Носильщик с медной бляхой (окончание)
Глава из повести
"Воскреснет ли старый комендант"
V
Дальневосточные моря – живые моря. От мыса поворотного до мыса Белкина с борта судна видны покрытые густой зеленью берега Приморья. Вода в Японском море – темная, как будто бы маслянистая, на ней ярко выделяется белый след за кормой парохода. Поворот направо, бросок к проливу Лаперуза – в ясную погоду слева прорисовываются в серой дымке расплывчатые очертания острова Монерон, а справа – четкий, словно вырисованный японской тушью контур острова Ребун. Вот и проходит по левому борту невысокий мыс Крильон с цилиндрической башней маяка, а впереди – берегись, мореплаватель! – коварная скала Камень Опасности, невидимая в тумане, избежать встречи с которой суеверно молят Нептуна даже самые бывалые капитаны. При штиле на выходе из пролива Лаперуза веселые дельфины стайками мчатся впереди судна, резвятся, высоко выбрасывая из воды свои гибкие тела.
Охотское море – совсем иное. Вода в нем серого, иногда зеленоватого цвета. В южной части моря судно проходит ночью через целые поля желто-зеленого свечения: это флюоресцируют морские организмы, скапливающиеся во множестве. А там, где пища – в изобилии, сельдь сбивается в мощные косяки, такие, что рыбам в воде не хватает места, и кипит живое серебро, выплескивая на поверхность сверкающие искры.
Прекрасны летние рассветы в Охотском море. Рано-рано появляется на востоке светлая полоса: еще видны звезды-крошечки Плеяд, но постепенно свет распространяется к западу, еще виден Арктур, виден Альдебаран, видна Капелла, но вот и они гаснут, и только не мерцающая Венера последней исчезает в лучах восходящего Солнца.
Севернее, если повезет, можно увидеть фонтаны лениво и важно перемещающихся китов, можно разглядеть их округлые спины и мощные хвосты: стремительными торпедами мчатся тупорылые касатки, несущие в себе такой запас энергии, что, кажется, без труда пробьют стальной борт парохода. А какое обилие морских птиц встречает проходящие суда! Белокрылые чайки, которые с гортанным криком бросаются за всем, что может оказаться съедобным, дерутся, выхватывают куски друг у друга; серые топорики с белыми головками и массивными красными клювами; прожорливые бакланы, способные, кажется, заглотить хоть взрослого кижуча…
В вечерние часы неприветливо и грозно вырисовываются на еще светлом фоне неба как будто вырезанные из черной жести рваные очертания сопок магаданского побережья. Днем вход в Тауйскую губу, в северной части которой находится бухта Нагаева, смотрится мирно и обнадеживающе: к востоку – высокий и плоский остров Завьялова, к западу – две вершины подковообразного острова Спафарьева с бухтой, отделенной от моря узким перешейком…
Вовсе не до закатов и рассветов было на «Кулу» политическим заключенным, получившим, в отличие от запертых в трюмы уголовников и «бытовиков», относительную свободу – право беспрепятственного пребывания на верхней палубе.
«Не удивляйся, что я ничего не пишу о поездке по морю. Для меня это всегда была скучная процедура. Вода и вода. И какая в ней разница, болтается ли она в Японском море или Охотском? Сахалин проезжали, японские берега было видно. Ну, все это представляет мало интересного. С суши всегда кажется, что в море интересно, а по существу сплошная скука. Правда, все время был штиль. В общем, по морю ездить так же скучно, как и на самолете (не обижайся!). И в том, и в другом случае это очень однообразно».
Из письма отца от 11 октября 1936 г.
Охотское море – совсем иное. Вода в нем серого, иногда зеленоватого цвета. В южной части моря судно проходит ночью через целые поля желто-зеленого свечения: это флюоресцируют морские организмы, скапливающиеся во множестве. А там, где пища – в изобилии, сельдь сбивается в мощные косяки, такие, что рыбам в воде не хватает места, и кипит живое серебро, выплескивая на поверхность сверкающие искры.
Прекрасны летние рассветы в Охотском море. Рано-рано появляется на востоке светлая полоса: еще видны звезды-крошечки Плеяд, но постепенно свет распространяется к западу, еще виден Арктур, виден Альдебаран, видна Капелла, но вот и они гаснут, и только не мерцающая Венера последней исчезает в лучах восходящего Солнца.
