Я – сэнсей

А от слияния высшего и среднего училища сокращался управленческий аппарат, объединялась и тем самым усиливалась учебно-лабораторная база, обеспечивалась концентрация финансовых ресурсов, что позволяло решать масштабные задачи.
Конечно же, такая идея вызвала отрицательное отношение со стороны значительной части преподавателей мореходки. В нынешнем состоянии их заработная плата зависела от количества проведенных уроков, отчего «урокодатели» могли для заработка набирать побольше часов. А в высшей школе преподавательский труд оплачивался по жестким ставкам, зависящим от научной квалификации преподавателя и в значительно меньшей степени – от объема аудиторной нагрузки.

Возражения возникли и со стороны областных властей. Ведь прием в новообразованное учебное заведение должен был осуществляться на базе законченного среднего образования, в то время как в среднюю мореходку набирались группы как на базе полной средней школы, так и на базе восьмилетки. А переход на новую систему оставлял на улице ту наиболее трудную часть подростков, которая не хотела или не могла учиться в школе дальше, после восьмого класса. В техникуме они могли рассчитывать на стипендию, пусть и скромную, а в средней мореходке вообще находились бы на государственном обеспечении, да и в самостоятельную жизнь вступали на два-три года раньше. Дети из малообеспеченных семей, в сущности, лишались средств к существованию, и эта незанятая части молодежи становилась ресурсом для криминальной среды.

После длительных и нервных дискуссий Олейникову удалось получить разрешение на введение в порядке эксперимента двухступенчатого образования. Наши учебные заведения объединились, и из наименования вуза исчезло слово «инженерное»: он стал называться «Петропавловск-Камчатское высшее морское училище».

Нелегкую работу пришлось проделать по составлению учебных планов двухступенчатой подготовки, далеко не просто было разрушить привычные стереотипы и объединить на младших курсах – на первой ступени – изучение обязательных для высшей школы общенаучных и общетехнических дисциплин с профессиональной подготовкой, необходимой для замещения соответствующих должностей на производстве. С первых же шагов ощущалась необходимость пересмотра квалификационных требований к профессиям и специальностям на самом производстве, в нашем случае – к номенклатуре судоводительских должностей на морском и рыбопромысловом флоте. Без этого проводимая нами реформа была обречена на поражение. 

Не было бы счастья, да несчастье помогло. Не сработал один из основных тезисов новой системы – завершение обучения после первой ступени. Все закончившие первую ступень пожелали учиться дальше, вследствие чего сама идея двухступенчатого образования потеряла смысл.

В состав нашего факультета влились группы судоводительской специальности из средней мореходки для доучивания по традиционной системе. Работать с ними было легко, тем более что у меня появились две должности заместителей декана – по среднему образованию и по практике. Обе они замещались моими выпускниками Анатолием Григорьевичем Глушаком и Александром Александровичем Кутеневым, учившимися в Дальрыбвтузе четверть века назад. Ответственные и добросовестные люди, они не просто помогали мне, а, в сущности, сняли с меня заботу об этой части контингента.

На занятиях по мореходной астрономии

Кафедру судовождения теперь возглавил возвратившийся из аспирантуры Константин Петрович Бочаров – к сожалению, так и не представивший диссертацию к защите.

Алексея Павловича Белаша, учившегося в аспирантуре одновременно с Константином Петровичем, я переманил из Владивостока. Ректору я приукрасил его успехи в работе над диссертацией и для большей убедительности даже назвал с ходу придуманную тему. Преподавателем Алексей Павлович оказался хорошим, добросовестно тянул лямку заместителя декана, но вот с диссертацией у него так и не получилось.

Большие надежды мы с Костей возлагали на Александра Андреевича Афицкого, молодого капитана, обладавшего, как мы считали, ценным производственным опытом. К сожалению, Александр Андреевич, как говаривал известный персонаж, все чаще стал «хватать администрированием», и на этой почве возникало недопонимание.

В числе новых преподавателей были и наши собственные выпускники, и штурмана, уволенные в запас из военно-морского флота. Эпоха тяжелого кадрового кризиса осталась позади.

