| Три жизни Валентина Бянкина
Во всеведущем интернете я наткнулся на сообщение, датированное апрелем 2003 года:
«Великолепный океанский красавец контейнеровоз "Капитан Бянкин” емкостью более чем в 1000 20-футовых "ящиков” работает сегодня на экспрессной новозеландской линии. То, что строил Бянкин всю жизнь, воплотилось. Механизм, запущенный им 30 лет назад, работает и сегодня».
Контейнеровоз "Капитан Бянкин"
Чтобы рассказать об этом замечательном человеке, именем которого был назван контейнеровоз, я обратился к отзывам и свидетельствам очевидцев. Результаты поисков я попытался расположить в более-менее хронологическом порядке; получилась своего рода биографическая хроника. достоверность тех из приведенных фактов и событий, которые не могли быть документированы, целиком лежит на совести автора.
Валентин Бянкин родился в 1929 году в селе Пашково Амурской области, в крестьянской семье. фамилия «Бянкин» распространена среди забайкальского казачества, однако разные авторы дают свои версии относительно национальных корней Валентина Петровича.
Одни из его биографов сообщают, что Бянкин имел редкую национальность – гуран. Гуранами называют коренных забайкальцев, потомков от смешанных браков русских с бурятами, тунгусами, эвенками, монголами, маньчжурами. В Сибири их живет несколько сот.
Другие утверждают, что его отец, Петр Александрович, по национальности относился к малочисленным народностям Севера – орочам. Свою версию они обосновывают тем, что Бянкин невысок ростом и внешне чуть похож на японца, как и другие орочи, которые по своей культуре ближе всего стоят к удэгейцам. традиционные занятия орочей, проживающих в Приамурье, – рыболовство и охотничий промысел.
Наконец, третьи причисляют Бянкина к нигедальцам – совеем уж маленькой народности приамурских тунгусов (энциклопедия эту национальность называет «негидальцы» – от негидальского «береговой», «прибрежный»).
Когда Валентин был еще совсем маленьким, умерла мать; отец с двумя детьми перебрался в Николаевск-на-Амуре… в первые же дни войны Петр Александрович был призван в армию. в 1944-м, окончив семилетку, Валентин Бянкин поступает на судоводительское отделение Николаевского-на-Амуре мореходного училища. Курсанты училища находились «на полном государственном обеспечении», и это обстоятельство не только для одного Бянкина было решающим при выборе профессии.
…«Рота, на рубон!» – разнесся по помещениям голос дежурного. «"Рубон” – это такое морское слово, – подумал Валентин, – как "кубрик” или "камбуз”. "Рубать" – это не то, что сухопутное "принимать пищу" или, того хуже, "кушать"». А что сегодня на рубон? А сегодня, как и вчера, как и позавчера, – на взвод ведро тушеной капусты. Считается, что капуста – с маслом, только с каким, да и кто его видел, это масло? Да еще ма-а-ахонький такой кусочек хлеба. Насквозь через него можно смотреть. С голоду, конечно, не помрешь, только кушать (тьфу, «рубать») все время хочется. Можно, конечно, после занятий смотаться в самоволку (еще одно новое слово), там возле столовой флотского комсостава есть шхера, в которую выбрасывают пустые консервные банки из-под американской свиной тушенки. Если очень повезет, то можно найти на словно отполированной до блеска внутренней стороне банки крохотулечку ну если не мяса, то хотя бы свиного жира. Да нет, почему-то все время не везет. Но голодный курсант – сообразительный человек, у него мозги так работают, что подшипники в голове плавятся. Пустые банки можно отнести старику-инвалиду, который из них мастерит судки – чтобы, значит, из орсовской столовой взять домой детишкам малым или еще кому полпорции крапивного супа. А дед честно делится выручкой: за судок берет с покупателя два рубля: рубль себе, а рубль пацану, который банки принес.
А рубль в скудном курсантском бюджете – деньги совсем не лишние. Вместе с остатками от крохотной стипендии, основная часть которой ежемесячно уходит на облигации военного займа, можно скопить на кино и в который раз посмотреть сногсшибательный американский фильм «Джордж из Динки-джаза». Или сходить на танцплощадку – но там студенточки медтехникума танцуют все больше «шерочка с машерочкой», а на курсантов мореходки мало посматривают. особенно после того, как на здешнюю военно-морскую базу прибыло пополнение – молоденькие лейтенанты, только что из училища, с надраенными до блеска пуговицами, золотыми погонами на плечах и – предмет особой зависти мореходцев – с кортиком на боку. Куда до них курсантам-первокурсникам!