Севернее, если повезет, можно увидеть фонтаны лениво и важно перемещающихся китов, можно разглядеть их округлые спины и мощные хвосты: стремительными торпедами мчатся тупорылые касатки, несущие в себе такой запас энергии, что, кажется, без труда пробьют стальной борт парохода. А какое обилие морских птиц встречает проходящие суда! Белокрылые чайки, которые с гортанным криком бросаются за всем, что может оказаться съедобным, дерутся, выхватывают куски друг у друга; серые топорики с белыми головками и массивными красными клювами; прожорливые бакланы, способные, кажется, заглотить хоть взрослого кижуча…
В вечерние часы неприветливо и грозно вырисовываются на еще светлом фоне неба как будто вырезанные из черной жести рваные очертания сопок магаданского побережья. Днем вход в Тауйскую губу, в северной части которой находится бухта Нагаева, смотрится мирно и обнадеживающе: к востоку – высокий и плоский остров Завьялова, к западу – две вершины подковообразного острова Спафарьева с бухтой, отделенной от моря узким перешейком…
Вовсе не до закатов и рассветов было на «Кулу» политическим заключенным, получившим, в отличие от запертых в трюмы уголовников и «бытовиков», относительную свободу – право беспрепятственного пребывания на верхней палубе.
«Не удивляйся, что я ничего не пишу о поездке по морю. Для меня это всегда была скучная процедура. Вода и вода. И какая в ней разница, болтается ли она в Японском море или Охотском? Сахалин проезжали, японские берега было видно. Ну, все это представляет мало интересного. С суши всегда кажется, что в море интересно, а по существу сплошная скука. Правда, все время был штиль. В общем, по морю ездить так же скучно, как и на самолете (не обижайся!). И в том, и в другом случае это очень однообразно».
Из письма отца от 11 октября 1936 г.
«К.-р. работа продолжалась во время пути в Нагаево.
На другой день после отплытия парохода Барановский, Кроль и Майденберг под видом "старостата” устраивают заседание, на котором, помимо указанных лиц, присутствовали не проходящие по данному делу з/к з/к троцкисты Бодров, Эльцин и др. На этом заседании "старостата” была намечена тактика дальнейшей к.-р. деятельности в условиях лагеря, а именно: бороться против существующего строя, причем было принято решение начать с голодовок и активного сопротивления лагерной администрации, а если же эта тактика не удастся, переходить к другим, более действенным формам борьбы.
По решению этого "старостата” на пароходе выявлялись и объединялись троцкисты, готовые продолжать борьбу против лагерного порядка и готовые начать голодовку. Вербовка велась методом запугивания, провокации, отказывающихся называли "предателями”, "изменниками”».
Из приговора по делу Кроля, Барановского и др.
Комитет, сформированный из лидеров радикально настроенных групп заключенных, поставил перед собой задачу вовлечь в организованную бескомпромиссную борьбу всех «политических». На нелегальных ночных заседаниях вырабатывались планы действий, которые сразу же становились известны энкаведешникам: контингент заключенных был плотно нашпигован осведомителями. Под незримой опекой НКВД стерлась грань между акциями протеста и провокациями. Составление списков поддерживающих комитет заключенных, разбивка их на «десятки», назначение «функционеров», «особо уполномоченных» облегчило впоследствии организацию расправы над «не отошедшими» и всеми, кого по этим спискам к ним причислили. Голодовка за политрежим, объявленная на второй день плавания, агитация за обращение в ЦИК и Коминтерн направлялись «большевиками-марксистами-ленинцами». По сообщению осведомителей, в проливе Лаперуза в воду были брошены «в герметически закупоренных бутылочках» записки, адресованные мировой прессе, в которых говорилось о «невыносимости сталинского режима, массовых голодовках политзаключенных и репрессиях трудящихся». Трудно сейчас сказать, что это было – полная ли утрата чувства реальности, провокация ли НКВД.
VI
«Магадана по ряду причин толком посмотреть не удалось. Но там, говорят, стоит на перекрестке милиционер в белых перчатках – регулирует движение. Эта мелочная деталь дает представление о Магадане уже как о городе, и это действительно так. Хотя в порту встречает пароход распроединственный носильщик, но у него зато медная бляха с номером и белоснежный фартук. Правда, носильщик выглядит несколько анекдотично, но ведь не в этом дело. Стиль определяется в мелочах».
Из письма отца от 11 октября 1936 г.
В справках «об активной контрреволюционной подрывной троцкистской деятельности за время нахождения в Севвостлаге» на тех заключенных, которые были доставлены на Колыму этим рейсом «Кулу», содержался, с незначительными вариациями, один и тот же пункт: «Один из организаторов (или - участников) контрреволюционной троцкистской демонстрации на карантинном пункте в гор. Магадане, участник (организатор) голодовки 204-х троцкистов».
Моя первая попытка получить более подробную информацию встретила «от ворот поворот»:
«Сведениями о том, что представляли собой "голодовка 204-х заключенных-троцкистов”, "контрреволюционная троцкистская демонстрация”… ИВЦ УВД Магаданской области не располагает».
