| Литке. Портрет в интерьере эпохи (продолжение 5)
Экспедиция, рассчитанная на три года, состояла из двух кораблей: кроме «Сенявина», в ней участвовал военный шлюп «Моллер» под командованием капитан-лейтенанта Михаила Николаевича Станюковича. «Сенявин» и «Моллер» – однотипные суда с одинаковым парусным вооружением, но «Моллер» был вместительнее и ходил под парусами быстрее; более тихий ход «Сенявина» подчас вызывал неудовольствие его капитана, который во всех других отношениях любил свое судно и чувствовал его, как живое существо.
Старший и по возрасту, и по выслуге в звании, Станюкович был назначен начальником всей экспедиции, но с первых дней совместной службы между ним и Литке пробежала какая-то черная кошка взаимной неприязни, которую они, как ни старались, не могли скрыть от посторонних глаз. Литке в глазах Станюковича был выскочкой, «писателем»; он с подчеркнутым ехидством произносил это слово, не ведая, какую злую шутку сыграет с ним фортуна: писателем-маринистом, прославившим его фамилию, станет его сын, Константин.
Литке знал Станюковича как опытного моряка-марсофлотца, который выполнял рискованные поручения императора, участвовал во многих морских сражениях, в том числе и под флагом знаменитого адмирала Нельсона – в те годы, когда проходил стажировку на британском военно-морском флоте. Но, видать, не только морскую выучку приобрел Станюкович у британцев-адмиралов, но и доходящую до жестокости суровость в отношениях со своими подчиненными, особенно с рядовыми матросами. То, что считалось нормальным на британском флоте, где дисциплина поддерживалась линьками и угрозой вздернуть провинившегося на рее, было совершенно неприемлемо на российских кораблях, особенно для Литке, известного своей заботой о здоровье и просвещении матросов.
В отчете об экспедиции Литке писал: «В начале похода у нас всегда было по нескольку человек, больных большей частью простудными и желудочными лихорадками, ревматическими припадками и т. п. Усиленные работы в течение четырех или пяти месяцев при снаряжении судна и в начале плавания были причиной этого болезненного состояния, которое меня немало заботило; но со вступлением в теплый климат, где трудностей было гораздо меньше, они, видимо, укрепились в здоровье и к этому времени мы не имели ни одного больного. Лишним было бы говорить, что со стороны врача и моей обращено было строжайшее внимание на все, что могло служить к сохранению людей».
Может быть, не вырывающаяся наружу взаимная неприязнь капитанов судов экспедиции явилась причиной того, что в трехгодичном плавании, особенно в первой его половине, шлюпы часто разлучались, иногда даже не зная о намерениях друг друга.
Разный ход двух шлюпов не мог служить источником несогласованности действий. Тому были превосходные примеры. В частности, во время экспедиции вокруг света и в Южное море разнотипные (заметьте!) шлюпы «Восток» и «Мирный» под командованием Беллинсгаузена и Лазарева все время удерживали друг друга в виду (кроме тех случаев, когда суда предумышленно расходились, чтобы осмотреть возможно большее пространство).
Литке с горечью вспоминал об одном из примеров утраты контакта со своим соплавателем.
«Вечером налетела буря от запада, всю ночь жестоко свирепствовавшая, с дождем и великим волнением. Поутру «Моллера» было не видно; густой туман покрывал горизонт; на сигналы наши ответа не было; мы разлучились. Сопутствие судна необыкновенно оживляет вечное однообразие продолжительного плавания; приятно видеть, что есть кроме нас человеческие существа на свете, и между судами рождается, наконец, такая же близость, как между обитателями судна. К этому присоединяется чувство о необходимости взаимной помощи; судно, оставшееся одно посреди океана, уподобляется человеку, одинокому в степи, и сходные эти положения производят на него равно неприятное впечатление. Собственно для меня разлучение это было тем неприятнее, что капитан Станюкович не назначал еще мне рандеву, а потому и не знал я, где он именно остановится, в губе ли Зачатия или в Вальпарайсо; я полагал, что в первом месте, как указанном нам инструкциями, и потому решился сначала искать его там».
Впрочем, в бухте Зачатия «Моллера» не оказалось, и никаких сведений о нем не было...