Ректор Олейников взял курс на повышение научного потенциала училища. С этой целью он привлек к работе по совместительству несколько докторов наук из научно-исследовательских учреждений области, а также поощрял приглашение для чтения отдельных курсов профессоров из центральных вузов. На нашем факультете прочитал цикл лекций по автоматизации судовождения Алексей Михайлович Жухлин из Ленинграда, первокурсникам прочитал лекции по географии океана виднейший специалист в этой области Соломон Борисович Слевич. Я был глубоко благодарен этим видным ученым, от которых училище получило несомненную пользу. Да и им было интересно побывать у нас на Камчатке.

Экскурсия с первокурсниками в порт

С конца августа на всю осень училище арендовало лагерь отдыха в районе Паратунки, возле прекрасного горного озера Микижа. Туда вывозились первокурсники нового набора, и в отрыве от соблазнов города отрабатывалась строевая организация курсантов, проводились занятия по обычному расписанию. Некоторые преподаватели оставались в лагере на всю неделю, другие для чтения лекций выезжали на полдня. Я тоже отправлялся туда то на попутной машине, то на рейсовом автобусе, остановка которого находилась в паре километров от лагеря. Вышагивая по лесной дороге, было время полюбоваться скромной прелестью камчатской осени, и подумать о метаморфозах судьбы, и пожалеть, что жребий преподавателя оставляет так мало времени для живого общения с природой.

*

Предприимчивость Олейникова, соединенную с безбоязненным поиском нестандартных решений, невольно приходилось сопоставлять, особенно в первое время, с осторожным академизмом Лукьянова. За короткий срок училище более чем в два раза увеличило площади учебных помещений и общежитий за счет объединения со средней мореходкой, хотя приобретенные здания и находились в крайне запущенном состоянии и требовали основательного ремонта, который тут же и начался. Борис Иванович добился передачи училищу городского плавательного бассейна и дома культуры рыбаков с одним из лучших в Петропавловске зрительным залом. А в планах Олейникова было открытие в училище собственной аспирантуры и создание совета по защите диссертаций.

Борис Иванович в общении был напорист, иногда даже слишком. Когда я в который раз пожаловался ему на зимний холод в аудиториях факультета, он пришел в наш корпус и, быстрым шагом пройдясь по аудиториям, меня же и обвинил в том, что окна плохо оклеены. Я попросил его подойти к первой попавшейся батарее отопления и потрогать ее рукой; от нее исходил ледяной холод, тут оклеивай – не оклеивай, теплее не станет…

Оказывается, характер человека проявляется и в том, как он ест. С Борисом Ивановичем мы не раз сидели вместе за столом в училищной столовой. Похоже, для него не было понятий «вкусно – не вкусно». Он ел напористо, ничего не выбирал в тарелке, стремительно работал ложкой и торопливо пережевывал пищу. Было в этом что-то иное, чем то, что открывалось в обычном деловом общении, какие-то неизвестные мне черты его натуры.

Они проявились спустя некоторое время, когда стало известно – больше по слухам, – что при училище организована какая-то частная компания, которая не то приобрела, не то взяла в аренду старенькое судно – транспортный рефрижератор. В числе ее учредителей называли самого Олейникова, его жену – доцента кафедры общественных наук – и нового проректора Бориса Александровича Тристанова, раньше работавшего проректором Калининградского рыбвтуза. Все, относящееся к этому предприятию, держалось в тайне, даже Тристанов, с которым у меня сложились доверительные отношения, на мой вопрос – что это за компания такая, смутился и ответил, что он не имеет права разглашать какие-либо относящиеся к этому сведения. Все попытки прояснить обстановку встречали со стороны Олейникова жесткий отпор. Однако деканам было предложено планировать прохождение курсантами практики на этом судне. А вести переговоры на этот счет надо было с Афицким, преподавателем нашей кафедры, уже проявившим среди коллег свою несговорчивость. Оказывается, он был в этой «засекреченной» компании исполнительным директором. Что-то нехорошо получалось.