А вместе с лейтенантским пополнением пополз слух о скорой войне с соседней Японией. Преподаватели истории вспомнили и о Порт-Артуре, и о погибшем там нашем земляке, адмирале Степане Осиповиче Макарове, который окончил Николаевское штурманское училище – предтечу нынешней мореходки – и за отличие в учебе был произведен в гардемарины флота, а не в корпус штурманов-простолюдинов, носивших армейские чины.
Минный заградитель «Гижига» уходил от П-образного причала на учебную постановку якорных мин, а потом сам же выбирал им поставленные мины. в городе расквартировывались новые воинские части, и солдаты в полном снаряжении отрабатывали посадку на суда. Помполит училища пригласил командира военно-морской базы побеседовать с курсантами по поводу сложившейся тревожной обстановки, но тот, сославшись на занятость, прислал вместо себя полковника Перельмана, начальника политотдела. «Помни войну! – напомнил полковник заповедь адмирала Макарова. – Театр возможных боевых действий находится совсем рядом и, хотя вы – гражданские моряки, война с Японией, когда она начнется, коснется каждого из вас». Пятнадцатилетние пацаны, как один, готовы были пойти добровольцами – хоть юнгами на корабли, хоть бойцами в десант. Но Перельман по-отечески посоветовал: не торопитесь, придет и ваша очередь послужить отчизне.
…Менее чем за год до окончания училища Валентин Бянкин, которому только что исполнилось восемнадцать лет, принят кандидатом в члены ВКП(б). Вроде бы надо гордиться доверием партии, но товарищи, поздравляя, как-то глаза отводили: все знали, что прежде чем подать заявление, надо получить предложение – или называй это согласием – от партбюро, а то и от райкома. Так-то просто, сам по себе, в партию не сунешься. Он не один на курсе был и отличником, и комсомольским активистом, а почему-то в партию приняли именно его.
Кто-то намекнул, что его приняли как представителя малых народов Приамурья, дескать, чтобы укреплять у них партийную прослойку. Только что-то это было сомнительно: во-первых, какой он малый народ, когда и отец его на самом деле давно из русских русский, а во-вторых, окончит мореходку, так пойдет не в стойбище, не в чум оленевода или охотника, а на корабль, где никого не интересует – малый ты народ или какой большой.
С другой стороны, конечно, было понятно, что партийному на флоте совсем другая дорога, чем беспартийному. «Вот, − говорили, − придем мы все в пароходство, как правило, самыми младшими – четвертыми помощниками капитана. Тут полное равенство. А освободится должность третьего помощника – кого из нас отдел кадров в первую очередь выберет? То-то и оно – члена партии. С него и спрос двойной, ему и доверие – если что, партком стружку снимет. А с беспартийного что возьмешь? А тут должность второго помощника освободилась, или загранрейс подвернулся – надо посылать проверенных, надежных. А уж дойдет дело до должности капитана – это же номенклатура крайкома или обкома партии. Это все знают. Беспартийного капитана можно только на какой-нибудь зачуханной шаланде встретить, на канале грунт отвозить от землечерпалки. Капитан весь в грязи, заработок шиш и перспективы никакой».
…Окончивший училище техник-судоводитель Валентин Бянкин был направлен на работу во Владивосток, в ДВМП – Дальневосточное морское пароходство, которое представляло собой основную тягловую силу, осуществляющую связь «большой земли» с Сахалином и Камчаткой, Чукоткой и Курилами, Магаданом и Восточной Арктикой. на судах ДВМП выполнялись перевозки, обеспечивающие внешнеторговые связи Советского Союза с Японией и Китаем, странами Юго-Восточной Азии.