Упоминание о голодовке содержится в «ГУЛАГе» Солженицына:
«Самым крупным достижением троцкистов в лагерной борьбе была их голодовка-забастовка по всей воркутинской линии лагерей… (Перед тем еще где-то на Колыме, кажется, 100-дневная; они требовали вместо лагерей вольного поселения, и выиграли – им обещали, они сняли голодовку, их распределили по разным лагерям и постепенно уничтожили)».
«Источник "Овод”
Принял: Иванов
12/VII-36 г.
Агентурное донесение
С прибывшим этапом на пароходе "Кулу” приехали организаторы контрреволюционных действий – троцкисты, которые назвали себя старостатом, без всяких назначений и выборов, главные руководители к-р действий – Бодров, Барановский, Саянский, Мартов.
Находясь в карантинном пункте Севвостлага, указанные лица сгруппировали вокруг себя троцкистов, а равно ведут агитаторскую работу и среди остальных з/к з/к, привлекая их на свою сторону, говоря, что нас пригнали на Колыму для уничтожения, терять нам совершенно нечего, вы также должны бороться против органов НКВД, как и мы.
После таких агитаций заявили, что кто не с ними, тот против них, и своим сторонникам предложили переселиться из двух помещений барака в третье помещение, что провели 11/VII – вечером. В тот же день провели свое собрание, где обсуждали вопрос мероприятий борьбы с органами НКВД лагеря.
Постановили: довериться целиком старостату, указанному выше, и целиком подчиняться всем его распоряжениям. Основным они решили добиваться любыми методами и путем того, чтобы их не разъединили и тем самым не ослабили их силы в дальнейшем во время пребывания в лагере.
Конкретные меры борьбы за это вынесли: ни в коем случае без разрешения старостата на вызовы из барака не выходить, а в случае принятия решительных мер администрацией лагеря объявить голодовку, которую держать до удовлетворения всех до одного пунктов выставленных требований».
Насчет старостата сексот «Овод» что-то напутал: фамилия «Мартов» в списках и просмотренных мною уголовных делах не фигурирует. В остальном же изложенные в доносе сведения совпадают с содержащимися в других источниках.
М.Д. Байтальский вспоминал:
«На второй день после нашего прибытия на Магаданскую пересылку к нам явился представитель НКВД, объявивший нам, что все прибывшие на Колыму КРТД будут здесь содержаться на общелагерных условиях. Объявил нам правила режима, вызвавшие резкие протесты наиболее активной части этапа. Старостат опубликовал требования, которые он намерен предъявить администрации. Требования сводились в основном к следующему: 1) КРТД будут содержаться на Колыме на правах ссыльных; 2) каждый получит работу по специальности; 3) оплата труда – по общетарифной сетке; 4) не разъединять супругов; 5) свобода переписки между собой и "материком”. В случае неудовлетворения требований объявляется голодовка до их удовлетворения».
Требования старостата были отвергнуты НКВД.
«По приезде на карантинный пункт УСВИТЛ (Управления Северо-Восточных исправительно-трудовых лагерей) НКВД, г. Магадан, получив отказ в удовлетворение своих требований, выходящих за рамки существующего лагерного режима, под руководством Кроля, барановского, Майденберга, Бодрова и Сахновского была организована голодовка 204 троцкистов с требованием политического режима. Последние, именуя себя «старостатом», среди голодающих установили строгую дисциплину, и никто из голодающих не имел права без согласия старостата снять голодовку».
Из приговора по делу Кроля, Барановского и др.
12 июля лагерная администрация была извещена о начале голодовки. Каждый из вступивших в голодовку написал заявление:
«ЦИК СССР, НКВД СССР
Целиком и полностью присоединяюсь к заявлению политзаключенных коммунистов с требованием об установлении политрежима и соединении с товарищами. Впредь до удовлетворения этих требований объявляю голодовку».
Сколько же человек участвовало в голодовке?
На бараке, где находились голодающие, был вывешен плакат: «Здесь голодают 200 коммунистов требуют политрежима».
У заключенного А.Я. Беленького при аресте был изъят список 138 человек, судя по фамилиям, составляющих актив «воинствующих» политзаключенных; ни моего отца, ни дяди в списке нет, хотя они участвовали в голодовке.
В актах комиссии карантинного лагпункта с 11 по 15 июля докладывается, что из 605 человек КРТД 354 заключенных приняли завтрак, 193 человека отказались от завтрака и хлеба, требуя пайкопищу политзаключенных (где же еще 58 человек?).>
Однако в материалах НКВД неизменно фигурирует голодовка именно 204 политзаключенных-троцкистов – под руководством Кроля, Барановского, Мейденберга, Бодрова и Сахновского. В них же констатируется:
«20 июля 1936 г., когда управление лагерей приступило к направлению голодающих по лагерным подразделениям, то старостатом было предложено голодающим оказывать активное сопротивление и не давать себя отправлять, что и было осуществлено. Сопротивление вылилось в форму активного физического сопротивления вплоть до нанесения представителям администрации и конвоирам побоев, каковые были нанесены командиру взвода Стрельцову и другим. Сопротивление сопровождалось выкрикиванием контрреволюционных лозунгов».