*

Ситуация с обеспечением плавательной практики несколько разрядилась с получением Дальневосточным отрядом учебных судов нового парусника – трехмачтового барка «Паллада». На перегон «Паллады» с Балтики во Владивосток должна была пойти группа практикантов, а руководить практикой было поручено доценту Синяеву. Рейс предстоял интересный, с заходами в экзотические порты, но я сразу отказался от претензий на участие в нем: надо было дать дорогу другим преподавателям, чтобы они не сочли себя обиженными.

Возвратившийся из плавания Синяев поделился своими богатыми впечатлениями. На острове Маврикий при заходе в Порт-Луи в поднявшемся на борт «Паллады» лоцмане он узнал того самого иностранного студента, с которым я когда-то видел его при нашей первой встрече в Одессе. До чего же тесен мир!

В следующий рейс на «Палладе», с заходом в Японию, руководителем практики был направлен Константин Петрович Бочаров. Возвратившись, он рассказывал, что к приходу во Владивосток вся палуба парусника была заставлена подержанными автомобилями, приобретенными членами экипажа в японских портах. Разве можно было раньше представить себе частные грузоперевозки на учебном судне!

На руководство практикой в одном из следующих рейсов «Паллады», с заходом в Соединенные Штаты Америки, в Сан-Франциско, разгорелась конкуренция. Не прочь были отправиться в завлекательный вояж и скромный Белаш, и напористый Афицкий, да и те же Вячеслав Александрович и Константин Петрович. Чтобы унять страсти, я предложил компромиссный вариант – кандидатуру проректора Тристанова, инженера-кораблестроителя по образованию. О себе я и не пытался говорить.

*

Каких только странностей не встречалось в работе декана!

По праздникам здание нашего факультета расцвечивалось флагами Международного свода сигналов. Вывешивать флаги поручалось молодым парням из учебно-вспомогательного состава. Две гирлянды из соединенных друг с другом флагов протягивались на фасаде: одна – с правого угла крыши, другая – с левого, сходясь у козырька над входом в здание. В праздничные дни в здании никого не оставалось, кроме вахтерш – пожилых женщин.

Однажды дома у меня зазвонил телефон: вахтерша сообщала, что штормовым ветром гирлянду разорвало. Забираться на крышу в штормовую погоду – дело опасное. Вспоминаю старую капитанскую заповедь: «Никогда не делай за других никакую работу, кроме опасной». Значит, лезть на крышу мне. Срочно еду к своему корпусу. Некрасивая картина: верхняя половина разорванной гирлянды горизонтально вытянулась по ветру, бьется о стену, того и гляди, флаги оторвутся и улетят неведомо куда. Хорошо, что вахтерша догадалась и подобрала нижнюю половину гирлянды, упавшую на землю.

Повезло еще, что, вывешивая флаги, завлаб Сергей не запер на замок выход на крышу.

Откидываю люк – ну и дует же тут! Того и гляди, сбросит с высоты пятиэтажного дома. По правилам хорошей морской практики, следовало бы обвязаться страховочным концом, да где его взять. На четвереньках перемещаюсь к антенне радиопеленгатора, за которую закреплен конец гирлянды. Отвязать-то отвяжу, но как бы меня вместе с флагами ветер не сбросил на землю! Ногами обнимаю антенну (черт возьми, только сейчас замечаю, как она ненадежно закреплена!) и один за другим вытягиваю флаги. Вторую гирлянду просто отвязал – соберу флаги на земле.

Другой раз пришел по каким-то делам в корпус нашего факультета через несколько часов после окончания занятий; в это время обычно ни курсантов, ни преподавателей в здании уже не было. В вестибюле стояли три женщины, явно кого-то поджидая. Спрашиваю – не в деканат ли они пришли? Женщины смущенно замялись. Это меня заинтриговало: все-таки я вправе знать обо всем, происходящем на факультете Настойчиво спрашиваю еще раз – может быть, я чем-нибудь могу помочь? Ответ изумил: они ждут преподавателя… астрологии. Этого только мне не хватало!

Женщинам я предложил разойтись по домам, а на следующий день разъяснил Синяеву: верить хоть в астрологию, хоть в черную или белую магию – это его личное дело, но использовать помещения училища для занятий такого рода не следует.

