|
Лена и Адмирал
Лена шла по длинному коридору местного «Белого дома». Викторов, главный на телевидении, послал ее подготовить интервью с кем-нибудь из руководителей области по поводу важнейшего события в жизни страны − подписания нового союзного договора, которое назначено на завтра. Надо было заранее договориться о встрече, чтобы никто не опередил − ни входящий в любой кабинет без стука корреспондент столичного канала, ни Крутиков, шустрый хозяин скандальной местной компании «Зодиак», всегда успевавший перебежать дорогу представителям неразворотливого государственного телевидения. Но Лена думала вовсе не об интервью; для нее, журналистки, известной своим умением «разговорить» собеседника, задание само по себе не представлялось сложным. Просто ее мысли, как она ни пыталась их прогнать, были совсем о другом.
Она видела лицо Адмирала, слышала его дыхание, ее не оставляла чувственная память о его крепких руках. в подсознании крутились те нежные и нелепые слова, которые она говорила ему при последней встрече. Лена сама удивлялась, что ей было даже радостно, а совсем не стыдно вспоминать, как она шептала Адмиралу «волосатенький мой».
Лена понимала, что это нехорошо, что у нее есть муж Володя, отец ее ребенка, молодой, прекрасно воспитанный, удачливый предприниматель, и теперь придется его оставить, ведь в нем не хватало того, что было в избытке в адмирале, суровом и жестком, настоящем мужике с какой-то почвенной, нутряной, первозданной силой.
А у адмирала брак давно уже был пустой формальностью, от былой любви к супруге не осталось и следа. взрослый сын не осуждал отца: он видел, что адмирал, донельзя перегруженный на службе, не находил дома опоры и сочувствия, что ему не с кем разделять не отпускающую напряженность от тяжелого груза ответственности, лежащего на его плечах.
все, кто знал Лену близко, отмечали ее боязливость. Она боялась переходящей дорогу черной кошки, боялась начинать новый проект в понедельник, боялась замечаний строгого режиссера Григорьева и, может быть, как ни странно, именно боязливость заставляла ее совершать смелые поступки. Она бралась за темы, с которыми другие ее коллеги не хотели связываться, чтобы не вызвать недоброжелательство начальства. года полтора назад, вопреки противодействию самого Викторова, Лена сделала сюжет о трагических судьбах людей, потерявших самых близких родственников в годы сталинских репрессий. Лена боялась, что у нее не получится, и, наверное, поэтому сделала блестящую передачу, которую отметил скупой на похвалу режиссер и которая была признана лучшей среди программ того года. После этой передачи как-то само собой вышло, что она попала в руководство одной из растущих, как грибы после дождя, неформальных организаций правозащитного толка.
Лена боялась за Адмирала: вся его жизнь находилась на виду у всей области, как просвечиваемая рентгеном. шила в мешке не утаишь, и наверняка кто-нибудь уже сообщил в политуправление или в обком партии об их свиданиях, а что такое обвинение в «аморалке», не ей, Лене, нужно было объяснять. Не посмотрят ни на его заслуги перед Отечеством, ни на то, что главком военно-морского флота с ним был за руку, − да что там главком, бери выше, − Адмирал относился к дюжине, ну, может быть, к двум дюжинам военачальников, в чьих руках находилось могущественнейшее ядерное оружие. Но партийные органы сквозь пальцы смотрели на увлечения адмирала: им не до того было в бурные годы перестройки, когда дрожали десятилетиями утвердившиеся устои.
С того момента, когда она впервые ощутила на себе какой-то по-особенному внимательный взгляд адмирала, она не переставала пытаться разгадать заданную самой себе загадку − чем же это она смогла привлечь чувства как бы забронзовевшего в своей самодостаточности флотоводца. «Почему, − спрашивала она себя, − вот этот мужчина в расцвете сил (да, да, мужчина, мужик, − повторяла она понравившееся ей словцо) − рискуя своей устоявшейся семейной жизнью, рискуя незаурядной карьерой, открывавшейся дорогой к новым высотам власти, безоглядно отдался внезапно возникшему чувству к ней, обыкновенной журналистке?»