Бянкин быстро продвигался по ступенькам служебной лестницы: то ли партийный билет пробивал ему дорогу, то ли незаурядные способности, а, скорее всего, и то, и другое. Сам Валентин иногда задавал себе вопрос: почему при назначении на более высокую должность, например, старпома, из почти трехсот возможных претендентов выбирали именно его? И не находил ответа, но каждый раз испытывал чувство удовлетворения: значит, он идет верной дорогой, и не за чинами гонится, а просто стремится исправно делать порученное ему дело, и это получается у него лучше, чем у других. Наконец, в 1953 году Бянкин поднимается на верхнюю ступеньку: он назначен капитаном парохода «Кузбасс».
Пароход "Кузбасс"
Этот грузовой пароход, построенный в Польше совсем недавно, имел довольно внушительные размеры и представлял собой нормальную рабочую лошадку для эксплуатации в Дальневосточных морях, необычным был только возраст капитана − 23 с половиной года; его сверстники еще только заканчивали высшую мореходку. Что только не приходилось перевозить капитану Бянкину на судах, командование которыми было ему поручено! Извозчик − он и есть извозчик, вези, что велят: строительные материалы или деловую древесину, муку или генеральный груз – упакованные в тару штучные изделия, а чаще – руду навалом, удобрения или каменный уголь…
В полной мере Валентин Бянкин познал радости и сложности капитанского дела. Его фирменный стиль отличался аккуратной неторопливостью, благодаря которой на ходовом мостике и на палубе не ощущалось нервной суеты, а пароход вписывался в отведенное у причала место так, как будто бы его притягивал магнит, а не вела воля капитана. Были обычны бессонные ночи и дни в тягомотном тумане, когда не сомнительные радиопеленги, а непознанное наукой шестое чувство помогало миновать коварный Камень Опасности в проливе Лаперуза или не сойти с узкого фарватера в мелководном Амурском лимане. Сколько раз мчащиеся по небу перистые облака и стремительно падающий барометр – предвестники приближающегося тайфуна – заставляли еще и еще раз проверять крепление каравана леса, надежность люковых закрытий, запрессовывать балластные танки, изменять курс и сбавлять обороты двигателя!
Но штормы и туманы − это все из области романтики, а повседневный суровый реализм заключался совсем в другом: как погрузить в трюмы на тонну или две больше груза, как, сэкономив топливо, выжать скорость хода больше хоть на десятую долю узла, как сдать груз без претензий со стороны клиентов… И в ремонте ругаться с вечно нетрезвым бригадиром сварщиков, и уговаривать диспетчера дать у причала место получше, и добиваться в отделе кадров, чтобы на замену выбывшему повару прислали бывшего шефа из ресторана «Челюскин», ранее именовавшегося «Версалем»…
Какие капитанские качества более всего ценил Валентин Петрович? Как-то, характеризуя одного из капитанов пароходства, он сказал: «дело знает, страны знает, море знает, людей знает. зря в шторм не полезет, по возможности отстоится, чтобы не подвергать людей, судно, груз опасности. С ним можно смело выходить в любой рейс». Именно так могли сказать и о нем самом, капитане Валентине Бянкине, те, кто соприкасался с ним по жизни, кто знал его в деле.
Вспоминает Юрий Михайлович Вольмер, будущий начальник Дальневосточного морского пароходства, а затем − министр Морского флота СССР:
«Судьба подарила мне возможность лично знать Валентина Петровича, быть его учеником. Будучи курсантом судоводительского факультета ДВВИМУ, с группой однокурсников в июле – ноябре 1955 г. я проходил практику в должности матроса 1-го класса на теплоходе "КИМ”, капитаном которого был Валентин Петрович Бянкин.
Экипажу предстояло выполнить снабженческий рейс с заходами в двенадцать населенных пунктов Чукотки и Восточного сектора Арктики. 17 июля теплоход "КИМ”, имея на борту около пяти тысяч тонн продовольственных, промышленных и строительных грузов, три единицы плавсредств и буксир, снялся в рейс по назначению.
Рейс обещал быть непростым. Это понимали не только опытные моряки, но и мы, тогдашние салаги. Во время стоянки на рейде Уэлена, когда наши плавсредства уже были посажены на грунт и началась их разгрузка, поднялся сильный северный ветер. Нужно было принять все необходимые меры для спасения выгруженного оборудования и одновременно обеспечить безопасность судна.