Виктория Островская, преподавательница физвоспитания, была известна своей страстью к дальним плаваниям на парусной яхте и настойчивостью, с которой она пробивала все необходимое для ее путешествий. Но в этот раз она пришла ко мне с жалобой на курсанта Богданова, который, по ее словам, во время занятия показывал ей половой член. Она требует, чтобы я как декан разобрался и принял меры. Как тут разбираться и какие меры принимать? Внушить курсанту, чтобы он половой член не показывал? Вызываю Богданова, хорошо мне известного своей шустростью и склонностью к остроумию. Курсант утверждает: «Владимир Вениаминович, я не показывал». Единственная мера, которую я смог применить по отношению к нему, это сказать: «Извинись перед Викторией Григорьевной и сделай, пожалуйста, так, чтобы мне никогда больше не пришлось разбираться с такими жалобами».

*

Универсальные электронно-вычислительные машины 70 – 80-х годов, громоздкие и капризные в обслуживании и эксплуатации, были плохо приспособлены для использования на мостике судна. Для общения с ними нужно было составлять программы на непонятном непосвященным языке, а низкая скорость ввода информации сводила на нет преимущества, которые давала высокая скорость ее обработки.

То ли дело микрокалькуляторы: они компактны, недороги, непритязательны в эксплуатации. Правда, их первые образцы могли выполнять только четыре арифметических действия, зато пользование ими не требовало никакой специальной подготовки. Но даже сравнительно несложную задачу судовождения решить с помощью такого калькулятора невозможно. Затем появились калькуляторы, позволяющие получать значения тригонометрических и обратных тригонометрических функций. Казалось бы, давняя мечта штурмана осуществилась: не нужно возиться с таблицами осточертевших логарифмов, исписывать бланки скучными колонками цифр, в которых впору запутаться. Но не тут–то было. С таким микрокалькулятором уже невозможно работать «методом тыка», а нужно руководствоваться заранее разработанной программой, определяющей последовательность нажатия клавиш и ввода величин. Специалисты энергично взялись за разработку алгоритмов астрономических и навигационных вычислений с помощью таких микрокалькуляторов, и я, активно используя калькуляторы в учебном процессе, конечно, тоже приложил к этому руку.

С выпускниками-ускоренниками

Принципиально новые возможности открыло появление программируемых микрокалькуляторов. В их памяти могла сохраняться однажды набранная последовательность команд; набрав шаг за шагом программу вычислений лишь один раз, можно было при включенном калькуляторе выполнять однотипные вычисления практически сколько угодно раз, лишь изменяя вводимые числовые данные. Более того, программу вычислений можно было сберечь в ячейках памяти выключенного калькулятора, чтобы, когда возникнет надобность вновь к ней обратиться, не выполнять заново ее трудоемкий набор. Однако возможность сохранения программ вычислений ограничивалась сравнительно небольшим объемом памяти запоминающего устройство; к тому же, рекомендуемые правила размещения программ не обеспечивали эффективное использование даже этого объема. Мне пришлось повозиться, чтобы разработать оптимальный способ размещения программ; полученные рекомендации были опубликованы в одном из информационных сборников.

Язык команд для программированных микрокалькуляторов был довольно сложным, и составление программ для них и было делом трудоемким, в силу чего неподготовленному пользователю было нелегко с ним справиться.

Понимая это, преподаватели как гражданских, так и военных морских учебных заведений, стремясь опередить друг друга, активно взялись за разработку программ для микрокалькуляторов. Я разработал оригинальные программы для таких громоздких штурманских вычислений, как расчет плавания по кратчайшему расстоянию между точками земной поверхности – по дуге большого круга, и расчет коэффициентов и таблицы девиации магнитного компаса. Думаю, что мои программы были более удачны, чем аналогичные программы других авторов.

Другая задача, над которой я долго и упорно работал, заключалась в применении методов так называемой «малой выборки» к результатам навигационных измерений. В повседневной штурманской практике небольшое число наблюдений – ситуация, характерная для традиционных способов определения места судна. Мои научные предшественники рекомендовали для оценки точности использовать либо результаты конкретных оцениваемых измерений – но надежность таких оценок из-за малого объема используемого для их получения материала была невысока, либо использовать оценки, полученные по правилам математической статистики из больших рядов измерений, выполненных в аналогичных условиях. В последнем случае сомнительной оставалась сама возможность применения таких статистически осредненных оценок к конкретным наблюдениям в конкретных условиях, которые, конечно, могут заметно отличаться от абстрактных среднестатистических.