Она хорошо понимала, что не ее профессиональные качества пробудили эмоции, глубоко запрятанные под форменной тужуркой с большими звездами на погонах. Тем не менее, адмирал сделал ей великолепный подарок именно как журналистке: он купил для нее профессиональную видеокамеру, и теперь в своей творческой работе она могла не зависеть ни от очереди на студийную камеру, ни даже от власти всесильного Викторова. Она могла сама снимать и монтировать материал и даже предлагать его другим телевизионным компаниям. Правда, японская камера числилась на балансе какого-то флотского подразделения, но это ничуть не ограничивало возможностей Лены пользоваться ею, как своей собственной.
Лена ни с кем не поделилась своей тайной радостью от охватившего ее чувства, открылась только давнему другу, Валентину Юрьевичу, партийному деятелю средней руки, на которого в обкоме посматривали косо за сочувствие горбачевской перестройке. Валентин, как мог, успокаивал и подбодрял Лену: «Не бойся, если ты полюбила, береги свое чувство. Любовь, даже неразделенная, это такое редкое счастье, подарок судьбы, который дается в жизни не каждому. Я искренне рад за тебя, чем бы твоя любовь ни обернулась».
помощник председателя Совета пробежал по коридору неожиданной для немолодого человека рысцой: «Лена, заходите слушать радио, сейчас будет передано важное сообщение». Лена пожалела, что у нее не было с собой камеры.
Из открытых дварей всех кабинетов доносилось:
– Что это? – обратилась Лена к спешившему навстречу Николаю, председателю правозащитной организации.
– Что?.. Думаю, что это – государственный переворот. Ладно, как бы то ни было, нам необходимо срочно собраться. Я обзвоню всех членов правления, через час – в городской библиотеке.
* * *
На заседание собрались не все члены правления; кого-то не удалось отыскать. Вячеслав, всегдашний борец за справедливость, торопил: нечего нам тут рассиживать, надо действовать: он уже пообещал выступить на ТВ «Зодиак» у Крутикова. Галина Ивановна, не стесняясь, плакала. Лена пыталась ее успокоить.
Николай, бледный более, чем обычно, пытался сдержать эмоции:
– Провозглашение чрезвычайного положения совершенно противозаконно. Мы должны выступить во всех средствах массовой информации с осуждением заговорщиков и требованием полного им неподчинения. Оказывать всяческое давление на областное руководство, ни в коем случае не допустить признания им законности самозваного «комитета по чрезвычайному положению». Если все здоровые силы общества не сплотятся, нас может ждать новый 37-й год. Я думаю, что на случай такого развития событий списки участников нашего общества должны быть надежно спрятаны.
Галина Ивановна, разом прервав всхлипывание, предложила спрятать документацию у нее: «У меня это совершенно безопасно».
Лена подумала, что она, в сущности, ничего не знает о политических взглядах адмирала. Они никогда не разговаривали на эту тему, а то, что он верно служил партии и государству, сегодня ровным счетом ничего не значило: кто знает, по какую сторону пропасти он окажется, когда землю под ногами пересечет трещина. Страшно было даже подумать, что сделает с ним ГКЧП, если он откажется признать его власть. И не менее страшно было представить, что будет, если он, в чьи руки вложено оружие, способное за несколько минут уничтожить половину человечества, встанет на сторону заговорщиков.
* * *
Николай и Лена поспешили на внеочередное заседание президиума областного Совета. Как назло, губернатор (как уже неофициально называли председателя облисполкома) был в командировке, его обязанности временно исполнял один из заместителей, даже не первый. Члены президиума заняли места по сторонам длинного стола в кабинете председателя. Крутиков, вместе со своим оператором, уже был тут же.
До начала заседания никто из присутствующих не сказал ни слова по поводу, ради которого собрались.
Крапивницкий, председатель Совета, подчеркнуто сосредоточенный, коротко изложил суть заявления Государственного комитета по чрезвычайному положению, старясь не выдавать интонациями голоса своего отношения нему:
− Считаю, что нам следует воздержаться от оценок происшедшего – до тех пор, пока ситуация не прояснится… на данный момент никто не располагает достоверной информацией по поводу здоровья вчерашнего президента Горбачева, а также законности его удаления с высшего поста государства. Остался открытым и вопрос, входит ли наша область в список "отдельных местностей”, где введено чрезвычайное положение. Никаких указаний на этот счет не поступало…
− Возможно, создание ГКЧП – акт неконституционный, − продолжил он после тягостной паузы, − но все мы знаем, что положение в стране сложилось крайне тяжелое. Я свяжусь с губернатором, находящимся в Москве, и постараюсь прояснить обстановку.