Шторм продолжался около двух суток. Когда ветер стих, глазам открылась тяжелая картина. Огромные массы торосистого льда, сидящего на грунте, блокировали наши плавсредства, закрыв им путь на чистую воду. Только через два дня удалось освободить их из ледового плена и начать разгрузку…
Что отличало действия капитана Бянкина? Точные команды. Молниеносная оценка ситуации. Собранность, организованность… и хладнокровие. Двое суток, пока море не успокоилось, Валентин Петрович не покидал капитанского мостика».
Восемь лет Бянкин работает капитаном на разных судах пароходства, в том числе на «Приамурье» – солидном грузопассажирском пароходе ледового класса, и, наконец, принимает под командование гордость ДВМП – пароход «Азия».
Лайнер «Азия» (бывш. Sierra Morena, затем Der Deutsche – «Немец») – пассажирское судно, которое по своим размерениям уступало только крупнейшему в  Дальневосточном бассейне пароходу «Советский Союз». «Азия», принимавшая на борт около тысячи пассажиров, работала на важнейшей линии Владивосток – Петропавловск-Камчатский.
На лайнере годы спустя сохранялась добрая память о Бянкине как о всеведущем и жестком капитане, всегда требовательном, но справедливом руководителе, и старожилы команды нередко говаривали: «Тогда, при Валентине Петровиче…».
Пароход "Азия"
Была у Бянкина мечта – получить высшее образование. В те годы большинство его коллег, да что греха таить, и флотских руководителей считало, что для выполнения обязанностей «морского извозчика» – судоводителя – среднего специального образования вполне достаточно. Не таков был Бянкин, и не только, и даже не столько, честолюбие им руководило – он смотрел вперед и понимал, что с багажом лишь средней мореходки за техническим прогрессом не угнаться. И в 1959 году Валентин Петрович без отрыва от производства окончил Владивостокское высшее инженерное морское училище по специальности «инженер-судоводитель».
 Синие ледериновые корочки новенького инженерского диплома и ромб высшего образования на парадном кителе рядом со значком капитана дальнего плавания вершили достижение давней, еще с первых курсантских дней мечты Валентина Бянкина − стать капитаном самой высшей квалификации. Воображение рисовало новые дальние рейсы на самых совершенных судах, и он мысленно благодарил судьбу за то, что в свое время выбрал дорогу моряка.
Капитан Валентин Бянкин
Но судьба распорядилась иначе, и вскоре ему пришлось сменить зыбкий капитанский мостик на кабинет берегового работника-управленца, стать одним из тех, над кем он беззлобно подтрунивал, называя их «сухопутными моряками» и «чиновниками».
Летом 61-го года Бянкина назначают представителем пароходства в китайском порту Далянь (Дальний). Теперь он отвечает за организацию обслуживания и снабжения судов, подыскание для них грузов и ремонтной базы, контролирует распределение тоннажа, обработку и загрузку флота. Он обеспечивает контакты капитанов судов с портовыми и местными властями, занимается урегулированием их взаимных претензий и разрешением конфликтов, неожиданно для самого себя проявляя качества искусного дипломата и изощренного юриста.
Бянкин предполагал, зачем его вызвал начальник пароходства, но то, что Малахов предложит ему должность своего заместителя по кадрам, стало для него неожиданностью.
− Николай Никитович, ведь я никогда кадровиком не работал, у меня в подчинении больше трех с половиной сотен человек не бывало, так то все-таки на пассажирском пароходе. А тут − на тебе, добро бы только плавсостав, так ведь тут и судоремонтники, и портовики, и детские садики, и…
− Вот и хорошо, − казалось бы, вопреки логике, возразил Малахов. − Я знаю, ты думал, что я предложу тебе должность зама по мореплаванию, ты бы там себя чувствовал, как рыба в воде: всё знакомо, всё понятно, и в подчинении сплошь кореша. Что я, для легкой жизни тебя в Китай отправлял? Набрался опыта работы с иностранцами, теперь с нашими людьми поработай − это совсем другой коленкор. вперед посмотри, я хочу, чтобы ты перспективу в своей жизни видел. Ведь ты, в сущности, в возрасте Иисуса Христа, самая пора приступать к главному делу своей жизни. Я твою кандидатуру и в министерстве, и в крайкоме партии согласовал.