Я высказал идею оптимизации методов оценки точности измерений путем совместного использования полезной информации, содержащейся в том и другом методе оценивания. Практическая реализации предложенного мною способа требовала довольно большого объема вычислений, и я по многу часов мучил свой программируемый микрокалькулятор, просчитывая примеры. Впрочем, при использовании более серьезных средств вычислительной техники трудоемкость вычислений не имела принципиального значения. Результаты были опубликованы в двух выпусках информационного сборника, однако в последние годы интерес к традиционным методам навигационных измерений ослаб, так как на смену им пришли иные, связанные с использованием радиолокатора, радионавигационных систем наземного и спутникового базирования. Что ж, всему свое время. 

*

В последние годы работы в Петропавловске-Камчатском я много внимания уделил модернизации курсового проектирования по навигации и лоции.

Я с увлечением взялся за написание методического руководства по навигационному планированию промыслового рейса, которое должно быть направлено на достижение трех взаимосвязанных целей:
обеспечить выполнение перехода в соответствии с заданным критерием оптимальности (чаще всего – минимумом затрат времени на переход);
обеспечить навигационную безопасность плавания;
облегчить работу штурманского состава за счет тщательной проработки маршрута перехода и продуманной очередности действий.

Некоторых моих коллег-навигаторов вполне устраивал такой необременительный подход к выполнению курсового проекта, при котором познание новых элементов штурманской работы сводилось к минимуму, а сам процесс проектирования приобретал унылый ремесленнический характер. Я же настаивал на том, что курсовое проектирование должно быть насыщено компонентами творчества и не просто следовать сложившимся канонам судовождения, но, насколько это возможно, опережать их. Поэтому я включил в руководство разделы об основах графического представления информации, разработанных в инженерной психологии и эргономике, о принципах выбора способов определений места судна, их требуемой точности и частоты. В руководстве, насколько это оказалось возможным, была предложена методика изучения района промысла, которая раньше не была отработана. Для всех необходимых вычислений даны детальные указания по расчетам с использованием программируемого микрокалькулятора, а там, где это возможно, – ЭВМ приемоиндикатора спутниковой навигационной системы. Жаль только, что издательские возможности нашего училища были тогда чрезвычайно скромными, и, как ни старались в редакционно-издательском отделе, книжка с отпечатанным на пишущей машинке текстом и в самодельном переплете выглядела сиротски.

*

Разработку подходов к проблеме безопасности мореплавания как самостоятельной научной и учебной дисциплины я продолжил сразу же после приезда в Петропавловск, просиживая часами в областной библиотеке, как и еще раньше – в областной библиотеке Калининграда и ленинградской «Публичке». Перечитал множество журнальных статей, обратился к морским словарям – от самого старого из найденных, изданного в 1893 году, до только что вышедшего морского энциклопедического словаря. Заглянул и в немецкие, и в английские, и в польские словари. Чем больше я углублялся в эту тему, тем очевиднее становилась ее полная неразработанность. Даже в определении общеизвестного понятия, как «безопасность», не было единства во мнениях, а уж что касается термина «безопасность мореплавания», то тут царил полный разнобой. Старый мой знакомый, профессор из Тарту Михаил Аркадьевич Котик, справедливо заметил: «Если какая-то область знания претендует на научность, она должна располагать четкими однозначно трактуемыми определениями, ибо нельзя делать научные построения на зыбкой почве».

В результате длительного и всестороннего изучения проблемы я пришел к выводу, что безопасность мореплавания – это система защиты морских судов от угрозы утраты ими мореходного состояния вследствие воздействия опасных природных и техногенных факторов, а также охраны человеческой жизни на море, защиты окружающей природной среды и искусственных сооружений на море от неблагоприятных проявлений самого мореплавания. Найденное определение позволило перейти к разработке структуры безопасности мореплавания как научной дисциплины и наполнению ее реальным содержанием.