Первым резко и категорично выступил депутат из фракции демократов: никакой поддержки самозваному госкомитету и его приспешникам, полное доверие российской власти.
Секретарь Совета, стреляный воробей-аппаратчик, высказался предельно осторожно: мы не знаем, какие реальные шаги последуют у новой власти, не признавать ее у нас нет оснований. «Какие еще нужны основания?» – подал реплику вице-губернатор.
Крапивницкий заключил, тщательно подбирая слова:
– В связи с ситуацией, сложившейся в стране, считаю правильным во избежание опасного шараханья проявить выдержку. предлагаю создать областную группу по чрезвычайному положению из числа членов президиума и исполкома, которая изучала бы и анализировала ситуацию и могла, в случае необходимости, отреагировать на складывающиеся обстоятельства. Какие есть предложения по составу группы?
Лена не могла не отметить предельной осторожности в словах председателя: с одной стороны – «антиконституционный акт», с другой – «вчерашний президент», «законность его удаления»… Кто-то сказал, что во всех воинских частях гарнизона отменены увольнения в город и отпуска. Лена снова подумала об Адмирале: как-то он там…
* * *
Рано утром Лена, торопясь на работу, посмотрела по телевизору пресс-конференцию ГКЧП. Вдоль серого стола сидели серые люди в серых костюмах, что-то говорил «президент», трясущиеся руки которого подчеркивали лживость и бессмысленность его слов. Потом продолжилась трансляция фильма-балета «Лебединое озеро», донельзя неуместная в напряженной обстановке решения судьбы огромной страны. Лена переключила телевизор на канал «Зодиака»: там Крутиков зачитывал указ президента России Ельцина:
«Совершив государственный переворот и отстранив насильственным путем от должности Президента СССР – вице-президент Янаев, председатель КГБ Крючков и их сообщники совершили тягчайшие государственные преступления.
Изменив народу, Отчизне и Конституции, они поставили себя вне Закона...».
на экране появился Вячеслав, который сказал о ГКЧПистах: «Они хотят снова сделать нас быдлом». За ним выступил Валентин Юрьевич; он долго и обстоятельно рассказывал о своем решении выйти из партии, служению которой отдал больше четверти века... После пошли коротенькие репортажи корреспондентов «Зодиака»: остановленные на улице случайные прохожие осуждали самозваный госкомитет, не стесняясь в выражениях…
Наскоро поцеловав сына, Лена поспешила в «Белый дом». Буквально на пороге здания ее уже ждал оператор с камерой.
Заседание президиума областного Совета открыл Крапивницкий. Ночью он созвонился с губернатором и со своими старыми товарищами в Москве, разведал обстановку, и его позиция стала более определенной: «Отдать срочно распечатать указы Президента Ельцина, в которых государственный переворот назван преступлением, а все решения ГКЧП – незаконными, передать их средствам массовой информации. Нужно выработать тактику, которая будет заключаться в том, чтобы сохранять выдержку и спокойствие, не принимать мер, которые могут сделать нас потом преступниками…»
Областной предводитель коммунистов неожиданно оказался осторожным: «Все решается в столице, еще неизвестно, чем все это кончится, поэтому не надо ломать копья. что мы можем сделать тут, далеко от Москвы? Не нам решать, законный это переворот или незаконный. Надо тщательно всё взвесить...».
Не дожидаясь, когда ему дадут слово, вскочил следующий оратор: «Пришла пора выбора. Пусть каждый член президиума возьмет на себя ответственность и скажет – считает ли он этот переворот законным или незаконным… Да, надо поступать взвешенно, но я лично убежден, что это незаконная акция. Российское руководство ждет от нас поддержки…»
Демократическая фракция предложила проект обращения к жителям области: «Мы солидарны с оценкой действий, высказанной Президентом и руководством Российской Федерации, квалифицирующей решения государственного комитета по чрезвычайному положению как антиконституционные и направленные к свержению законно избранной власти». Члены президиума подняли руки «за»: кто без колебаний, а кто нерешительно и медленно, оценив, как проголосовали другие.