Стрелки ВОХРа докладывали:
«Стали оказывать физическое сопротивление, держа друг друга за руки у локтей, они наносили удары ногами… Другие з/к из II-й половины барака бросились в соседние бараки и стали разжигать мятеж, который в конце концов охватил около 250 з/к.
…Один из особо озверевших троцкистов, Кроль, прокусил мне большой палец левой руки…Они били нас ногами в лицо, грудь, крича: "За что продались?”
…Разгоревшийся бунт был прекращен только после вызова около 65-70 человек ВОХРа из лагпункта. Половина троцкистов была связана и вынесена в машины…»
Из материалов НКВД:
«После отправки голодающих на разные пункты подразделений большинство из них убедилось, в том числе и старостат, что их тактика не дает нужных результатов для борьбы против лагерного режима, а поэтому голодовку как нереальный метод борьбы решено было снять».
Лукавят чекисты, не совсем так произошло прекращение голодовки. В действительности же им пришлось пойти на удовлетворение требований голодающих – на словах…
«Командованию Севвостлага, г. Магадан
от политзаключенных коммунистов,
объявивших голодовку 12 июля 1936 года
Заявление.
Принимая заявление начальника СПО гр. Мосевича от имени командования лагеря в том, что:
1) мы распределяемся по командировкам по усмотрению администрации лагеря группами не менее 20 человек в отдельных помещениях, причем размещение с неприемлемыми нам лицами производиться не будет;
2) всем политзаключенным гарантируется:
a) продовольственный минимум в размере не менее так называемого ударного пайка и ларькового довольствия не ниже 4-й категории (приказ № 7);
3) б) использование всех политзаключенных по специальности или по родственным профессиям, допуская исключение только на короткий срок по производственным обстоятельствам;
4) рабочий день определяется в размере 8 часов с соответствующим понижением в зимнее время и повышением в летних сезонных работах;
5) командование лагеря ставит перед НКВД СССР вопрос о содержании женщин –политзаключенных на общих командировках с мужчинами-политзаключенными, объединении мужей и жен, находящихся в лагере, и о перевозке семей политзаключенных с материка и других лагерей;
6) кроме того, гарантируется послеголодовочный режим, а именно: а) диетпитание и его срок по указанию врача; б) усиленное питание на срок не менее одного месяца по отношению к голодавшим не менее 16 дней и освобождение от работ для этой группы на срок усиленного и диетического питания и оставление на 233 км до момента использования на работе, -
на этих условиях голодовка снимается 28.VII.36 г. в 16 ч.
Сахновский, Бодров, Мейденберг, Кроль.
Заявление принял с оговоркой по поводу § 2; считаю необходимым добавить: "при условии добросовестного отношения к порученной работе”.
Пом. Нач. Отдела НКВД по Д/С Мосевич.
28/VII 36 г.»
Молодые сотрудники НКВД закатывались смехом, читая и комментируя этот уникальный документ: «Ай, Мосевич, ну, молодец! Ему бы в Наркоминделе работать, договора с Керзоном подписывать! Получат эти троцкистские выползыши и полный курорт, и баб под бок, и кофий-какаву! А, может, и нам поголодать денек-другой, а потом дивинтенданту Берзину такое же заявление предъявить? Подпишет – то-то житуха будет!»
Но не смеялся Арон Соломонович Горин-Лундин, начальник Управления НКВД по Дальстрою, санкционировавший операцию по прекращению голодовки:
«Конечно, главное дело мы сделали, троцкистское гнездо разметали, но ведь непременно кто-то из моих ушлых сотрудничков уже донос на меня в Москву строчит: вступил в сговор с отъявленными контрреволюционерами, а там - пошла писать губерния! Нет, трудна и неблагодарна чекистская работа. После устранения Мироныча сутками не спали, всё, что только можно было вообразить, предусмотрели и сделали – после нас сто лет концов не отыщут. Так упустили из виду какую-то Волкову, шизофреничку, а в результате вместо благодарности выперли нас из Большого дома на Литейном, да еще спасибо велели сказать, что мы, заслуженные чекисты, по эту сторону колючей проволоки, а не по ту, как в незаслуженных приговорах определено».
VII
Стоит в Магадане милиционер в белых перчатках и регулирует движение: этим – направо, на трассу, на прииски, пусть еще потрудятся на благо страны социализма, золото из недр поизвлекают, пока сами не загнутся. А этим – налево, к носильщику в белом фартуке и с медной бляхой, который только успевает перетаскивать души через черту, отделяющую жизнь от смерти.
К следующей главе