XI
Маршрут кругосветного плавания Ф.П. Литке на шлюпе "Сенявин"
20 августа 1826 года суда экспедиции снялись с якоря на Большом Кронштадтском рейде и подняли паруса. Благоприятный ветер подгонял шлюпы, но он же приносил с побережья дым от пожаров, охвативших леса близ Санкт-Петербурга, настолько густой, что в нем ничего нельзя было разглядеть, а когда, наконец, «Сенявин» вышел из едкой мглы, «Моллера» не было видно.
Суда соединились только перед Копенгагеном, где Станюкович счел необходимым пополнить запас рома, без которого нельзя было обойтись в дальних плаваниях. из-за этого пришлось несколько задержаться. Оттуда вместе направились в Портсмут. «Спутник наш, шедший лучше, каждый день более и более нас опережал и напоследок совсем скрылся из вида», – замечает Литке. В Англии было пополнено снабжение и приобретены необходимые астрономические и физические инструменты, а Литке даже съездил в Гринвичскую обсерваторию под Лондоном, чтобы выверить хронометры и произвести привязку постоянного маятника, с помощью которого надлежало выполнять в местах захода наблюдения, необходимые для определения фигуры Земли.
И снова невидимая черная кошка пробежала между капитанами. Литке пишет: «22 октября, задолго до рассвета, начали подымать якоря. Благополучный для выхода в океан ветер в это время года такая драгоценность, которой необходимо всемерно пользоваться. «Моллер», успевший еще накануне поднять один якорь, снялся прежде нас и, подойдя к нам под корму, объявил, что будет нас ожидать в море. Последовав через некоторое время за ним, мы его уже более не видали». Странное получалось «совместное плавание»!
Направившись к Канарским островам, «Сенявин» взял курс к острову Тенерифе, поскольку, как писал впоследствии литке, ему известно было намерение капитана Станюковича зайти туда, чтобы запастись вином. «На рассвете 2 ноября находились мы уже под берегом острова и пошли на Санта-Крусский рейд. Устремив зрительные трубы вперед, тщетно искали мы между несколькими, на якорях лежавшими, судами нашего спутника... О спутнике нашем здесь не было никаких известий; это убедило меня, что он прошел прямо в Бразилию. Соединясь с ним впоследствии, узнали мы, что, проходя мимо острова Тенериф при весьма свежем ветре от востока, капитан Станюкович рассудил не идти на Санта-Крусский рейд, который от этого ветра совершенно открыт и в зимнее время вообще весьма опасен...».
Литке дальше замечает: «Я, конечно, и сам то же сделал бы, если бы не полагал здесь с ним соединиться (читатель, обрати внимание на плохо скрываемую иронию – «если бы»!). Обманувшись в этом, решился я, дабы не терять времени, пополнив только запасы, в следующий же день идти в море».
На переходе через Атлантику «Сенявин» попал в штилевую полосу, из которой не мог выйти две недели. Экватор удалось пересечь только после самого продолжительного из всех известных капитану 40-дневного плавания от Канарских островов.
Торжественно был отмечен переход экватора – обычай, введенный на российском флоте Крузенштерном. шутливый обряд праздника Нептуна Литке называет весьма полезным: «он развлекает, веселит людей, не привыкших еще к томительному однообразию морской жизни, и всякий пекущийся о своих людях капитан должен поощрять их не только к этому, но и ко всякого рода игрищам и забавам».
Прибыв в Рио-де-Жанейро, «Сенявин» встретился, наконец, с «Моллером». Литке отмечает с политесом, достойным царедворца: «имел я удовольствие увидеть у себя капитана Станюковича, который опередил нас десятью днями».
В Рио Литке был сверх головы занят производством маятниковых наблюдений, так что даже посмотреть город ему толком не удалось. Впрочем, что не успел он сам, с лихвой было наверстано натуралистами, доселе обиженными на него за слишком краткую, по их мнению, стоянку у Тенерифе, не позволившую собрать желаемые материалы на экзотическом острове.
11 января 1827 года капитан Литке доложил Станюковичу о готовности продолжить плавание. Станюкович сообщил о своем решении следовать дальше в Тихий океан, обогнув мыс Горн – крайний южный пункт Южно-Американского континента, однако место будущей встречи («рандеву» по-морскому) не назначил. А спрашивать старшего по должности на флоте не было принято: если потребуется, командир сам скажет.