Заседание закончилось, но никто не расходился. У Лены сердце екнуло: в просторном кабинете стало тесно, когда в дверях появилась внушительная фигура Адмирала. Да, он все тот же: медальный профиль, ежик седых волос, − только щеки, обычно горящие здоровым румянцем, выглядели какими-то серыми, как будто помятыми. Взгляд, скользнувший по собравшимся, ни на полмига не остановился на Лене. «Бедный, бедный, − подумала она, − как тебя скрутило за эти полсуток. Что он скажет? С кем он – вместе с гигантской силой, которая находится в его власти?»
Она подумала, что никто не знает – в чьих руках сейчас находится тот самый ядерный чемоданчик, одно нажатие кнопки в котором способно изменить судьбы земной цивилизации. Лена зримо представило то, чего она в жизни никогда не видела: на подводных крейсерах ее Адмирала открываются люки ракетных шахт, высовываются острорылые колпаки ядерных боеголовок, взревает пламя двигателей и одна за другой выброшенные к зениту ракеты устремляются к заранее намеченным целям, координаты которых заложены в счетно-решающее устройство.
− Призыв вашего президента не признавать решения ГКЧП – разве это серьезное дело?! – обратился адмирал к председателю Совета. – А обращение, которое вы тут приняли, – это что, одна сторона побежала впереди паровоза?! Я настаиваю – считать его недействительным. И ваш президиум должен немедленно пресечь самодеятельность этого Крутикова и его компании. Через его «Зодиак» непрерывно идет тенденциозная, однобокая информация.
* * *
прессу не пустили на закрытое совещание областного руководства с представителями силовых ведомств, и Лена только потом узнала, что там происходило.
Адмирал зачитал заявление, в котором говорилось, что подстрекательская деятельность в средствах массовой информации может привести к ответным действиям сил военного командования... В случае возникновения любых выступлений, противоречащих Конституции СССР, советскому законодательству и постановлениям ГКЧП, незамедлительно будут предприняты все необходимые меры для обеспечения правового режима чрезвычайного положения...
Заявление вместе с Адмиралом подписал ряд руководителей воинских частей, базирующихся на территории области, в том числе командир полка, расквартированного непосредственно в областном центре, – полк в течение получаса мог занять все ключевые позиции в городе, включая «Белый дом», телецентр, телефонную станцию.
После выступления Адмирала воцарилось тяжелое молчание. Его неожиданно прервало грозное, прямо-таки медвежье ворчание полковника, шедшего с задних рядов по проходу к трибуне. командир полка противовоздушной обороны, он совсем недавно получил благодарность министра за выполненные на «отлично» учебные стрельбы с применением новейшего оружия: «Это как же вас понимать, товарищ контр-адмирал? А вы, мои собратья по вооруженным силам? Мы кому служим? Кучке авантюристов, решивших поиграть во власть? Не-ет, с властью не шутят! Мы никогда – вы слышите, господа офицеры – никогда не повернем вверенное нам оружие против собственного народа! А кто сомневается, так извольте иметь в виду, что находящиеся в моем распоряжении комплексы могут работать не только по воздушным целям, но и, с не меньшим успехом, по любым другим целям! Честь имею!» – картинно щелкнув каблуками, полковник сошел с трибуны.
начальники управлений внутренних дел и госбезопасности, с которыми заранее переговорил председатель Совета, ограничились короткими заявлениями о том, что поддерживают позицию российского президента и предложенный Адмиралом проект совместного заявления подписывать не будут. Стало ясно, что адмиральский проект не пройдет. Однако было так же ясно и то, что большинство военных не поддержит заявление президиума областного Совета, осуждающее путч (это словечко уже ходило из уст в уста).
Адмирал снова поднялся на трибуну и предложил выбросить из обращения президиума Совета все политические оценки и просто сообщить населению, что в области чрезвычайное положение не введено, действуют законно избранные органы власти. население призывается к благоразумию и спокойствию: «Считаем необходимым заявить, что в создавшейся ситуации недопустимо нагнетание страстей и подстрекательская деятельность средств массовой информации. в случае возникновения провокационных действий, дестабилизирующих обстановку, будут незамедлительно приняты все необходимые меры. Военные будут сотрудничать с местными властями для поддержания порядка в области».