С капитаном 1 ранга А.С. Снегуром

Приехавший с визитом на экзотическую Камчатку все тот же Бутыркин, директор Центрального учебно-методического кабинета нашего министерства, ехидно вопрошал меня: «Не оставили еще ваших попыток превратить "Безопасность мореплавания” в отдельную дисциплину? Нет такой науки, вся безопасность заключена в "Навигации”!». Доказывать ему что-либо было бесполезно, и только когда вузы были выведены из-под опеки учебно-методического кабинета, безопасность мореплавания появилась в нашем учебном плане. Вскоре этот предмет появился и в учебных планах других морских вузов, а затем и в типовом учебном плане, одобренным учебно-методическим объединением морских вузов.

Взявшись за разработку рабочей программы курса, а, в сущности, за наполнение конкретным содержанием я неожиданно столкнулся с полным непониманием со стороны своего коллеги Афицкого, которому было поручено вести эту дисциплину вместе со мною. По его мнению, часы, отведенные на изучение безопасности мореплавания, надо использовать для своего рода повторения пройденного, для закрепления знаний, полученных при изучении других дисциплин, таких, как теория корабля, управление судном и т. п. Я же оставался на позиции, заключающейся в том, что эта дисциплина должна иметь свой предмет и свою методологическую основу, что, конечно, не исключало опоры на знания, приобретенные при изучении смежных дисциплин. В курсе «Безопасность мореплавания», в моем представлении, должен изучаться комплекс организационных и технических мероприятий, вытекающих из понимания безопасности как системы. Иначе говоря, в этом курсе должны, к примеру, изучаться не формулы для расчета остойчивости судна – они изучаются в теории корабля, – а кто, когда, что и как должен делать для сохранения или восстановления остойчивости. Занимаясь вопросами теоретического обоснования безопасности мореплавания как самостоятельной дисциплины, я одновременно отрабатывал тематику практических занятий, стараясь сделать их интересными для курсантов. Так, одно из занятий проходило в форме «судебного разбирательства» столкновения сухогруза «Петр Васев» с пассажирским пароходом «Адмирал Нахимов». Между курсантами были распределены роли представителей обвинения, защитников, свидетелей, экспертов и т. д. В их распоряжение были предоставлены все доступные материалы по делу – как газетные и журнальные публикации, так и подлинное заключение расследовавшей аварию государственной комиссии. Важно было не столько то, что форма занятия была занимательна, но то, что его участники глубоко вникли в причины, обстоятельства и последствия произошедшей трагедии, сделав для себя выводы на всю последующую профессиональную жизнь. 

*

Камчатское историко-просветительское общество «Мемориал» выдвинуло меня в областной совет народных депутатов. На выборах в жесткой борьбе с соперниками моя кандидатура одержала верх, и я стал депутатом. Двое наших преподавателей, баллотировавшихся по другим округам, не прошли, а Олейников был избран в городской совет. При распределении обязанностей в постоянных депутатских комиссиях я стал заместителем председателя комиссии по культуре, науки и народному образованию. На председательскую должность, на которую меня выдвигали в этой комиссиях, я не дал согласия, так как это было связано с переходом на основную работу в совет, а я не хотел оставлять деканские обязанности.

Однако спустя полтора года пришлось вернуться к этому вопросу. Председатель моей комиссии из-за болезни выбыл из строя на длительное время, и мне пришлось фактически его выполнять его обязанности на общественных началах. А потом он был выбран заместителем председателя областного совета, и моя кандидатура снова была выдвинута на должность председателя комиссии. Переговорив со всеми членами комиссии и посоветовавшись с Тристановым (Олейников был в отъезде, в отпуске), я дал согласие и перешел на работу в совет. В училище за мной осталось полставки профессора кафедры судовождения – по совместительству.

После роспуска совета еще год проработал советником губернатора по науке, но семейные обстоятельства потребовали моего возвращения в Калининград.

С тяжелым сердцем прощался я с Камчаткой. Здесь оставались мои друзья, мои ученики, оставалось дело, в которое я вложил столько сил, столько умений и души.

Выруливший на взлетную полосу самолет разбежался и оторвался от бетонки, взяв курс на запад. Через несколько минут после взлета земля Камчатки скрылась под облаками. 

К продолжению