В ведении Валентина Петровича оказалось 60 тысяч человек, работающих в пароходстве. С превеликим огорчением обнаружил, что никакие учебники по кадровой работе не написаны и, решая вопросы подбора, подготовки, расстановки и оценки кадров, начинать приходится, в сущности, с нуля, опираясь больше на житейский опыт и сложившиеся в пароходстве традиции и наработки. Полтора года в этой должности − отличная школа для управленца. За этот короткий срок он приобрел навыки масштабного мышления, которые вряд ли можно было получить в капитанской должности. И когда начальник пароходства убедился, что работу с кадрами Бянкин освоил, он предлагает ему занять должность своего заместителя по эксплуатации, то есть руководителя всею оперативной деятельностью огромного предприятия.
Бянкин лично сам ежедневно, еще до начала рабочего дня, успевал изучить общую диспетчерскую сводку, получить подробную информацию о том, что происходит на каждом из судов пароходства и в портах. к началу диспетчерского совещания он уже был готов изложить свои соображения по поводу развития обстановки, предложить решение возникших проблем и ответить на любой вопрос.
Бянкина самого, больше, чем кого бы то ни было, смущало отсутствие базового образования по новой специальности. Он снова идет учиться на заочный факультет Дальневосточного высшего инженерного морского училища и вскоре получает второе высшее образование – по специальности «Эксплуатация водного транспорта».
В январе 1969 года приказом министра морского флота СССР Валентин Петрович Бянкин был назначен начальником Дальневосточного морского пароходства − огромного предприятия с транспортными и пассажирскими судами, ледоколами, портами, судоремонтными заводами, учебными заведениями, береговыми службами.
Кое-кого в Управлении пароходства назначение Бянкина раздражало: «Подумаешь, в 39 лет – и такая высокая должность! Капитан – он и есть капитан, рули себе, куда прикажут. Заместитель начальника – тоже невелика птица, вся ответственность все равно на первом лице. А тут – на тебе, возглавлять такой огромный коллектив! А опыта партийного руководства людьми – с гулькин нос, даже в инструкторах райкома не побывал!».
Но это шипение звучало только в диалогах с глазу на глаз при плотно закрытых дверях. А в коридорах управления, в курилках и на междусобойчиках о молодом начальнике вскоре стали говорить совсем иное: «Он знает каждого капитана по имени и отчеству, знает, где находится каждое из судов пароходства. разбуди его среди ночи, и он безошибочно скажет, куда это судно следует, какой груз везет и когда прибудет в порт назначения».
Бянкин быстро вошел в лихорадочный ритм работы огромного механизма, научился выделять главное и отделять от него второстепенное, идти на производственно-хозяйственный риск, принимая на себя всю ответственность за решения в условиях неполной, а подчас и недостоверной информации. Он верил в свою звезду удачи, и эта вера его, как правило, не подводила.
…Просматривая поданные на подпись документы, Бянкин по возможности не очень вникал в детали каждой бумаги. Да и прочитать полностью все листы штабеля, лежащего с утра на рабочем столе, было физически невозможно, и Валентин Петрович почти механически ставил подпись перед своей фамилией с инициалами. отделы управления пароходством тщательно готовили документы, попадавшие на стол к руководству: все визы согласования были добросовестно собраны, и те, кто их ставил, знали, что головой отвечают за достоверность сведений и качество предлагаемых решений. И под этим проектом приказа стояли все необходимые визы: партком, местком, начальник отдела кадров, начальник службы мореплавания: «Фронина Николая Васильевича, старшего помощника капитана штатного резерва, уволить по статье… КЗоТ РСФСР»…
«Фронин… – вспомнил начальник пароходства плотную фигуру старпома. – А ведь было время – я ему поспособствовал в назначении на хороший пароход. А ведь историю о его похождениях мне рассказывали».