Казалось бы, удаление от родины все-таки сгладило взаимное отчуждение капитанов: из Рио-де-Жанейро шлюпы вышли вместе, а с приближением к Фольклендским островам, когда обстоятельства позволяли, капитаны посещали друг друга и даже делились добычей охоты и рыбной ловли.
Когда корабли начали огибать мыс Горн, погода резко испортилась, как обычно и бывает в этих местах. Жара тропиков уже осталась далеко позади. Туман, резкий дождь, град, противный западный ветер постоянно приносили сырость, резкую качку, низкие тучи закрывали небо. На «Сенявине» было холодно, особенно в насквозь продуваемой каюте капитана. Изменяя курсы, шлюп обошел Огненную Землю за 19 дней – срок небольшой, даже в благоприятствующее время года. Еще 4 февраля «Моллер» исчез из виду, и Литке увидел его вновь только 18 марта, при входе в гавань Вальпараисо в Чили. Корабль Станюковича снимался с якоря; он пришел сюда 12 дней назад и теперь под полными парусами следовал на Камчатку.
Пребывание «Сенявина» в Вальпараисо продлилось до 3 апреля. Работы во время стоянки хватало: нужно было налиться пресной водой, приобрести и погрузить продовольствие, выполнить необходимую починку снастей, парусов и корпуса. местный купец любезно предоставил свой дом под устройство обсерватории. Литке съехал на берег и с присущей ему тщательностью выполнил астрономические, маятниковые и магнитные наблюдения.
Натуралисты были счастливы предоставленной им возможности заняться изучением местной флоры и фауны и пополнили свои коллекции.
К тому же, Литке решил устроить экипажу отдых после длительного и трудного плавания, и предпринял конную прогулку в город, расположенный в богатой растительностью местности вблизи гор, чтобы дать возможность натуралистам познакомиться с природой, которая там носила совсем иной характер, чем у побережья.
XII
Переход от Вальпараисо до Новоархангельска – столицы Русской Америки – занял почти два месяца. Плавание не было ни однообразным, ни скучным. хотелось попутного мягкого ветра – а вместо этого жестокая порывистая качка изматывала душу. Барон Китлиц лежал в лежку, как тогда, в первые дни плавания. Унтер-офицеры были озабочены тем, чтобы найти матросам какое-нибудь занятие: работа – лучшее лекарство от морской болезни.
Хотелось поскорее вступить в полосу пассатов с их постоянными благоприятными ветрами – а вместо этого судно попадало в штилевую полосу. Постельс. поднявшись на мостик, с удивлением услышал, что капитан, далекий от всяких суеверий, насвистывал какой-то легкомысленный мотивчик. Юнкер Крузенштерн уже объяснил натуралисту, что свистеть на судне – значит призывать ветер.
Литке принял решение отклониться от кратчайшего пути, чтобы осмотреть район, лежащий в стороне от Гавайских (Сандвичевых) островов, который еще не посещался европейскими мореплавателями. Днем на самый верх фок-мачты выставлялся дозорный, а на ночь сбавляли паруса, чтобы успеть увернуться от внезапно появившегося по курсу препятствия. Капитан даже объявил команде, что тот, кто первым увидит землю, будет щедро награжден, а кто ее проворонит, понесет наказание. Однако ни награда, ни наказание никому не достались. «Что ж, – думал Литке, – доказательство отсутствия островов в этом районе Великого океана – не бесполезно для географии».
А сам он, как всегда, помимо забот по управлению судном, был занят научными трудами: регулярно выполнял астрономические определения места судна, привлекая к выполнению наблюдений офицеров и штурмана; пользуясь спокойным состоянием моря, производил магнитные измерения, которые были необходимы не только для целей мореплавания, но и для построения общей теории земного магнетизма; вел систематические наблюдения над колебаниями атмосферного давления.
12 июня 1827 года «Сенявин» достиг Новоархангельска. Пять недель, проведенные здесь, прошли в различных занятиях весьма скоро. Литке писал об этом: «Кроме обыкновенных, после 10-месячного плавания, исправлений и починок в корпусе и вооружении судна, должны мы были выгрузить его совершенно, для поднятия лежавшего на самом низу компанейского груза (т.е. груза Российско-Американской компании – в.в.), прибавить вместо того до 35 тонн каменного балласта, нарубить большое количество дров и пр., и все это исполнить собственными средствами, поскольку в Ново-Архангельском порту, после рассылки людей на промыслы, едва оставалось достаточно рук и для собственных надобностей».
| |
