, соперников Сталина в борьбе за власть. «Тот, кто сегодня молчит, становится сообщником Сталина и предает дело рабочего класса и социализма! Сталин ответит за свои поступки. Рабочее движение должно избавиться от Сталина и сталинизма», – адресованный неизвестно кому призыв профессионального разведчика.
Натан подписался: «Людвиг» и, подумав, добавил: «В 1928 году я был награжден орденом Красного Знамени за заслуги перед пролетарской революцией. Я возвращаю вам этот прилагаемый к письму орден. Было бы противно моему достоинству носить его в то время как его носят палачи лучших представителей русского рабочего класса».
А дальнейшее поведение Порецкого плохо согласуется с его репутацией опытного конспиратора. Вместо того чтобы, отправив свое письмо в печать, немедленно скрыться, он стал играть в джентльменство. Письмо в ЦК ВКП(б), а также аналогичное письмо, адресованное руководителю Иностранного отдела НКВД, Натан передал Лидии Грозовской, сотруднице советского торгпредства в Париже. Он решил, что его письма дойдут до адресатов через советское посольство не раньше чем через неделю, а потом он сделает публичное заявление в подконтрольной Троцкому прессе.
Как бы не так. Письма немедленно были вскрыты оказавшимся по своим шпионским делам в Париже Шпигельгласом, заместителем начальника Иностранного отдела НКВД, который пребывал во Франции легально, с советским паспортом, как атташе при советском торгпредстве в Валенсии. Опытнейший организатор разведки ни секунды не колебался. Он хорошо запомнил слова Сталина по поводу одного из невозвращенцев: «А этого со дна морского найти. Если не найдут, не уничтожат, свою голову пусть положат!». Рейсс не только слишком много знал – он обладал обширной информацией о советской агентуре во Франции, в Германии, в других странах Европы, – его пример мог оказаться заразительным для других резидентов советской разведки. Шпигельглас считал своей обязанностью уничтожить «Людвига» немедленно, но тут система дала осечку: через своего старого товарища Порецкий тут же был предупрежден о грозящей ему опасности и скрылся из Парижа.
Сергей Михайлович Шпигельглас
Ликвидация «Людвига» стала для советской разведки задачей номер один. На поиск беглеца были брошены все силы, группа Смиренского даже была снята со слежки за Седовым. Помогла выйти на Порецкого, скрывшегося в Швейцарии, еще одна его ошибка.
XIV
Перед бегством в Швейцарию Порецкий получил записку из Рима от своей давней сотрудницы Гертруды Шильдбах, которая оказалась в тупиковой ситуации и просила о помощи. Гертруда (настоящая фамилия которой, разумеется, другая – Нойгебауэр), одинокая, некрасивая и психически неуравновешенная немецкая еврейка, и раньше говорила Порецкому о потрясении, испытанном ею от массовых политических репрессий в СССР, и Натан считал, что она готова последовать его примеру. Он назначил ей свидание в Швейцарии.
 Между тем, в это время Гертруда Шильдбах прочно попала в сети, расставленные Шпигельгласом. Ей был подставлен бывалый авантюрист Аббиат (известный также как подданный Монако Ролан Франсуа Росси), разыгравший пылкую любовь к немолодой женщине.
Гертруда Шильдбах
К встрече Гертруды с «Людвигом» были подключены крупные силы советских агентов – более двадцати человек. Важная роль отводилась Ренате Штейнер, которую, впрочем, как и раньше, использовали «втемную», не сообщая ей ни цель операции, ни ее детали. Сначала ей было поручено забрать в Париже коробку конфет (как позже выяснилось, отравленных) у некого «Лео», с которым она познакомилась через Дюкоме и еще одного агента, Этьена-Шарля Мартиньи.
Вездесущей советской разведке стало известно также, что у Людвига намечена встреча со Львом Седовым в Реймсе. На случай, если покушение в Швейцарии не удастся, в Реймс была направлена резервная группа боевиков.
Далее события разворачивались по всем законам детективного жанра. Рената, умевшая водить машину и имевшая швейцарские права, получила от «Лео» задание отвезти коробку конфет (отравленных!) и письмо в Берн и передать это там на вокзале Росси-Аббиату. Росси поручил ей взять в гараже напрокат на свое имя автомобиль, на котором куда-то уехал. Это было 2-го сентября 1937 года. Ренате он дал указание дожидаться в отеле, куда заехал вечером того же дня. В машине, по словам Ренаты, сидели знакомый ей журналист из белоэмигрантов Вадим Кондратьев и Смиренский, а также Шильдбах, которую она видела впервые. Ренату и Кондратьева Росси высадил в городке Мартиньи (название совпадало с фамилией одного из участников акции!), оттуда они должны были направиться в расположенную неподалеку горную деревушку Фино. Штейнер получила задание следить за женой Порецкого Эльзой (Елизаветой). В Фино Рената чуть ли ни носом к носу столкнулась с Порецким и приветливо помахала ему рукой, как старому знакомому. В тот же день Штейнер и Кондратьев остановились в отеле в Мартиньи.
Надо же было такому случиться, что 3-го сентября Кондратьев, которому, по-видимому, была отведена активная роль в планируемом покушении, нечаянно «засветился». Его задержала в Лозанне швейцарская полиция, которая у всех прохожих проверяла документы в связи с намеченным приездом маршала Петэна в качестве наблюдателя за маневрами швейцарской армии. Но у Кондратьева документы были в порядке, и его отпустили.
4-го сентября, убедившись в том, что Эльза прибыла в селение Террите на Женевском озере, где остановилась в одном из пансионов, Рената позвонила Шильдбах в «Отель де ла Пэ», произнеся условленную фразу: «Дядя уехал». Шильдбах приказала Ренате немедленно возвращаться в Берн и ожидать там Росси. Кондратьев тогда же получил телеграмму, предписывающую ему возвращаться в Париж.
В тот же день Натан и Эльза встретились с Шильдбах в Лозанне, в условленном кафе. Она предложила приехать вечером в Пюлли, что вблизи Лозанны, чтобы вместе поужинать в ресторанчике и разрешить возникшие у нее проблемы. Шильдбах страшно нервничала. Эльза хотела взять у Гертруды привезенную ею коробку конфет, но та нервно, даже озлобленно, буквально вырвала ее у нее из рук: «Это не вам!». Порецкий не знал, что нервозность собеседницы объяснялась еще и тем, что в кафе за ее поведением наверняка следили сообщники. Эльза возвратилась в Террите, а Натан купил билет на поезд до Реймса, куда он собирался выехать после вечерней встречи с Шильдбах.
| |