…На судах загранплавания, кроме старшего помощника – заместителя капитана и руководителя штурманов и всей палубной команды, был еще первый помощник капитана, в обиходе помполит – помощник капитана по политико-воспитательной работе. Старпом Фронин и помполит люто ненавидели друг друга, главным образом потому, что оба претендовали на исключительное обладание сердцем широкобедрой буфетчицы. Соперничество началось с ядовитых шуточек в адрес друг друга, а в конце концов переросло в банальное мордобитие, за которым не без удовольствия наблюдала дама – предмет вожделения каждого из них: надо же, какие мужики из-за меня дерутся. Пожилому капитану конфликт двух представителей старшего комсостава совсем не был нужен, и он попытался уладить его, не выпуская за пределы судового экипажа. Увещеваниями и угрозами он добился, чтобы старший и первый помощники капитана в его присутствии подали друг другу руки, а буфетчицу пообещал списать с волчьим билетом в первом же советском порту. Но, как назло, захода в советский порт все не было, а конфликт вовсе не погас, а спрятался в тайные изгибы душ командиров, и каждый из них выжидал случая, когда его можно будет выплеснуть наружу.
И такой случай представился.
В порту одной из стран Западной Африки, где судно сдавало груз, Николай бог знает как познакомился с изящной француженкой – всё, как в песенке Городницкого о жене французского посла. Первый помощник, разумеется, это углядел и доложил капитану о нарушении старшим помощником правил поведения советского моряка за границей. Капитан сделал то, что по этим правилам должен был сделать – запретил Фронину сход на берег и приказал вахтенной службе ни в коем случае не выпускать старпома с борта судна.
Но в сердце Коли тяга «к жене французского посла» была сильнее капитанского запрета. Ночью, когда только одинокий вахтенный у трапа следил, чтобы никто не сходил на берег, Коля прихватил ремешком к голове шорты, тенниску и сандалии и по манильскому швартовному концу спустился, как обезьяна, с носа судна на бетонный причал.
Утром хватились – старпома на судне нет!
Капитан приказал обыскать весь пароход от киля до клотика, но поиски не дали результата. Пришлось обращаться в местную полицию.
Однако в Западной Африке, как и в Советском Союзе, бюрократическая машина раскручивается медленно, и прежде чем полиция что-нибудь успела предпринять, Коля появился на причале и направился к трапу. По поводу поднятой шумихи он высказал капитану и помполиту крайнее неудовольствие: подумаешь, ночью мне не спалось, я пошел погулять как свободный человек свободной страны – читайте декларацию ООН о правах человека!
Капитан читать декларацию ООН не стал, а приказал запереть Колю в каюте, приставив к двери вахтенного матроса и велев ему ни под каким предлогом не выпускать проштрафившегося старпома. Первый помощник все норовил пройти мимо иллюминатора старпомовской каюты и с выражением глубокого морального удовлетворения заглянуть вовнутрь.
Как только судно вышло из внутренних морских вод зарубежного государства и можно было открыть работу радиостанции, капитан послал шифрованное сообщение начальнику Дальневосточного пароходства и министру морского флота СССР с просьбой дать указание, что делать с содержащимся в изолированном помещении нарушителем, предпринявшим попытку остаться за границей – возможно, с требованием политического убежища.
В министерстве морского флота, по-видимому, тщательно изучили дислокацию советских судов, находящихся в Центральной Атлантике, и прислали шифрованную радиограмму, в которой капитану предписывалось значительно уклониться от планового маршрута и следовать в заданную точку для встречи с танкером, направляющимся в Новороссийский порт.
Николая со всеми мерами предосторожности (не только в силу требований техники безопасности, но и чтобы этапируемый не предпринял какую-нибудь провокацию) передали на борт танкера, где также поместили в изолированное помещение с вахтенным у запертой двери.
В Новороссийске Колю Фронина вместе с засургученным пакетом передали под расписку с рук на руки представителю Приморского УКГБ, специально для этого прилетевшему из Владивостока.
Еще в самолете, прямо во время полета, следователь КГБ пришел к выводу, что Коля Фронин опасности для общества не представляет, и по прибытию во Владивосток отпустил его домой…
– Да… – Бянкин недовольно поморщился, – драка с помполитом, вечные какие-то истории с бабами, тьфу – с женщинами… Как сказал куратор из КГБ: "Опасности для общества не представляет”? А секретарь парткома настаивает: "…выжигать каленым железом…”.
Бянкин нажал клавишу коммутатора прямой связи. – Начальник службы мореплавания слушает, – раздалось в динамике.
– Ты мне скажи, как этот старпом, Фронин?
– Вы же знаете, Валентин Петрович, о его историях с женщинами…
– Я тебя спрашиваю не о женщинах, а о старшем помощнике капитана Фронине!