Это принятое единогласно заявление никого не удовлетворило; в области установилось положение шаткого равновесия: с одной стороны – областной Совет, большинство которого опиралось на демократические настроения значительной части населения, с другой – адмирал и стоящие за ним военные, обладавшие действенной мощью.
* * *
Лена спросила Викторова, почему он не выпустил в эфир записанное накануне выступление Николая. Начальник внезапно взорвался: «Все вы возитесь со своими правозащитниками! Пока я тут председатель, я никому не позволю раскачивать лодку! Хватит того, что Крапивницкий выступил у меня с неопределенным заявлением – дескать, и нашим, и вашим! Пусть все успокоится, вот тогда и посмотрим, кого выпускать в эфир, а кого нет!».
С осуждением антиконституционного переворота в стране и в поддержку российского руководства выступили на «Зодиаке» лидеры разношерстых общественных организаций, маленьких и вовсе крохотных. Сторонники этих организаций, которых все именовали, не входя в тонкости, «демократами», собрались для обсуждения ситуации.
Павел, один из наиболее радикальных лидеров движения, прищурив недобрые глаза, обвинил депутатов областного совета в непоследовательности и трусости:
– Нечего возиться с этим Крапивницким, мы знаем, откуда он пришел. Они с адмиралом – одного поля ягоды, ворон ворону глаз не выклюет. нам нужно вывести народ на улицу, призвать к неподчинению местным властям с их половинчатыми обращениями. Предлагаю завтра с утра собрать митинг, да привлечь на него как можно больше народу. Обратиться к матросам и офицерам соединения − не выполнять приказов Адмирала, сместить его и отдать под суд за поддержку незаконной власти ГКЧП.
– Нам удается удержать от активных действий и коменданта городского гарнизона, и адмирала, – настаивал Николай. – Кому будет на руку открытое столкновение? Безусловно, тем, в чьих руках реальная сила. Вы хотите, чтобы пролилась кровь? А мы хотим, чтобы кризис был разрешен правовыми методами. Нужно сохранять бдительность и продолжать оказывать давление на президиум областного Совета и, прежде всего, на его председателя.
Вячеслав рванул рубаху на груди:
− Тебе, Павел, нужно новое 9 января? вывести народ под пули, под штыки? Неужели ты не понимаешь, что разжигание митинговых страстей в нынешнем неустойчивом положении иначе, чем провокацией, не может быть названо?
* * *
Два дня прошли в напряженном противостоянии сторон. И в далекой Москве, и здесь стало ясно, что путч провалился. Лена вела репортаж с городской площади. в объектив камеры то и дело попадал неизвестно откуда появившийся триколор – трехцветный флаг новой России. Чувства ораторов, почувствовавших манящий запах свободы, перехлестывали через край: демократия победила, под суд адмирала и тех, что поддержал заговорщиков. По меньшей мере, поставить вопрос о правовой ответственности адмирала за явную поддержку самопровозглашенного госкомитета. И предложить ему как человеку чести добровольно отказаться от мандата народного депутата областного Совета, а с его виновностью как военного человека пусть разбираются военные же власти.
Когда всё шло к концу и митингующие разбились на отдельные кучки, Лена подошла к припоздавшему на площадь Валентину Юрьевичу:
– Валя, я боюсь, что они теперь с Адмиралом сделают?
– Ты что, у тебя с ним серьезно?
– Да уж куда серьезнее! Понимаешь, мне все равно, за красных он или за белых, но ведь он настоящий мужик! – Она подчеркнула слово «настоящий». – Валя, помоги мне. Поговори с отцом Венедиктом.
Лена знала, что Валентин до последнего дня пребывания в партии носил под рубашкой на шнурке православный крестик.
– Поговори с отцом Венедиктом, – повторила она. – Пусть он меня покрестит. Я буду молиться за Адмирала. А с Володей я разведусь, – добавила она после непродолжительной паузы.
К окончанию
| |