– Да что, хороший старпом, перспективный, грамотный, со своими обязанностями превосходно справлялся. Мы его на выдвижение планировали.
– Вот что. Подготовь проект приказа: Фронину – выговор. Ну, формулировку сам подыщи. Что-нибудь вроде «За самовольное оставление судна во внерабочее время». Валентин Петрович скомкал бумагу и бросил в корзину у левой ножки стола.
Как он выглядел, Валентин Петрович? Вглядываясь в фотографии, сделанные в разные годы его жизни, всегда отмечаешь одно и то же: широкоскулый, глаза немного раскосые, лоб с небольшими залысинами. Со временем складка губ становилась все жестче и свидетельствовала о характере целеустремленном, требовательном к себе и к людям. Когда на снимке он вместе со своими коллегами, видно, что он небольшого роста.
Со дней поступления в училище Бянкин любил морскую форму и умел ее носить со свойственной настоящим морякам щеголеватостью. Но когда грузишь или выгружаешь уголь, тут уже не до щегольства, а обычная одежда – стеганый ватник, поношенные брюки с засунутыми в растоптанные сапоги штанинами.
Если же надо было с корреспондентами побеседовать или явиться к начальству в пароходство, Бянкин одевался не просто со вкусом, но, можно сказать, с изяществом. Казалось бы, какого сюрприза можно ждать от обыкновенного черного галстука? Но и тот никогда не лоснился, ни морщинки на нем не было, а повязан был таким узлом, что ни шире, ни уже нельзя было представить. в особенности Валентин Петрович умел носить форменную фуражку: пока был капитаном, ее тулья была чуть примята, а когда стал начальником, уже не позволял себе таких вольностей, и фуражка – в чехле ли, без чехла ли – была на его голове с верхом безукоризненно круглым, как нимб у архангела.
В повседневном общении с людьми Валентин Петрович запомнился простым, даже скромным человеком. Вернувшись из удачного загранрейса, он раздавал друзьям и знакомым мелкие сувениры: фирменную зажигалку, пачечку американской жевательной резинки, миниатюрный японский радиоприемник или бутылку «Никка-виски». Уже будучи капитаном, он получил свою первую – и единственную – квартиру. Нет, не получил, а сам, своими руками построил. У пароходской стройконторы сил на строительство жилья для очередников не хватало, и тогда было решено, что каждый из претендентов на двухкомнатную квартиру должен лично отработать на строительстве 1000 часов. Капитаны, старшие механики, работники Управления суммировали отпуска и выходные дни, приходили на стройку после основной работы, овладевали строительными профессиями – от подсобников до штукатуров-маляров – и за год справились с поставленной перед собой задачей. Отсюда, с улицы Уборевича, 22, начальник пароходства ежедневно шел пешком на Алеутскую, в Управление.
…Кто бы мог поверить, что этот мужичонка в видавшем виды малахае и несуразном кожушке и есть могущественный начальник пароходства? Когда Бянкину удавалось вырваться на зимнюю рыбалку, в нем словно оживали инстинкты, заложенные предками из древнего Приамурья. Он сидел на ящичке около лунки, пробуренной во льду залива, и одну за другой таскал из нее крупные рыбины − нерестовую навагу. а весной, когда сходил лед, с бреднем шел со товарищами вдоль берега и после священнодействовал, как тунгусский божок, определяя по жребию, кому достанется та или иная кучка корюшки, остро пахнущей свежим огурцом. На рыбалке Валентин Петрович отдыхал душой, словно возвращаясь в довоенное детство, которое через годы уже не казалось таким бедным и бесприютным.
Наталья, единственная дочь Валентна Петровича, вспоминала:
«Дачи, машины у нас не было. Отец говорил: "Как я могу иметь дачу, если мои люди живут в бараках”. Свободное время отец проводил на природе. Мы ездили на острова, рыбалку, собирали черемшу, грибы. Но отдыхал отец редко, все время проводил на работе. Даже в выходные приходил в пароходство и брал с собой внучку Машу. Усаживал ее в отдельный кабинет и давал задания что-нибудь нарисовать. Да и сам отец учился всю жизнь...»
…Казалось бы, совсем недавно состоялась первая телевизионная передача из Владивостока чер
| |
